Ознакомительная версия.
Утром я пришёл на кафедру чуть раньше обычного, чтобы забрать всё необходимое для лекции и побыстрее, ни с кем не повстречавшись, смыться в лекционную аудиторию. Дверь кафедры оказалась незапертой, я дёрнул латунную ручку на себя и обмер.
Первой мне бросилась в глаза монументальная фигура Стелы Юзефовны, которая, приняв сценическую позу «оставьте меня, оставьте», располагалась в центре лаборатории. Правой рукой она опиралась на испытательную машину, а левой, будто закрываясь от солнца, заслонила глаза. Стелла Иосифовна была похожа на портрет Ермоловой в своём старомодном фиолетовом платье со шлейфом и вставленной на груди сеткой. Грудь под сеткой высоко вздымалась.
Перед Стеллой Юзефовной, приклонив колено, находился высокий худой студент с длинным лицом, наполовину закрытым невообразимых размеров чёлкой, и держал Стелу Юзефовну за руку. На студенте был ядовито жёлтый свитер и несколько коротковатые чёрные брюки. В просвете между брючиной и носком виднелась бледная волосатая плоть.
Жёлтый свитер кавалера настолько не подходил к фиолетовому туалету Стелы Иосифовны, что одно это могло служить достаточной причиной для отказа, но Стелла Иосифовна предпочла обрушить на воздыхателя самый испытанный аргумент.
— Жиров, вы не понимаете, я замужем, — сказала она, глядя в сторону, на портрет Отто Мора.
— О, Стелла, но как же мне быть, — с жаром голосил студент, терзая её кисть, — я не могу без вас.
— Забудьте меня, Жиров! — Стелла Иосифовна воздела глаза к потолку. — Вы ещё найдёте себе моложе…
— Мне не надо моложе, мне нужна вы… только вы…
Я давно заметил, что долго оставаться незамеченным, находясь в неком замкнутом пространстве и наблюдая за другими людьми, дано не всякому. Можно надёжно спрятаться, соблюдать абсолютную тишину, не шевелиться и не дышать, но всё равно через какое-то время те, за кем ты наблюдаешь, обязательно обернуться в твою сторону и спросят: — «Кто здесь?» Дело тут не в маскировке, а в самом подходе к подсматриванию. Для того чтобы стать невидимым, надо, прежде всего, живо интересоваться происходящим процессом, случайные же, незаинтересованные свидетели обнаруживаются весьма быстро.
«Влюблённые» синхронно повернули головы в мою сторону. На лице студента (на незакрытой чёлкой его половине) отразился ужас. У Стелы Иосифовны — негодование.
— Простите, я не вовремя, — сказал я и выскочил в коридор.
Вечером, после того, как закончилась моя последняя пара, я зашёл на кафедру и встретил там Стеллу Иосифовну. Уже в другом наряде (чёрная юбка + чёрный жакет с янтарной брошкой в виде жука навозника на левом лацкане + кремовая блузка с бантом) она сидела, сложив руки на коленях, недалеко от того места, где происходило утреннее объяснение.
Увидев меня, она встрепенулась.
— Алексей, вы нас не так поняли, это была репетиция, — сказала она и поднялась мне навстречу.
— Хоть мне и нет никакого до этого дела, — ответил я, отстраняясь, — я сразу почувствовал в увиденном театр, потому, как у женщины вашего возраста в жизни уже не может быть подобных сцен.
Стелла Иосифовна вспыхнула. Я, должно быть, тоже покраснел, оттого, вероятно, что сказал мерзость. Ох уж эта мне вшивая интеллигентская реакция на собственную подлость! Даже унизить никого толком не могу, не почувствовав запоздалое, уже никчёмное раскаяние. Захотелось извиниться.
— Тогда заключим сделку, — моя собеседница снова села, — вы будите молчать про то, что видели сегодня утром, а я — вот об этом…
Она резко подняла правую руку с вытянутым указательным пальцем, который устремился точно в пластырь, скрывавший мою рассечённую бровь (тут я вспомнил, что не сходил сегодня к Беляеву на перевязку).
— …мне подобная слава, разумеется, не повредит, а вот вам…
Стелла Иосифовна так выразительно прищурила глаза и сдвинула брови, что вкупе с вытянутым пальцем стала похожа на злую волшебницу из какого-то старого мультика.
— Идёт, — ответил я, не раздумывая, — а то ещё превратите меня в тыкву.
Стелла Иосифовна опустила руку. Брови её вернулись на место и глаза обрели обычные очертания и размер. Краска сошла с её лица, оно разгладилось и стало на удивление спокойным и уверенным.
— Алексей, а вы не хотите извиниться? — вдруг спросила она и снова встала.
— За что, простите?
— Вы сказали гадость про мой возраст.
— Ах да, извините ради бога. Но тогда и вам не плохо бы извиниться за то, что разбили мне бровь дыроколом, Стелла Иосифовна. Могли, ненароком и в глаз…
Тут Стелла Иосифовна повела себя несколько странно. Она сделала уверенный шаг в мою сторону, и на её лице заиграла непонятного сорта улыбка.
— Тогда поцелуемся в знак взаимного прощения, — и, положив свои руки мне на предплечья, она приложилась щекой к моей щеке. Я почувствовал мягкое касание и многоярусную смесь женских запахов.
Дверь на кафедру открылась, и я увидел знакомый лик с огромной чёлкой. В правом глазу была надежда, которая через мгновение сменилась ужасом.
— Закройте дверь, Жиров. Мы репетируем! — отрезал я.
Теперь мы со Стеллой почти дружим. Мне доверяют некоторые кафедральные секреты и сплетни (обычно времён олимпиады в Лейк-Плэсиде), и регулярно после вечерних занятий поят чаем с кексами, разумеется, в обществе Матвея Матвеевича.
Всё-таки, странный народ, женщины. Заслужить их расположение порой невозможно без какой-либо конфликтной ситуации, а уж привязанность без негодяйства с мужской стороны, по-моему, невозможна в принципе. Кому расскажи, что примирение с одной мадам у меня случилось после того, как она залепила мне в глаз дыроколом, а я застукал её с пылким геронтофилом!
Сегодня как раз такой вечер. На кафедре никого. Мы со Стеллой Юзефовной опустошаем по второй кружке какого-то вонючего цветочного чая. Матвей Матвеевич на хозяйстве.
Теперь эти люди видятся мне совсем по-другому. «Они ведь самые обычные старики, — думаю я, — возможно бездетные, или просто покинутые своими отпрысками, застрявшие на небольшом острове старого мира — кафедре сопротивления материалов провинциального ВУЗа». Теперь мне их даже немного жаль.
Матвей Матвеевич возвращается на своё место. Он ставит на стол вазочку с лимонными дольками в сахаре, от вида которых мне вспоминается навсегда ушедшее советское детство.
— А что это вообще за заведение, НИИгеомаш? — просто, из любопытства спрашиваю я моих партнёров по чаю.
Матвей Матвеевич и Стелла Иосифовна многозначительно переглядываются.
— За такие вопросы лет, эдак, двадцать назад вам бы, Алексей, голову быстро бы открутили, — говорит Матвей Матвеевич.
— Неужели всё так серьёзно? Я, вообще-то, надеялся там провести натурные эксперименты. Для диссертации…
Мои собеседники опять переглядываются.
— Алексей, а кто, позвольте спросить, вас туда направил? — спрашивает Матвей Матвеевич осторожно, будто разворачивает, боясь порвать, тонкую фольгу.
— Как кто? Кафедра, — отвечаю я, уже чувствуя неладное, — в лице заведующего Красикова и Бахтеярова…
— Всё ясно! — хлопает себя ладонью по коленке Матвей Матвеевич и начинает энергично двигать челюстями.
Я удивлённо смотрю на заведующего.
— Матвей Матвеевич хочет сказать, — ласково начинает Стелла Иосифовна, — что господа Красиков и Бахтеяров, мягко говоря, желая вам наихудшего, спровадили сюда, с глаз долой — из сердца вон, прекрасно зная, что НИИгеомаш в настоящее время представляет собой огромный пустой барак за забором. Нет больше НИИгеомаша, Алексей.
После этих её слов мне за шиворот буквально выливается ушат холодной воды.
— Но, как…
— А вот так. Должно быть, вы кому-то из них здорово насолили, да?
— Да я не об этом. — Обида подступает к самому горлу, но я держусь. — Я про НИИгеомаш, честно говоря, я на него так надеялся.
— Был «Айсберг», да сплыл. — Стелла Иосифовна делает руками движения, будто плывёт брассом. — И всё-таки, что же вы такого сделали плохого? Признавайтесь!
— Не знаю даже… — говорю я, но тут меня осеняет: — может, это оттого, что я аспирант Щетинкина?
— Вот именно! — Матвей Матвеевич опять лупит себя по коленке.
— Матвей, не горячись. — Стелла Иосифовна гладит его по руке. Матвей Матвеевич отвечает ей доброй беззубой улыбкой.
— Алексей, ваш, в прочем, какой он к чёрту ваш, этот самый Бахтеяров, насколько я его знаю, — произносит Матвей Матвеевич уже спокойнее, — человечек мстительный и тщеславный, так что такой сюжет представляется единственно возможным.
— Они с Ильёй никогда не ладили. — Вторит ему Стелла Иосифовна. — Началось с того, что они оба метили в заведующие. Илья пришёл на кафедру из НИИгеомаша на профессорскую ставку в семьдесят седьмом, весной, а через полгода умер тогдашний заведующий — Валентин Павлович Десятников. Реальных кандидатур на место заведующего было двое: Щетинкин и Бахтеяров. Когда дело дошло до голосования, Бахтеяров стал подговаривать сотрудников голосовать за него, обещая в случае своего избрания золотые горы. Кончилось тем, что его кандидатуру сняли, и заведующим стал Щетинкин. Бахтеяров так ему это и не простил. Всё выжить пытался. Пока был Советский Союз, писал него доносы в партком, а после стал открыто поносить в статьях и на заседаниях. Теперь вот, за вас принялся…
Ознакомительная версия.
