если даже они исчезнут из горла (и из тела) ребенка... он все еще находится в опасности. Через неделю или две после того, как сойдет сыпь, у него может внезапно уменьшиться количество мочи, в ней появится кровь, лицо сделается отечным. И все же в его почках вы не найдете ни одного гемолитического стрептококка.
Вот девочка, у которой как раз в тот момент, когда можно было думать, что она уже поправилась, начались судороги, перешедшие в пляску святого Витта. Разумеется, мозг ее был поврежден, но и на вскрытии вам бы не удалось найти гемолитических стрептококков у нее в мозгу.
Или вот еще один мальчик. Уже после того, как он выздоровел от скарлатины, суставы у него вдруг опухли, потеряли подвижность и начали мучительно болеть. Этот странный ревматизм переходил от сустава к суставу по всему его телу. Небольшое движение, легкая игра вызывали у него одышку и страшные боли в сердце. Сердечная мышца была у него воспалена, перерождалась. Но если бы он умер, вы бы у него не нашли возбудителя скарлатины - гемолитического стрептококка - ни в сердце, ни в суставах.
Все казалось таинственным. Скарлатину можно было лечить сильным антитоксином, разрушавшим токсины гемолитического стрептококка. Но детям, погибавшим от последствий скарлатины, вливание любого количества антитоксина не приносило никакого облегчения. В чем причина этих таинственных разрушений организма, так часто сопровождающих скарлатину и гораздо более опасных, чем она?
Стивенс - правая рука Дохеса - занимался решением этого вопроса в Пресвитерианском госпитале в Нью-Йорке. Мечтатель Дохес продолжал размышлять.
Вот уже было достоверно известно, что гемолитический стрептококк из своего гнезда в горле снабжает ядом весь организм, вызывает жар и сыпь.
Но может быть - он же вырабатывает еще и какой- то другой, более тонкий, более опасный яд, который, уже после исчезновения микробов, остается в организме и в течение долгого времени вызывает в нем смертельные процессы перерождения?
Может быть, это неизвестное «нечто», оставляемое стрептококком, опасно не для всех перенесших скарлатину, а терзает суставы, повреждает почки, поражает нервную систему, разрушает сердце только у неудачников, обладающих особой, врожденной к нему чувствительностью?
Об этом ничего неизвестно во всей науке борьбы со смертью. Это всего лишь неясная гипотеза Дохеса, являющаяся к тому же глубочайшей ересью. Как можно предполагать, что различные химические продукты жизнедеятельности одного и того же микроба, действуя на чувствительных к ним в различной степени людей, способны вызывать целый ряд болезней, считавшихся всегда независимыми? Мечтателя Дохеса в его ереси могут поддержать старые наблюдения проницательных английских врачей. Не наблюдал ли доктор Чидл частого появления пляски святого Витта у перенесших скарлатину? А как часто пляска святого Витта является предвестником тяжелого суставного ревматизма! Разве не отметил доктор Сеймес особую смертельную опасность скарлатины для детей с ревматическим сердцем?
И все же эти болезни не были одной болезнью. Данные бактериологии были против гипотезы Дохеса. Суставной ревматизм вызывается гемолитическим стрептококком. Это мало вероятно. Углубляясь в тайну суставного ревматизма, охотники за микробами находили различных бацилл и зеленых стрептококков, маленьких, мрачных родственников гемолитического стрептококка, не обладающих его свойством растворять кровяные тельца - свойством, давшим ему его название.
Настал уже 1926 год, и все еще не была раскрыта тайна суставного ревматизма, сопровождающегося нарушением деятельности почек и внезапными тяжелыми поражениями сердца. Все было запутано и полно противоречий.
VI
Замечательная борьба со смертью, разыгравшаяся в то время в Нью-Йоркском пресвитерианском госпитале, началась с поражения. Ни у одного вида лабораторных животных не удалось вызвать ничего похожего на суставной ревматизм. Как же изучить научно эту болезнь? Но это затруднение оказалось чрезвычайно удачным: молодой Коберн, ассистент Дохеса, не представлял себе, до чего трудно раскрыть тайну суставного ревматизма; он происходил из южной Каролины, не был изощрен в научных софизмах и от других молодых врачей Пресвитерианского госпиталя (цвета американского врачебного сословия) отличался чрезвычайной наивностью. Он был очень похож в своих методах на большеногого шотландца, на знаменитого целителя сердец Джемса Мэкензи, хотя нисколько не старался ему подражать. Не имея возможности экспериментировать, Коберн начал наблюдать больных ревматизмом людей, преимущественно детей...
Под руководством замечательной больничной сестры, Люсиль Миллер, Коберн посещал печальные заповедники пораженного нищетой человечества в Ист-Сайд и Бронкс, районы Нью-Йоркского Сити. Там он наблюдал несчастных детей, еще не достаточно больных для того, чтобы их приняли в больницу, и детей, уже слишком больных для этого, безнадежно больных, умирающих. Недостаточно больные дети через некоторое время заболевали сильнее и тогда поступали в Пресвитерианский госпиталь на попечение к Коберну. Каждую ночь Коберн неслышно проходил между рядами кроватей, шопотом задавая вопросы детям, у которых так болели суставы, что каждое движение превращалось для них в пытку. В семь часов утра он снова был в этих палатах, содержащихся за счет общественной благотворительности, и выслушивал сердца, настолько разрушенные, что малейшее волнение вызывало у их обладателей агонию удушья.
Так в течение нескольких лет изучал Коберн незначительные, бесчисленные, скрытые роковые симптомы суставного ревматизма на трех тысячах больных. Он наблюдал ревматиков в их трущобах, в госпитале, в санаториях для выздоравливающих, расположенных за городом. Он сравнивал их с тысячами других больных, страдавших самыми различными болезнями...
Одно выяснилось с несомненностью: суставной ревматизм поражает преимущественно бедняков. На одного ревматика в платных палатах приходилось двадцать таких больных в бесплатном отделении для бедных.
Коберн отобрал сто шестьдесят двух ревматиков, которых он держал под непрерывным продолжительным наблюдением. В течение года он, не отрываясь, следил за развитием их болезни, как вы бы следили за ходом мрачной драмы в театре пли кинематографе. Эти страдальцы были настоящими сотрудниками Коберна. Он отобрал наиболее толковых, интересовавшихся своей болезнью больных. Поразительно, как рано развиваются дети и подростки, пораженные ревматизмом.
Выяснилось и второе обстоятельство: в каждом отдельном случае болезнь протекает различно. В то время как у одних мучительные боли переходили с одного сустава на другой, болезнь других с трудом можно было назвать ревматизмом. Но зато некоторые из них жаловались на резкие боли в правом боку, а у некоторых появлялась яркокрасная, резко очерченная сыпь. У других, страдавших пляской святого Витта, но почти не знакомых с ревматическими болями, наблюдались опасная слабость и воспаление сердечной мышцы. А у некоторых, уже поправлявшихся, вдруг начиналось снранное изменение в легких, они откашливали кровавую пену и умирали от странной пневмонии, при полном отсутствии ее специфического возбудителя.
После припадков сердечной слабости, казавшихся смертельными, многие из них поправлялись. У многих выздоравливающих вдруг подымалась температура, начинался бред, а иногда безумие, и они умирали. Смертность не была устрашающей,
