— Ну я пошел, — буркнул он и повернул обратно.
— Значит, до двадцать седьмого! — бросила Хуню вслед удаляющейся широкой спине Сянцзы. Она взглянула на пагоду, вздохнула и пошла по мосту.
Сянцзы шагал быстро, словно за ним гнался сам дьявол. Он шатался как пьяный и возле Туаньчэна[19] едва не наскочил на стену. Оперся на нее и чуть не расплакался. Так простоял он несколько минут, как вдруг со стороны моста донесся голос Хуню:
— Сянцзы, Сянцзы, иди сюда!
Он медленно пошел назад, к мосту. Хуню шла ему навстречу, и рот ее был полуоткрыт в улыбке.
— Иди сюда, Сянцзы, я тебе кое-что дам…
Не успел он сделать и десятка шагов, как она оказалась рядом.
— Возьми свои тридцать юаней! Здесь недоставало несколько мелких монет, так я добавила. Держи! Видишь, как я к тебе отношусь — пекусь о тебе, душой болею. Ничего мне не надо, только не будь неблагодарным. Бери да хорошенько спрячь. Потеряешь — пеняй на себя!
Сянцзы взял деньги — целую пачку кредиток, — постоял молча, не зная, что сказать.
— Ну, ладно, увидимся двадцать седьмого! — засмеялась Хуню. — Не пожалеешь! — И она пошла обратно.
Сянцзы держал деньги и растерянно глядел ей вслед, пока она не скрылась за мостом.
Луна снова спряталась за облака, ярче загорелись фонари. На мосту было пустынно, холодно, бело. Сянцзы повернулся и бросился бежать как сумасшедший. Но до самых ворот дома перед глазами его стоял белый безлюдный мост.
У себя в комнате Сянцзы первым делом пересчитал кредитки. Пересчитал несколько раз — от потных рук бумажки слипались. Наконец засунул их в копилку и, присев на край кровати, тупо уставился на свою глиняную сокровищницу. Он решил пока ни о чем не думать. С деньгами можно найти выход из любого положения. Он был уверен, что эта копилка разрешит за него все вопросы, и ему незачем ломать себе голову. Юйхэ, Цзиншань, белая пагода, Хуню, ее живот… все это сон. А когда Сянцзы пробудится, в его копилке будет тридцатью юанями больше. Только это и есть правда!
Наглядевшись вдоволь на копилку, он спрятал ее и решил хорошенько выспаться. Во сне забываются и не такие неприятности; К тому же утро вечера мудренее…
Он улегся, но не смог сомкнуть глаз. События, словно пчелы, кружились вокруг него, жужжали и жалили, причиняя острую боль.
Он не хотел ни о чем думать, да, пожалуй, и не мог — Хуню отрезала ему все пути. Он не видел выхода.
Проще всего было сбежать из столицы куда глаза глядят. Однако Сянцзы согласился бы даже сторожить пагоду на Бэйхае, лишь бы не возвращаться в деревню. А что, если уехать подальше? Но он не знал города лучше Бэйпина и не в силах был его покинуть. Даже умереть он хотел бы только здесь.
А если он останется, тогда и вовсе не о чем раздумывать. Хуню сделает, как сказала. Пока своего не добьется, все равно не отстанет. И всюду его разыщет. А с ней шутки плохи! Обозлишь ее, она, чего доброго, втянет в это дело Лю Сые. А тот подкупит одного-двоих, — больше и не надо? — и прихлопнут его где-нибудь в темном углу.
Сянцзы вспоминал слова Хуню и чувствовал, что попал в западню. Он был связан по рукам и ногам. Ему была трудно разобраться во всех хитростях этой женщины, но одно он знал точно: из ее сетей не ускользнет даже самая маленькая рыбешка! Сянцзы чувствовал, как на него наваливается нечто огромное и давит непомерной тяжестью.
Не в силах избавиться от гнетущих мыслей, Сянцзы думал, что, видно, вся жизнь рикши заключается в одном слове — «горемыка». Раз ты рикша, знай свое дело и не связывайся с бабами. Свяжешься — попадешь в беду. У Лю Сые — богатство, у Хуню — бесстыдство, вот они и будут помыкать тобой. Значит, нечего и гадать. Хочешь жить — пойди поклонись Лю Сые, назови его крестным отцом, а потом женись на этом чудище. А недорога жизнь — плюнь на все и ни о чем не думай.
Дело тут не только в Хуню. Просто такая уж у рикши жизнь! Как ребенок может без причины стукнуть собаку, так и на рикше любой может выместить гнев, надругаться над ним. Стоит ли дорожить этой жизнью? Эх, будь что будет!
Уснуть Сянцзы так и не смог. Сбросив с себя одеяло, он присел на постели. Напиться! Напиться до потери сознания, чтобы все — и дела, и всякие приличия — послать к дьяволу! Напиться и заснуть. А двадцать седьмого? Нет, не пойдет он к ним с поклоном. Посмотрим, что они сделают с Сянцзы!
Он накинул на себя ватную куртку, взял пиалу, из которой обычно пил чай, и выбежал.
Ветер дул еще сильнее и разогнал облака. Луна посылала на землю холодный свет. Сянцзы только что вылез из-под ватного одеяла и ежился, жадно вдыхая свежий воздух. На. улице не было ни души; только у дороги стояли две коляски, и рикши, прикрыв уши руками, прыгали, стараясь согреться.
Сянцзы мигом добежал до лавочки. Ее двери были закрыты, чтобы не выдувало тепло: получали деньги и выдавали товар через маленькое окошечко. Сянцзы попросил четыре ляна водки и на три медяка земляных орехов. Он осторожно нес пиалу, держа ее перед собой; бежать боялся, но шел довольно быстро, как носильщик паланкина. Возвратившись к себе, Сянцзы юркнул в постель. От холода у него стучали зубы, из-под одеяла не хотелось высовывать руку, пропало всякое желание выпить. Водка издавала резкий, неприятный запах. Не хотелось и орехов. Сон прошел, словно Сянцзы окатили ледяной водой. Постепенно он успокоился и долго лежал с открытыми глазами, иногда поглядывая на водку.
Нет, он не должен из-за всех этих неприятностей губить себя, не должен спиваться. Дела его действительно плохи, но он может найти выход. А если и не найдет, все равно не станет лезть в грязь. Пусть попробуют его заставить!
Сянцзы погасил свет, укрылся с головой, но сон не шел. Он откинул одеяло, огляделся; лунный свет поголубил бумагу в окнах. Казалось, скоро наступит рассвет. У Сянцзы замерз даже кончик носа, торчавший из-под одеяла. В комнате пахло сивухой. Сянцзы быстро сел, нащупал в темноте пиалу и залпом осушил ее до дна.
Сянцзы не умел разрешать свои трудности постепенно — на это у него не хватало ума и терпения, а разрубить узел сразу не хватало мужества. Как всякое живое существо, он старался уйти от беды. Даже сверчок, лишившись больших ног, пытается уползти на маленьких. Однако Сянцзы не знал, куда ему ползти. Он лишь надеялся, что со временем все неприятности уладятся сами собой. Поэтому Сянцзы целиком положился на судьбу и перестал бороться.
До двадцать седьмого оставалось больше десяти дней, но Сянцзы только и думал об этом дне, он ему даже снился. Казалось, минует двадцать седьмое, и все как-нибудь обойдется. Однако Сянцзы знал, что обманывает самого себя. Порою ему приходили в голову и другие мысли: а что, если взять свои несколько десятков юаней и уехать в Тяньцзинь? Может быть, в этом городе ему повезет, удастся сменить профессию и не быть больше рикшей! Не станет же Хуню и там его преследовать! В его представлении все места, куда нужно было ехать поездом, находились очень далеко от Бэйпина и были недосягаемы для Хуню. Но разум подсказывал ему, что это не выход. Нет, он пойдет на все, лишь бы остаться в Бэйпине.
Перед ним снова и снова вставало двадцать седьмое число. Скорей бы только прошел этот день! Может быть, он как-нибудь выпутается из беды? А если не удастся ничего придумать, по крайней мере все будет уже позади.
Но что тут можно было придумать? Либо забыть о Хуню и не ходить к Лю Сые с поздравлениями, либо сделать, как она велела. Одно было не лучше другого: не пойдешь — она не успокоится, пойдешь — все равно не пощадит. Ему вспомнилось, как он впервые взял коляску и, подражая опытным рикшам, нырял в переулки, чтобы сократить расстояние, ошибался, плутал по незнакомым улочкам, кружил и возвращался на прежнее место. Вот и сейчас он тоже словно попал в лабиринт: куда ни кинься — выхода нет.
Дело принимало дурной оборот. Жениться на Хуню? При одной этой мысли в нем поднималось отвращение. Вспоминая, как она выглядит, он сокрушенно тряс головой. Да что там вид, а как она себя ведет? И он, такой работящий, такой порядочный, возьмет в жены этот подпорченный товар? Да он людям в глаза не сможет смотреть! Даже на том свете стыдно будет предстать перед родителями! И кто поручится, что она ждет ребенка от него? Да и есть ли у нее деньги на коляски? Со стариком Лю шутки плохи! Если даже все обойдется благополучно, Сянцзы все равно долго не вытерпит. Как жить с такой, как Хуню? Своими выходками она способна любого довести до белого каления. Он знает, какой она бывает жестокой! Нет, если он и задумает жениться, то уж не на ней. Об этом и говорить нечего. Взять ее в жены — значит погубить свою жизнь. Но что же делать?
Сянцзы ругал себя за оплошность и готов был хлестать себя по щекам. Но честно говоря, в чем он виноват? Все подстроила она сама, чтобы завлечь его в сети. Вся беда в том, что он чересчур простодушен, а такие всегда попадаются. Где же тут справедливость?
