Сянцзы перепугался. Вспомнив, сколько он выстрадал, когда его забрали солдаты, он представил себе, что его ждет в тюрьме.
— Значит, по-твоему, мне уйти и бросить хозяев?
— Ты что, заботишься о них? Лучше о себе побеспокойся!
Сянцзы помедлил минутку, словно прислушиваясь, но совесть его молчала.
— Хорошо, я уйду.
— Уйдешь? — с холодной усмешкой переспросил Сунь. — Так просто вот и уйдешь?
У Сянцзы помутилось в голове.
— До чего же ты глуп, приятель! Хочешь, чтобы я, сыщик, даром тебя отпустил?
Сянцзы от волнения не знал, что сказать.
— Не прикидывайся дурачком! — Глаза сыщика впились в рикшу. — У тебя, наверное, есть кое-какие сбережения, давай их сюда, выкупай свою жизнь! Я ведь зарабатываю меньше тебя, мне тоже нужно есть, пить, одеваться, да еще семью кормить. Приходится не брезговать и такими доходами. Вот и подумай, могу ли я отпустить тебя просто так? Будь на твоем месте другой, но стал бы и разговаривать! Но дружба дружбой, а служба службой! Мне тоже нужно жить. Неужели ты думаешь, что моя семья питается святым духом? Ну, ладно, нечего болтать. Давай выкуп!
— Сколько? — спросил Сянцзы, опускаясь на кровать.
— Сколько есть!
— Я лучше отсижу в тюрьме!
— Подумай, что говоришь! — Рука сыщика скользнула в карман халата. — Смотри, раскаешься! Мне тебя забрать ничего не стоит, а станешь сопротивляться — пристрелю. Я тебя вмиг отведу куда надо! А там, за решеткой, не только деньги, одежонку последнюю отберут… Не валяй дурака, подумай!
— Нашел кого обирать! — еле выговорил Сянцзы после долгого молчания. — А почему бы тебе не сорвать куш с господина Цао?
— Он — большой преступник. Поймаем его — получим вознаграждение, не поймаем — будем наказаны. Тебя же, мой глупый братец, отпустить, что чихнуть, убить, что раздавить клопа! Получу с тебя деньги — пойдешь своей дорогой, не получу — встретимся на Тяньцяо. Так что не канителься, выкладывай все! Ты не маленький, должен понимать, этими деньгами придется поделиться с другими, мне-то самому немного перепадет. Я, можно сказать, дарю тебе жизнь, а ты упрямишься. Сколько там у тебя?
Сянцзы вскочил, сжав кулаки, вены на его висках вздулись.
— Но вздумай буянить! Предупреждаю, за воротами наши ребята. А ну, выкладывай деньги! Да поживее, пока я по-хорошему разговариваю.
Глаза сыщика были страшны.
— Но кому я что сделал?
В голосе Сянцзы слышались слезы. Он бессильно опустился на край кровати.
— Никому, просто влип в историю. Человек счастлив только в утробе матери, а мы с тобой давно ходим по земле. — Сунь сокрушенно покачал головой, словно его самого постигло большое горе. — Я, конечно, тебя обижаю, но что делать? Ладно, хватит тянуть канитель!
Сянцзы подумал минуту. Выхода не было. Дрожащими руками он вытащил копилку из-под одеяла.
— Дай-ка взглянуть! — засмеялся Сунь и, схватив копилку, разбил об стену.
Сянцзы смотрел на рассыпавшиеся по полу деньги, и сердце его готово было разорваться от горя.
— Только и всего?
Сянцзы молчал, его била лихорадка.
— Ладно, оставляю тебя в живых! Друзья есть друзья. Но ты должен понять: за эти деньги ты купил себе жизнь и еще легко отделался!
Сянцзы по-прежнему молчал, пытаясь натянуть на себя одеяло: он весь дрожал, как в ознобе.
— Не тронь одеяло! — рявкнул сыщик.
— Холодно…
В глазах Сянцзы вспыхнул гнев и тут же погас.
— Говорю, не тронь, значит, не тронь! Убирайся вон!
Сянцзы вздохнул, прикусил губу, толкнул дверь и вышел.
Земля уже покрылась толстым слоем снега. Вокруг все побелело. Сянцзы шел, опустив голову, и за ним на снегу оставались темные следы.
Сянцзы хотелось присесть, подумать, сообразить, наконец, что же с ним случилось. Хоть бы заплакать — может, станет полегче. Все произошло так быстро, что он не успел ничего понять. А присесть было негде — повсюду снег. Все чайные уже закрылись — время позднее. Да он, пожалуй, и не зашел бы туда. Он искал уединения. Сянцзы чувствовал, что слезы вот-вот хлынут у него из глаз.
Он медленно, без цели, брел по улице. В этом серебристо-белом мире у него не было пристанища. Только голодные птицы зимой да бездомные бродяги могли его сейчас понять и посочувствовать его горю.
Куда идти? Вопрос этот мучил Сянцзы, и ни о чем другом он не мог думать. В ночлежку? Чего доброго, лишишься последней одежонки да вшей наберешься. Пойти в более приличное место он не мог: у него осталось всего пять юаней. В баню? Они закрылись в двенадцать часов, ночевать там нельзя. Деваться было некуда.
Только теперь он почувствовал всю безвыходность своего положения. Он прожил в городе несколько лет и по-прежнему ничего не имел. Ничего, кроме одежды и пяти юаней в кармане. Даже одеяла с тюфяком — и тех лишился. Тут он подумал о завтрашнем дне. Что делать завтра? Опять браться за коляску? Но он уже возил ее, а толку чуть. Ни пристанища, ни денег. Стать торговцем-разносчиком? Но ведь у него только пять юаней, а нужны коромысло, корзины. К тому же разве такой торговлей проживешь? Рикша заработает на еду и доволен, а чтобы заняться торговлей, нужны большие деньги. Иначе это не дело. Проешь все, что имеешь, а потом снова за коляску? Это значит выбросить на ветер последние пять юаней. А их никак нельзя выпускать из рук: это его последняя надежда. Слуги из него не выйдет: ни прислуживать, ни стирать, ни готовить он не умеет. Ничего-то он не знает, ничего-то не может. Он всего лишь верзила, глупый и неотесанный!
Сянцзы не заметил, как подошел к Чжунхаю. Поднялся на мост. Пустынно было вокруг, и куда ни глянь — всюду снег. Только сейчас он заметил, что снег все еще идет. Он дотронулся до шапки, она промокла насквозь. На мосту не было ни души, даже постовые и те куда-то укрылись. Снег облеплял фонари, и казалось, они непрерывно мигали. Сянцзы глядел на снежную пустыню, окружавшую его со всех сторон, и глубокая тоска охватывала его душу.
Он долго стоял на мосту. Вокруг все как будто вымерло — ни звука, ни движения. Снежинки, радостно кружась, падали на землю, словно спешили незаметно для людей окутать весь город холодным покрывалом. И в этой тишине Сянцзы вдруг услышал тихий голос своей совести: «Не думай о себе, вспомни о семье Цао! Там ведь остались только госпожа с маленьким сыном и Гаома! Кто дал тебе эти пять юаней? Разве не господин Цао?»
Не раздумывая больше, он быстро зашагал обратно, к дому.
У ворот виднелись следы, на дороге — две свежие колеи от колес машины. Неужели госпожа Цао уехала? Почему же Сунь не забрал их?
Сянцзы не решался войти, боясь, что его схватят. Он огляделся по сторонам: вокруг никого. Сердце тревожно забилось. Может быть, войти? Все равно деваться некуда. Заберут — ну и пусть! Сянцзы тихонько толкнул дверь. Она оказалась незапертой. Сделал несколько шагов по коридору, он увидел свет в своей комнате — в своей комнате! — и чуть не заплакал. Согнувшись, подошел к окну, прислушался — в комнате закашляли. Гаома! Он потянул дверь к себе и открыл ее.
— Кто там? А, это ты! Испугал до смерти! — Гаома схватилась за сердце, потом, успокоившись, присела на кровать. — Что тут случилось, Сянцзы?
Сянцзы не мог вымолвить ни слова; ему показалось, что он встретился с Гаома через много лет разлуки, и на сердце у него вдруг стало тепло-тепло.
— Что же это такое? — снова спросила Гаома, готовая заплакать. — Хозяин звонил, велел нам ехать к Цзоу, сказал, что ты вот-вот приедешь за нами. Ты и приехал — я ведь сама открыла тебе дверь! А с тобой какой-то незнакомец… Я ни о чем не спросила, пошла к госпоже помочь ей собрать вещи. Ждали тебя, ждали… Пришлось нам с госпожой одним суетиться впотьмах. Малыш спал, мы его вынули из теплого гнездышка, уложили вещи, взяли из кабинета картины, а ты как сквозь землю провалился… Где ты был, я тебя спрашиваю? Кое-как мы собрались. Я вышла посмотреть, а тебя и в помине нет. Госпожа от гнева и страха вся дрожала. Я вызвала машину, но мы не могли оставить дом без присмотра. Решили, что госпожа поедет, а я останусь, приеду к Цзоу, когда ты вернешься. Что все это значит? Говори!
Сянцзы молчал.
— Да скажи хоть слово! Чего ты молчишь? Что стряслось?
— Поезжай! — с трудом проговорил Сянцзы. — Не задерживайся!
— А ты присмотришь за домом? — Гаома немного успокоилась.
— Увидишь господина, скажи ему, что сыщик задержал меня, но потом… потом отпустил.
— Что ты городишь? — воскликнула Гаома, не понимая, шутит он или говорит серьезно.
— Слушай, — раздраженно продолжал Сянцзы, — передай господину, чтобы побыстрее скрылся. Сыщик сказал, что его собираются арестовать. В доме Цзоу тоже опасно. Поезжай быстрей. Я переберусь к Ванам и там переночую. Ворота запру, а завтра пойду искать работу. Я очень виноват перед господином!
