тормозя его и снижаясь.
– Беги! – визжал голос в голове испуганного Эра! – Беги к шлюпке! Спасайся! – Эр поднялся на ноги, и, истекая кровью, устремился в темный коридор.
Императору показался странным толчок корабля, и он остановил Императрицу, взяв её за руку.
– Ты почувствовала? Что-то странное происходит с кораблем! – испугался он.
– Все хорошо милый! – она обняла его, – тебе показалось.
Глаза Императора сверкнули и замерли, из груди хлынула кровь. Острый кинжал, пройдя через спину, попал точно в сердце, вышел наружу.
Беллатриса искренне рассмеялась от счастья и отпустила мертвого мужа. С её лица не сходила торжественная довольная улыбка.
Как вдруг, её глаза так же сверкнули от ужаса, так же хлынула кровь из груди, и с хрипом она свалилась мертвой на Императора.
Карнавал был в самом разгаре, девушка, пронзившая кинжалом Императрицу, сняла маску – это была Саша.
Она бросила кинжал, устремив свой радостный взгляд на мужчину напротив, который снял маску и вздохнул с облегчением – это был Кузин.
В темноте никто не замечал лужу крови и мертвую семью правителей. Гости веселились, раздевались и страстно целовались, утопая в объятиях друг друга. Ещё чуть-чуть, и разгорячившись от алкоголя и наркотиков, они превратили бы карнавал в оргию.
Объятия любовников сомкнулись, страстный поцелуй связал их губы воедино. Но дыхание обоих замерло, их испуганные глаза открылись и, не размыкая рук, пораженные кинжалами, влюбленные упали рядом со своими жертвами.
Чьи-то руки подняли окровавленные кинжалы вверх, и чьи-то громкие голоса проскандировали:
– Да здравствуют переродившиеся! – древний культ убийц ликовал, дробя черепа и разбивая кристаллы на осколки.
Ликовал и Никола, преодолев скользкую гору стекла, режа руки и ноги, пуская кровь об острые края, но он не останавливался, терпел боль.
Куски ещё сыпались на голову, словно песок, люди прикрывали глаза руками и тряпками.
Караван пересек руины, оставляя позади погрузившийся город в темноту. Только вспышки салюта освещали путь.
Впереди лежали бетонные плиты, закрывая весь периметр перед городом, с запада спускался мост, над горизонтом одиноко дымили высокие трубы техносферы, повсюду валялись бетонные ограждения, мешали насыпи грунта.
Плиты и рельсы сменило дикое поле, чья трава щекотала ладони Николы. Незнакомые и дурманящие сладкие запахи наполняли его легкие.
Никола видел, как вдали чернел дикий лес, который был их целью. Он представлял внешний мир иначе, а он оказался более живым и просторным и сдавил дыхание, закружилась голова от страха и горизонта.
Ничем не закрытое небо его пугало, от него сильнее кружилась голова. Никола предпочел не поднимать глаз и не видеть небосвод, пока он не привыкнет.
– Сегодня особенный день, – поддержал его вождь, – сегодня мы обрели свободу, но это еще не конец. Нам нужно добраться вон до того леса, и идти на юг несколько суток, останавливаясь лишь на небольшие ночлежки, нужно научиться выживать и быть незаметными.
– Что-то странное твориться в городе, и Андромеда не такая яркая! Она не на своем месте, как обычно было… она ниже! Всегда, когда я поднимал голову вверх она была в центре неба, в окне, а потом она уплывала, – Ник перевел дыхание и опустил глаза, стараясь держать равновесие.
– Ты имеешь в виду, что они стоят в сумраке – лишь отражает свет планеты? – удивился вождь.
– Именно! Их отключили! – обрадовался Ник.
– Тем лучше для нас, они не скоро нас хватятся! Тем более, если наш мир покинут все, кто знал о нас.
Никола вспомнил о конверте во внутреннем кармане и достал его. Мятый запачканный пакет.
Безымянный выбил стальную решетку сильным ударом ноги, и вошёл в новое помещение.
Тусклый, но ещё тлеющий, огонек освещал путь, а за спиной по–прежнему держалась на кожаном ремне приготовленная ракетница и единственный оставшийся баллон с кислородом, к тому времени, наполовину пустой.
– Дороги обратно уже нет… давно нет… даже и не думай идти обратно! – Безымянный окунулся в теплоту особого, как ему показалось, мрака, войдя в эллиптический длинный коридор, служивший, по–видимому, вынужденной вентиляцией и охлаждением. Спертый воздух, где можно задохнуться, не сразу, мучаясь, судорожно глотая ртом его невидимые крохи.
Тут же в воздухе летала мельчайшая пыль, частички графита и металла, которые словно иней блестели от слабого света фонаря.
Самодельный барометр с трудом показывал уровень восьми тысяч четырехсот метров, и казалось, ему скоро придёт скоропостижный конец, но тот все ещё держался и не ломался.
Оставаться в сознании Безымянному стоило невероятных физических усилий и внутренней борьбы с самим собой.
Он шёл вперед без единой мысли, разум его заполняла лишь царившая вокруг тьма, чувствовал ног и рук, не чувствовал и тела, а ощущал себя лишь маленьким огоньком, не погаснувшим и ещё не умершим.
Безымянный как никогда понимал, что достиг края, границы существующего мира, он уже давно не слышал звуков, и с трудом снял бы маску, из-за спекшейся между ней и кожей кровью.
Зной душил его, словно тот спустился в само царство Аидово, термометр показывал восемьдесят градусов. Кипела кровь. В таком аду человеку предопределено держаться за жизнь какие-то жалкие минуты, но Безымянный держался из-за всех сил, живя надеждой до последнего.
И всё же, не зная, что встретит он впереди, и что откроет для себя напоследок, перед закатом своей жизни, шёл только вперед, и в нём чувствовалось всё тоже желание жить, вся та же любовь к жизни, борьба, несогласие и невероятная тяга к открытиям.
Дотронувшись до шероховатой, ровно обточенной округлой стены, ощутил тянущиеся вдоль трубы кабели, ощутил пространство вокруг и зашагал вперед, оставляя под собой глубокие следы от военных ботинок, словно астронавт оставляет отпечатки на грунте Луны – чёткие, ровные и внеземные. Безымянный забрал рукой горсть пыли и присмотрелся, затем пустил её в спёртую атмосферу, ему показалось, что силы его оставили, что это его логическое завершение, оставалось лишь ждать пока закончится кислород, но он не остановился, он боялся остаться у подножия открывающейся истины, словно ты едва не добрался до вершины холма откуда открывается горизонт на нечто желаемое и важное, такое важное, что сама жизнь перед этим меркнет. Страх оступиться, потеряться, страх не завершить начатое, страх остаться в одиночестве в чужом и смертельном измерении.
Пыль разлетелась облаком по сторонам, красиво переливаясь в лучах фонаря, необычные краски заставили Безымянного на мгновение остановиться… Спуск – отчаянная попытка найти самого себя, найти своё предназначение, познать те тайны, которые скрыты во мраке и безжизненности, то стремление к познанию, непреодолимое, толкающее на риск и даже на смерть.
Ощутил ли он
