Ознакомительная версия.
«Ведь это всё равно, как если бы где-нибудь, например, в Третьяковском проезде увидеть работающий автомат газированной воды», — подумал я и решил зайти внутрь и проверить, не померещилось ли, действительно ли это магазин «секонд-хэнд» (может, последний в Москве). И зашёл.
До этого в «секонд-хэнде» я был всего раз в жизни, году в девяносто первом — девяносто втором, когда у меня не было денег, а в других, обычных, магазинах не было одежды. Помню, я купил там стильное, как мне тогда показалось, и почти новое чёрное пальто с дыркой на рукаве. Дыру мать зашила в тот же вечер, и потом я все свои студенческие годы проходил в этом ужасном, длиннополом, с рукавами «реглан», чёрном кошмаре (естественно, ни одна живая душа, кроме меня, матери, продавщицы и нескольких свидетелей — покупателей, не знала, где я его прикупил).
Интерьер магазина «Проверенной одежды из Европы и Америки» разочаровал меня совершенно. Не было ни расползающихся по швам картонных коробок с продававшимися на вес мятыми шмотками внутри, ни озабоченного народа, который в этих коробках рылся, а были, наоборот, ряды вешалок с куртками, плащами, платьями и пальто; зеркала и примерочные кабинки, а со стен смотрели одетые от кутюр костлявые красотки. Короче говоря, ни дать, ни взять — обычный магазин одежды, но: стоило только подойти ближе, и становилось видно, что любая вещь имеет какой-нибудь дефект — маленький или не очень. И чем дальше я углублялся в зал, тем больше мне бросались в глаза затёртые до блеска рукава пиджаков, аккуратно заштопанные, видимо прожжённые сигаретами, дырочки на платьях, оттянутые карманы кожаных курток…
Не спеша я сделал по магазину круг и вернулся обратно ко входу.
— Что вы, вся одежда очень хорошего качества, — пела в телефонную трубку южная дама на кассе, — да потому что это европейцы, как вы не понимаете! Они же не носят одну и ту же вещь всю жизнь, как мы. Чуть-чуть поносят и привет. А выбрасывать жалко, вот и продают… и американцы такие же… конечно приезжайте… да, до восьми, без перерыва…
Дама положила трубку и, не глядя в мою сторону, произнесла:
— На вас ничего нет, мужчина, не ищите…
— Простите?
— Были вчера на вас куртки, но всё расхватали.
— Да я, собственно…
Дама повернулась ко мне вместе со стулом (тот при этом жалобно скрипнул) и смерила долгим взглядом своих больших грязно-синих глаз.
«Линзы, — подумал я, — синие линзы, а глаза, небось, карие, потому и такой мерзкий цвет».
— А что вы вообще здесь забыли, мужчина? — спросила она после паузы. — Что-то не похоже, чтобы вы одевались в «секонд-хенде».
— Да, вы правы, одеваюсь я в… в другом месте, — ответил я, отчего-то смутившись.
Глаза дамы сузились в две грязно-синие щёлочки.
— Поглумиться зашли?
— Не понял…
— Все вы прекрасно поняли.
Дама отвернулась и стала сосредоточенно копаться у себя в сумочке — видимо я уже перестал для неё существовать и как потенциальный покупатель и как человек вообще. Мне же от её слов стало обидно, как если бы меня уличили в каком-то непотребстве, которого я и не думал даже совершать; или оттоптали только что почищенные ботинки; или пиджак уделали белыми кляксами… Надо было в этот момент плюнуть на даму и уйти оттуда к чертой матери, но я зачем-то пустился в объяснения.
— А чем я вам, женщина, собственно, не угодил? — спросил я, медленно надвигаясь на кассу. — Я что-то не заметил при входе табличку «Только для бомжей».
— Табличка есть, — лениво ответила дама, — большая такая, над дверью висит.
— Вы имеете в виду вывеску?
— А-ха.
— Хорошо. Я не собираюсь у вас ничего покупать, что с того? Я зашёл, потому что… просто… я давно не был в таких магазинах и…
— Ностальгия замучила?
Дама раскрыла что-то вроде пудреницы. Презрение её ко мне было столь высоко, что она начала чем-то протирать свою физиономию в моём присутствии.
— Мне что-то непонятен ваш тон, женщина, — сказал я, стараясь поизносить слова как можно спокойнее, прекрасно понимая, что с каждым сказанным словом мне это удаётся всё меньше. — В чём, собственно, дело?
Дама с резким щелчком захлопнула пудреницу (я вздрогнул) и бросила её в сумочку.
— Дело в том, мужчина, что здесь не музей и не выставочный зал. Здесь магазин, а типы, вроде вас, которые ничего не покупают, а только прикалываются, своими визитами распугивают покупателей.
— Я не прикалывался, я просто смотрел, — сказал я.
— Любите смотреть на ношеные вещи? — дама оживилась. — Вы — фетишист?
— Я не…
— Неужели вуайерист?
— А если я скажу, что хочу поговорить с хозяином? — сказал я, зверея.
— А если я скажу, что хозяин — я?
Тяжёлыми шагами я подошёл к кассе. Вид у меня был, должно быть, воинственный, поскольку дама отъехала на своём стуле чуть назад, но, судя по всему, присутствия духа не потеряла. В каждой выпуклости жирной, рыхловатой её физиономии читалось: «Видала я тебя в гробу в белых тапках».
— Тогда вам придётся извиниться, — произнёс я медленно.
Дама высоко вскинула брови.
— Это за что это?
— За ваше хамское поведение…
— Купите здесь что-нибудь, тогда извинюсь.
Тут ярость моя меня покинула, и стало мне кристально ясно, что зря я ввязался в этот дурацкий спектакль. Ведь коню же было понятно с самого начала, что ничего хорошего из этого всего не выйдет. Как никогда не выходило у меня в подобных случаях, ни в магазинах, ни в общественном транспорте, ни в государственных учреждениях, этих оплотах мизантропии и невероятного, беспредельного нашего хамства…
— Ладно, — сказал я устало, но твёрдо, — я возьму… вот… вот это кимоно, — и показал на белый балахон, украшенный, как мне показалось, чёрными сердечками, — сколько оно стоит?
— Сто.
— Сто чего?
— Рублей, мужчина! Что, забыли, где находитесь?
Я бросил сторублёвую бумажку в тарелку для денег и вопросительно посмотрел на оппонентку.
— Вот только не надо деньгами швыряться, — сказала она, — они мне слишком тяжело достаются.
Затем убрала деньги в кассу и пробила чек, который тут же отправила в мусорное ведро.
— Товар обмену и возврату не подлежит. Пакет нужен?
— Я жду, — устало сказал я.
Дама обнажила золотую — от клыка до клыка — улыбку.
— Извините.
Когда я, громко хлопнув железной дверью, вышел из магазина на улицу, то хотел выкинуть только что купленную «вещь» в ближайшую урну, но урны по дороге не оказалось, и я прошагал почти полпути до дома, сжимая белую скользкую тряпку. Одному богу известно, на кого в тот миг я был похож — с бешеным лицом и белой тряпкой в руке. Только перед самым подъездом, ловя на себе косые взгляды, я догадался запихать приобретение в пакет.
Остаток субботы и всё воскресенье я провёл у ящика.
Так у нас на работе называется ежемесячное ночное бдение по понедельникам в малом конференц-зале. Так повелось, что туда направляют по одному человеку от подразделения, поэтому каждый сотрудник, особенно если тот не вышел должностью, рано или поздно попадает в компанию таких же, как и он счастливчиков. Такова расплата за то, что земля круглая, а не плоская, что, кстати, здорово бы упростило нашу жизнь.
Не поняли? Сейчас объясню. В Союзе Советских Социалистических Штатов Америки, как у нас принято называть Штаты (мы все искренне верим в то, что Штаты в конце концов постигнет участь СССР), а конкретно в городе-герое Бостоне, разница с Москвой восемь часов, из чего следует, что для организации онлайновой видеоконференции с нашими американскими хозяевами, нужно чтобы кто-нибудь из нас не поспал ночь. Угадайте, кто именно? Правильно — мы (это не потому, что американцы не считают нас за людей, просто, как мне кажется, они не подозревают ни о какой разнице во времени).
Когда я в первый раз пришёл на работу не как обычно к девяти утра, а к девяти вечера, сидящие в конференц-зале мужики встали и дружно крикнули: «Welcome to the Midnight Niggers Club![26]», что было вроде посвящения. Потом я сам ни раз и не два говорил это новеньким, но в этот понедельник слова эти буквально застряли у меня в горле, когда во всё тот же конференц-зал зашла стройная молодая женщина с причёской «Джеки»[27]. Я успел только сказать «Welcome to…» и замолк, до того она была красива.
— Thanks, — сказала девушка и протянула руку: — Hi! I’m Jenny.
Я вскочил и подержался за маленькую ладошку.
— Это… I’m Valentine. Hi!
Девушка хмыкнула.
— Я думала, ты американец. Мне сказали, что они тут будут.
— В каком-то смысле, они действительно здесь будут, только вон там, — я показал на большой, пока ещё синий экран, натянутый на стене, — скоро пожалуют. Женя, я правильно понял?
— Правильно. А ты, значит, Валя? — Я кивнул, и не без удовольствия для меня, мы снова пожали друг другу руки.
Ознакомительная версия.