— А зачем? Нам вроде делить нечего, — пожал плечами Хонсюдзин. — Или ты биться пришёл?
— Я что, Дурак? — возмутился я.
— Знаком? — страдальчески сморщился собеседник.
— Угу, — страдальчески сморщился я.
— А зачем ты пришёл? Я думал — познакомиться-поговорить о твоей ноше.
— О ноше — интересно, — не стал спорить я. — Но на кой, извиняюсь, хрен, ты спёр моих партнёров?
— Чего? — вылупил на меня глаза собеседник.
— Эльфа и двергу, партнёров наших… — уже сомневаясь выдал я, под неуверенные кивки Ленки.
— Дверги — альвы Скандинавии? — произнёс Хонсюдзин, на что мы кивнули, а одна из его жён сделала согласный жест, поклацав по явно сетевому терминалу. — Не пёр я никаких двергов. Да и эльфов, — отрезал он. — Лирин со мной добровольно и…
— По любви, — выдала ушастая, согласно махая ухами.
— Ничего не понимаю, — признал я.
— Я — теперь тоже, — признал он. — Давай разбираться.
— Давай.
Стали разбираться, жёны эти многочисленные подключились. И выходила такая фигня: этот дохлый самурай нас… налюбил. То есть, умирал, ну и навешал лапши на ухи. У самурая нет цели, только путь. И путь назвиздить перед смертью, да уж.
— Видимо вассал этого, — сморщился Хонсюдзин, — придурка. В моё время такие и родиться-то не могли, — в сердцах отметил он.
— Ну да, сдохли бы во младенчестве, — хмыкнул я.
— Именно. А дракон…
— Червяк!
— Ну да, — хмыкнул он. — Один на Окинаве. И умер, вроде, недавно.
— Точно умер. Возвращается, муж мой, — подала голос сетевая жена.
— В общем — понятно, — хмыкнул он.
— Ну да, — признали мы с Ленкой хором, хмыкнув.
— А почему к Кащею с этим обратились? — заинтересовалась Зелёнка.
— А потому, Елена, что он — может меня убить, — развёл руками Хонсюдзин. — Совсем и окончательно. А у придурка в свите есть пророки…
— Этот меня тоже, — потыкал я в этого. — Довольно просто, как и я его. Ох, крутит небывальщина… — покачал я головой.
— Всегда крутила, — вздохнул Хонсюдзин. — В общем — сам понимаешь. Не Иван, — ржанул он.
— Да уж понимаю. Ну, хоть познакомились, и то неплохо.
— Неплохо. Но, раз уж ты тут… я тебе должен, Бессмертный.
— Эммм…
— Имя — это Ноша. Судья. Бессмертный. Царь. Это не слова.
— Царём — не хочу.
— А… а может, и вывернешься, — прищурился собеседник, колебля небывальщину. — А что за аспекты Имени ты принял?
— А я знаю, какие они были? — отпарировал я. — Ну интересно — это понятно.
— Это и без имени так. Интересно, — хором выдали мы.
Начали разбираться: ну Судья — это то, от чего не “откосить”. Сама суть. Бессмертие — туда же. Мудрость… ну не знаю, я как-то дурак временами, хорошо, не Иван. Да и тот, кто был Кащеем… ну не дурак, но и не мудрила непогрешимый, факт. Хотя тут чёрт знает. И ряд стремлений: к равновесию, справедливости там, хотя прямо скажем — они просто нормальны для разумного. А не свинотраха или упыря какого.
Я вот в упор “ноши” особой не видел, но Хонсюдзин хамски давил многотысячелетним авторитетом, утверждая, что я ещё молодой да ранний. Ну, посмотрим, не уверен.
Кстати, довольно интересно оказалось с его новым Именем. Я, Зелёнка, да и все думали — какой-то хрен с Хонсю, всё понятно. А на деле оказалось, что он Хон Сюдзин, костяной узник, блин. Это всё нихонские иероглифы и вообще — развели у себя бардак.
А дальше он начал “расплачиваться”. А именно — рассказывать про королей, которые царь Кащей. И капусту, которая небывальщина и что творилось.
И интересно чертовски. Во-первых, всё в небывальщине — с Земли. Духи — это души. Разумных, неразумных, но так. По крайней мере, насколько Ка… Хонсюдзин знал, а знал он дохренища. И все эти Титаны, Боги, Металюди — души. Человеческие, хотя и до человеков на старушке-Земле вское копошилось и подпрыгивало.
Так вот, на определённом уровне могутности, нечистик, а по сути — душа, отказавшаяся от материальной природы, в чём-то вырвавшаяся с “колеса сансары”, получает… ну возможность, стать стихией, местом, явлением, частично оставаясь собой. В общем — понятно, бонусов много, но и недостатки в виде привязки к тому, воплощением чего становишься. В общем — не огонь, вроде бы, хотя подумаю.
Совсем далее — боги. Это пошедшие по пути… служения. Прям как чиновники, недоброй памяти. Сначала — духи-хранители. А потом: требований больше, делают меньше. Не они людям, а люди их рабы… ну понятно, в общем. При этом, были совершенно объективные ограничения для проявления в материи, которые я чувствовал и сам. А боги их обходили: вера кучи баранов.
Ну было и было, хотя Титаны огребли люто, божествам такая сила не по нраву. И вот, Яхве, на определенный момент начал интригу: типа чудеса — только его. И у него почти получилось. Ключевое слово “почти”. Концентрация веры в его чудесатость, а остального не бывает, стала такова, что отделила небывальщину от материи. И всё бы для него хорошо, вот только проблема была в верующих баранах и СЛИШКОМ хитрой интриге.
Религия оказалась таковой, что Яхве выпнуло в небывальщину вместе с остальными. Потому что то, во что верили, и он — две большие разницы.
— А что с ним случилось-то? Титаны прибили? — заинтересовался я.
— Да нет, они скорее спасибо сказали бы, боги-то без подпитки верующих в небывальщине, — ехидно оскалился Хонсюдзин. — Но один из Титанов сильно на него зол был.
— Не тяни!
— Уговорил. Фосфор сожрал Яхве.
— Фосфор? — не вполне понял я.
— Фосфор, Денница, Люцифер. Титан утренней звезды, Светоносный.
— Бугагашеньки! — дошло до меня, а на удивлённые взгляды я пояснил — это, выходит, гыг, Яхве “за козла ответил”.
Зелёнка развеселилась, да и Хонсюдзин с частью жён — видимо, “въехали” в аналогию.
Но это — общая картина, ряд законов и вообще. Интересно и важно. А потом безносый, с мечтательным выражением лица, рассказал “Историю Кащея Бессмертного”, которую он прекрасно помнил с момента “жизни” — ни титаном, ни богом он не был и не стремился.
— Хотя глупостей наделал, — самокритично признал он.
Итак, на среднерусской возвышенности в незапамятные времена, в забытой деревушке забытого народа жил паренёк. И очень ему было Интересно. Почему вода мокрая, солнце светит и вообще. Но был он не просто любознательным, а деятельным. За что односельчане его не особо любили и даже отселили подальше.
— Свинотрахи. Свинотрахи никогда не меняются, — озвучил я абсолютную максиму бытия.
В общем, придумал этот парень какой-то там охренительный плуг или копалку, деталей не было. Пейзане снисходительно приняли новинку через пару лет демонстраций, спасибо не говоря. И через немного времени какой-то рукосуй что-то себе сломал. Ну а виноват паренёк, которого чуть не убили колотушками и выгнали “злобного колдуна” из селения.
Потом — скитания, рабство, обучение у чернокнижника, мучительная смерть. Не самая приятная история, прямо скажем.
— Переродился, вернулся, отомстил. Обязательств набрал — сам себя проклял, — хмыкнул Хонсюдзин. — Ну, может, и справишься, — с сомнением посмотрел он на меня. — Я — не смог. Устал. Хоть сейчас ожил, — опять потянулся он с счастливой мордой. — И Иван ещё этот, — передёрнулся он.
— Да, Иван — ещё тот, — признал я. — А дальше?
— Да ничего дальше. Что мстил, что не мстил. Тлен, — отмахнулся он. — Пробовал построить что-то по уму. Так “злодей!” Свинотрахи, как ты и говоришь, — хмыкнул он. — Всё херили, чтоб их.
— И Иван, — покивал я.
— А это чудовище, чтоб его — порождение свинотрашьего раздолбайства! Воплощение, на двух ногах!
— Ну в чём-то — да, — не мог не признать я. — Но сейчас вроде всё не настолько страшно, — не слишком уверенно протянул я.
— Ещё не вечер, — посулил Хонсюдзин. — Хотя в этот раз многое поменялось.
— Поживём — увидим, — пожал плечами я. — Слушай, а ты не знаешь, поняши есть?
— Поняши? — удивился он, а жена-хакер стала пересылать ему информацию из сети. — Не встречал. А зачем тебе?
