Подробностей своей смерти Дзиро, конечно, видеть не мог – он был уже мёртв. Но ему почему-то до сих пор кажется, что всё так и случилось, так и произошло: трость, сигара, месиво, отличная спортивная тачка.
– Псов отзови, да? – из подстёжки комбинезона Спитфайр достаёт длиннющую курительную трубку-кисэру: из нагрудного кармана – кожаный кисет. Прикуривает Спитфайр от указательного пальца.
…закурив сигару…
…измазав кончик трости…
Дзиро трясёт головой, прогоняя наваждение. Напротив Дзиро – мертвец. Такой же мертвец, как и сам Дзиро. И не более того. Напротив всего лишь кусок разлагающейся плоти – бывший профессионал, бывший пожарный, бывший муж и отец.
Если бы у Дзиро было чувство юмора, он пошутил бы что-то насчёт того, что мёртвые не потеют, не кусаются и всегда молчаливы. Но у Дзиро и при жизни были напряги с чувством юмора, а что уж сейчас-то. Если бы Дзиро любил просто так молоть языком и тревожить атмосферу глупыми ненужными словами, то он сказал бы какую-нибудь банальность, вроде «Трупы, наконец, встретились – чтобы убить недруг недруга». Но Дзиро Пузырь никогда не был особо разговорчивым малым.
– Ребятки, погодите пока. – Скалится Дзиро, чувствуя, как с него сползает маска-голограмма. Лицо его – не лицо вовсе, а шрамы и пустоты, какие бывают после того, как над телом похозяйничают кожееды и личинки двукрылых. – Я сказал, погодите!
Стажёры опускают руки, стажёры падают на колени, прорастают силовыми линиями-корнями в бетонный пол, но ни на миг не ослабляют захваты – крепко держат Акиру-феникса, который только и ждёт, чтоб трансформироваться в огненную пташку.
Спитфайр оглушительно хохочет, трубка качается в его губах как маятник, Спитфайр улыбается.
Дзиро рассматривает безумную гримасу мертвеца-профессионала. Дзиро знает, что точно такой же оскал сводит его собственные челюсти. Дзиро в курсе: умирать неприятно. Даже во второй раз.
Тогда, давно… – сколько времени Пузырь провёл, разлёгшись на асфальте – один Будда знает. Долго, наверное, лежал, марая кровью пыль. А потом пришёл босс, и сказал Слово, и Дзиро восстал, и на спине его была сточасовая татуировка якудзы. Это было давно. Очень давно. А сейчас…
…колибри вьются над головой Дзиро Токусацу.
Птицы-глаза. Птицы-шпионы. Птицы-оружие.
Да-да, Дзиро щёлкает себя точно меж карих очей – так он выпускает на волю ручных колибри. Два по шесть сантиметров тельца – быстрых и смертоносных – вылетают из синтоволоконных наростов-гнёзд. Колибри кружатся над черепом Дзиро и зависают в воздухе: обманчивая неподвижность – всё-таки восемьдесят взмахов крылышками в секунду.
Два жука выскальзывают из-под каски Спитфайра, цепляются лапками за уши мертвеца, чуток висят, скатываются по комбинезону хозяина. Задержавшись на кистях, ощупывают профессиональные татуировки и рубцы от ожогов. И шлёпаются на пол котельной и, перекувыркнувшись, выдергивают из пустоты шарики навоза.
Шарики не пахнут, – уверен Дзиро. – Конечно, не пахнут. Вообще ничем не пахнут.
Жуки-scarabaeus – внизу.
Колибри – вверху.
И вдруг из-под потолка падает молодой кынсы – и, спикировав, на лету проглатывает одну из пташек Дзиро: огромная пасть на мгновение ощеривается внушительными жёлтыми клыками и – хррр! – захлопывается.
Глупо.
Смертельно глупо.
Не проходит и секунды, как сибирский монстр буквально взрывается изнутри, кишками заляпывая балки перекрытий, фонтанчиком зелёно-чёрной крови проливаясь на якудзу и Спитфайра, грязными меховыми перьями осыпая недавних дуэлянтов. Это колибри выбирается наружу. Неуютно, видать, маленькой беззащитной птичке в желудке у хищника. Был кынсы, и нет его. Рожки да ножки от него остались, кусочки мелко изрубленного фарша да брызги.
А колибри летает себе, как ни в чём не бывало. Крылышки сверкают-блестят. Красивая пташка, декоративная и, главное, не маркая: сколько кровищи вокруг, а на колибри ни капельки, ни пёрышка.
Якудза и Спитфайр даже не пошевелились. Мертвецам смерть не в новинку, подумаешь.
Взгляды.
Некроз, омертвение тканей.
Победит сильнейший, победит лучший.
Композиционные ткани комбинезона – кевлар, терлон и армос – разваливаются на куски. Синий луч раздирает прогнившую грудь феникса, исчерпавшего ресурс. Луч бьёт по ногам якудзы, якудза падает лицом вперёд, тело его изламывается в пояснице, пятки запрокидываются вперёд – к голове, к вискам. Рифлёные трёхслойные подошвы кроссовок распахиваются лепестками голландских тюльпанов, за лепестками – пестики-тычинки, присыпанные жёлтой пыльцой. Отдельные крупинки пыльцы набухают прыщами и лопаются, выплёскивая сукровицу и гной. Гной вскипает, пар клубится над самоочищающимися подошвами и гнёздами колибри. Испарения разделяются на фракции красного, чёрного и болотно-зелёного цветов – и сплетаются, стягиваются в кабельную жилу. Тройная жила, как хлыст надсмотрщика, щёлкает в воздухе котельной и туманной дымкой устремляется к Спитфайру. Жила перехватывает синий луч, шипит, извивается, отклоняет энергию феникса от якудзы.
И, легко приподняв над угольной кучей, опрокидывает Спитфайра на спину.
Две силы – луч и хлыст.
Чья возьмёт?
Скарабеи катят свои шарики к якудзе. Хитин, лапки, хитин. И навоз, который ничем не пахнет.
Колибри атакуют Спитфайра, крылышками-бритвами отсекая куски мумифицированной плоти. На крылышках пташек свернувшаяся кровь.
Жуки перебирают лапками.
Жуки спешат.
Спитфайр приподнялся на локтях и с умилением наблюдает за вознёй ручных любимцев: молодцы, жучки, катите шарики, катите!
– Эра!!.. – кричит Спитфайр.
– Проф-ф-фе-э… – хрипит Спитфайр перерезанным горлом.
– …ээээсс-си… – синий луч гаснет под напором кабельной жилы, перевившей начальника депо от щиколоток до подбородка.
Колибри повисают над коленями Спитфайра: костная крошка, костная пыль – колибри пилят ноги фениксу.
Жуки перебирают лапками.
Жуки спешат.
Акиру всё также держат стажёры – ублюдки гиены и байбака – Масами и Арисава. Силой юной прихватили, крепко-крепко зацепили лейтенанта Оду непрогретыми талантами. Если мальцы не получив лицензии способны ТАКОЕ творить, то что с ними будет после инициации?!
Жуки спешат.
Жуки перебирают лапками.
Мало помалу – и вот они уже возле личика якудзы, возле пяток его, поблизости лепестков-подошв и корней тумана. Чёрный хитин. Шарики навоза.
Навоза ли?
Скорее уж окатыши, нашпигованные наномелинитом, а значит…
…вспышка!!
Доставка завершена. Спитфайр бесшумно хохочет – горло его вскрыто крылышками колибри, голосовые связки перерезаны. Спитфайр трясётся от хохота, и голова его отделяется от тела и катится по угольной куче, упираясь затылком в лезвие штыковой лопаты.
Взрыв!!
Вспышка.
Взрыв!
Дзиро Токусацу, которого Акира всегда считал своим другом и великолепным собутыльником больше нет.
Или есть?!
Есть подпорченный комплект обгоревших конечностей, полголовы, часть туловища – в общем, второсортный такой биоконструктор «Сделай сам» – для младшего школьного возраста, диск с инструкцией прилагается: мальчики и девочки, сейчас мы подключим сердечко к кровеносной системе, вкачаем шприцом спинной мозг – да-да, из фиолетового тюбика, а затем, мальчики и девочки, мы…
– Кавайи!! Кавайи!! – стажёры отпускают Акиру, стажёры уходят в личное пламя и огненным вихрем проносятся по котельной, материализуясь у останков Дзиро.
Будда, какие таланты! какие талантища! – Акира научился управлять кратковременными трансформациями только после двух лет непрерывного стажа. А мальчишки – до инициации!!
Колибри возвращаются в обугленные гнёзда – смешно наблюдать, как пташки-убийцы пытаются умоститься на обломках дымящегося черепа Дзиро.
Жуки-scarabaeus карабкаются по щекам Спитфайра, скарабеи возвращаются на исходную позицию – ныряют в височные провалы.
– Кавайи?!! Кавайи?!! Дзиро-сан?!
Визжат подшипники вагонеток – однозначно пора заменить. Стажёры причитают над останками Дзиро Токусацу. Но битва ещё не окончена – синий луч сражается с трёхцветным туманом, виток за витком отвоёвывая тело Спитфайра.
Акира напрягается и пережигает оптоверёвку. Теперь он свободен, теперь…
Стажёры поворачиваются к Акире.
…Убейте его! Да так чтоб наверняка, чтоб не воскрес!..
Молодые фениксы готовы исполнить любое приказание Дзиро. Любое! Даже после второй смерти якудзы.
Акира разминает затёкшие руки. И уходит в пламя.
Сначала Джамал шёл. Натыкался на преграды, цеплялся ногами за провода и шланги – падал, опять падал, и поднимался, и ещё раз поднимался – и брёл по ангару-инкубатору, выставив перед грудью руки.
И общепрофсоюзные «кошачьи глаза» и специфические «летучие мыши» снайперов наотрез отказались активироваться и…
…тьма, боль в колене, кровь на щеках.
