Четыре воплощения Принса пали, но троим удалось выжить под натиском: Микрофон Пушка, Третий Глаз и Сетчатая Маска. Но все трое выглядели тяжело раненными и очень рассерженными из-за случившегося.
Я сделал еще один удачный выстрел из Облачной Гитары и сумел попасть Принцу с Третьим Глазом прямо в его третий глаз. Видимо, это было его слабое место, потому что он исчез в потоке сверкающей фиолетовой пыли. Два последних воплощения испустили дух, и это сделала Эйч.
Я почувствовал проблеск надежды. Может быть, у нас все-таки есть шанс победить.
Затем Облачная гитара, которая быстро перегревалась в моих руках, пока я мысленно поздравлял себя с победой, наконец взорвалась, нанеся мне еще несколько сотен очков урона. Моя шкала здоровья начала мигать ярко-красным. Мой аватар был близок к смерти. По жестокому стечению обстоятельств у меня оставалось ровно семь хит-поинтов.
Но это был еще не конец. Нас было трое, а принцев только двое.
«Да!» воскликнул Сёто. «Теперь нас больше, чем их! Пятеро убиты, осталось двое!»
И тогда мы потеряли его. Сёто испустил долгий истерический смех — явный признак того, что он начал страдать от последствий синаптической перегрузки. Затем он подписал смертный приговор своему аватару.
«Один-два принца преклонили перед тобой колени», — пропел он, не сумев подавить смех, вызванный синаптической перегрузкой. «Принцы! Принцы, которые обожают тебя!»
На лице Эйч появилось выражение ужаса, и она откинула голову назад, чтобы взглянуть на небо. Через долю секунды с него сорвалась фиолетовая молния и ударила в Сёто, мгновенно убив его.
Мы с Эйч в ужасе смотрели, как аватар Сёто медленно исчезает, оставляя все его вещи в виде беспорядочной груды на земле. Руководствуясь инстинктом выживания, я подбежал, чтобы забрать их и добавить в свой инвентарь. Эйч побежала туда, чтобы встать плечом к плечу со мной.
В какой-то момент во время стычки Принц в сетчатой маске спустился на землю позади нас. Он стоял лицом к нам, спиной к ступеням, ведущим в Храм Семи. Он угрожающе шагнул в нашу сторону, и в этот момент черный каменный пол арены под его ногами стал золотым, как и пол прямо перед ним, образовав прямую золотую дорожку по центру арены от ее входа. Там, где золотая дорожка пересекалась с пустынным шоссе снаружи, асфальт тоже начал превращаться в золото.
Я взглянул на Эйч и увидел, что она с задумчивым выражением лица пристально смотрит на преобразованное золото под нашими ногами. Затем она снова взглянула на Принца в сетчатой маске. Рядом с ним появилась женщина в сверкающем золотом платье. Она танцевала и кружилась по кругу, а над ее головой висел большой меч. Мой интерфейс сообщил мне, что эта женщина — первая жена Принса, Майте Гарсия.
В воздухе между Принцем в сетчатой маске и Майте парил яркий золотой свет, похожий на крошечную звезду. Он был слишком ярким, чтобы смотреть на него прямо, не ослепнув на мгновение, и я отвел глаза. Но Эйч пристально смотрел на него, не обращая внимания на все остальное.
— Это прямо как в клипе на песню «Семерки»! — кричала она.
— Это тебе поможет? — крикнул я в ответ. Я взглянул вверх и увидел, что Принц с микрофоном-пушкой, казалось, тоже был заворожен золотым светом. Забыв о своих атаках, он просто завис над нами, глядя на нас, и арена затихла впервые с тех пор, как мы вышли на нее.
Секунду спустя я услышал, как женщина начала петь, чистым, красивым голосом. Голос продолжал петь еще несколько секунд, прежде чем я понял, что это Эйч. Она исполняла, а капелла. Слова были из песни, которую я никогда раньше не слышала.
Их семеро, и мы увидим их крах.
Они стоят на пути любви
И мы испепелим их всех…
Чтобы все семь умереть могли. [41]
Когда она запела, два воплощения Принца присоединились к ней. Каким-то образом их коллективные голоса мгновенно воскресили остальных пятерых Принцев, и все они тоже присоединились.
Когда песня закончилась, все семь воплощений Принца спустились вниз и соединили руки перед Эйч. Она выглядела удивленной. И восторженной.
Затем семь принцев изменились и слились, превратившись в одно единственное воплощение принца — того, кто носил черную маску из сетки. Через долю секунды он превратился в светящийся Символ Любви, который затем растаял и превратился в Пятый Осколок — фиолетовый кристалл, вращающийся в воздухе.
Я не испытывал никакого чувства победы, потому что понятия не имел, что только что произошло. Я чувствовал лишь волны усталости и изумления, когда подошел и обхватил правой рукой осколок, готовясь пережить еще одну часть жизни Киры Андервуд.
* * *
Я снова была Кирой, а рядом со мной стоял Огден Морроу, держа меня за руку. Мы находились в каком-то небольшом театре или рок-клубе, стоя перед маленькой, темной, пустой сценой, которая была заполнена облаком белого дыма или тумана, возможно, созданного дымовой машиной или конденсатором сухого льда за сценой. Над этой покрытой туманом сценой висела небольшая автоматическая осветительная установка, к которой был подвешен баннер с поздравлением с 40-летием, КИРА!
Краем глаза я увидел Джеймса Холлидея, одетого в плохо сидящий смокинг, одиноко сидящего в углу и тоскливо смотрящего на меня. Я также мог слышать то, что звучало как большая толпа возбужденных, перешептывающихся людей позади меня, но они были за пределами моего периферийного зрения, и Кира не повернула голову, чтобы посмотреть на них.
Через долю секунды после того, как я оценил свое окружение, я почувствовал, как Ог сжал мою руку, и дюжина сверхъярких фиолетовых прожекторов включилась, сходясь на одинокой фигуре, стоящей на сцене прямо перед нами. Это был Принс, одетый в сверкающий блестками фиолетовый костюм. Когда она увидела его, я почувствовал, что сердце Киры начало биться так быстро, что я боялся, что она потеряет сознание. Я почувствовал, что слегка покачиваюсь и неустойчиво стою на ногах, потому что, прежде чем я понял, что происходит, ко мне подошел сам Пурпурный. Затем он опустился на колено на сцене передо мной, всего в нескольких футах.
Он поднял золотой микрофон и спел мне, или, скорее, ей, «С днем рождения, Кира».
* * *
А потом я снова оказался в Загробном мире, в центре двора-арены перед Храмом Семи, держа в вытянутой руке Пятый осколок. Я сопротивлялся желанию немедленно проверить его на наличие надписи. Сёто был важнее. Я поднял свой интерфейс и вызвал Фейсала, добавив к нему Эйч, как раз перед тем, как лицо Фейсала появилось перед нами. Мы оба начали забрасывать его вопросами, спрашивая о состоянии Сёто. Когда Фейсал уговорил нас успокоиться, он сказал нам, что с Сёто все в порядке, по крайней мере, насколько они могут судить.
«Он в таком же состоянии, как и остальные», — объяснил Фейсал. «Все жизненно важные показатели в норме, и он все еще находится в своей учетной записи ОАЗИС. Но мы не можем найти его аватар нигде в симуляции».
Фейсал покачал головой и пожал плечами. «Похоже, он застрял в лимбе, как и все другие заложники ОНИ, чьи аватары погибли».
«Что произойдет, когда он достигнет своего лимита использования ОНИ?» спросил я. «Начнет ли он все еще испытывать последствия синдрома синаптической перегрузки?»
Фейсал кивнул. «Да. Во всяком случае, наши инженеры так считают. Кажется вероятным, что Анорак написал свою микропрограмму так, чтобы все его заложники из ОНИ оставались его пленниками даже после смерти их аватаров».
«Но почему он просто не позволяет их аватарам возродиться?» спросил Аеч. «Они все равно останутся его заложниками».
«Мы не уверены», — сказал Фейсал. «Возможно, он делает это, чтобы напугать всех нас? Чтобы держать всех своих заложников в узде, сделав смерть аватара необратимой? Если так, то это работает. По крайней мере, на мне».
