Особенно раздражал его какой-то велосипедист, который увязался за ними еще в западной части города.
Подъехали к Сичанъаньцзе. Здесь было тише, и Сянцзы острее почувствовал за своей спиной преследователя. Он слышал даже еле уловимое поскрипывание снега под колесами велосипеда. Как и все рикши, Сянцзы терпеть не мог велосипедистов. К машинам он тоже не питал особой симпатии, но те хоть сигналят, можно вовремя посторониться. А велосипедисты норовят проскочить в любую щель, виляют из стороны в сторону, так что от них рябит в глазах. И если произойдет несчастный случай, обязательно обвинят тебя. Полицейский всегда примет сторону велосипедиста, чтобы унизить рикшу.
Несколько раз Сянцзы хотелось резко остановить коляску, чтобы негодяй налетел на нее и свалился на землю. Но он не отваживался на это — рикша обязан все терпеть. Каждый раз, перед тем как сделать остановку, он должен крикнуть: «Стоп!»
Они подъехали к Наньхаю. Улица здесь довольно широкая, однако велосипедист не обгонял, а продолжал ехать сзади, не отставая ни на шаг. Сянцзы вышел из себя, нарочно остановил коляску и начал стряхивать снег с плеч. Велосипедист тихо проехал мимо, обернулся и поглядел на него. Сянцзы умышленно помедлил, пока велосипедист не скрылся из виду. Потом поднял ручки коляски и выругался.
— Чтоб ты провалился!
«Демократизм» господина Цао не позволял ему пользоваться утепленным верхом, да и брезентовый он поднимал лишь в тех случаях, когда лил дождь. Сейчас шел небольшой снежок, и господин Цао считал, что нет никакой необходимости от него укрываться. Кроме того, ему хотелось полюбоваться городом в эту снежную ночь. Он тоже обратил внимание на преследователя и, когда Сянцзы выругался, тихо сказал ему:
— Если он не отстанет, не останавливайся у дома, а проезжай прямо на Хуаньхуамынь, к господину Цзоу.
Сянцзы встревожился. Он просто не любил назойливых велосипедистов, по не думал, что среди них могут быть опасные люди. Однако, если господин Цао не решается подъехать к собственному дому, значит, от этого мерзавца можно ждать всего. Сянцзы пробежал несколько десятков шагов и опять наткнулся на своего преследователя, явно поджидавшего коляску. Тот пропустил их вперед. Окинув его внимательным взглядом, Сянцзы наконец понял: это сыщик. Ему частенько доводилось встречать подобных типов в чайных, и хотя Сянцзы ни разу не имел с ними дела, он хорошо знал, как они выглядят. Ему примелькалась их одежда: у всех такой же синий халат, у всех низко надвинутая на лоб фетровая шляпа.
Когда подъехали к Наньчанцзе, Сянцзы на повороте обернулся: велосипедист не отставал. Сянцзы, забыв о снеге, побежал быстрее. Дорога тянулась прямая, длинная, белая, вокруг — никого, лишь холодные фонари по сторонам да преследователь позади! Сянцзы не приходилось бывать в подобных переделках, от волнения он весь взмок. Подъехав к парку с западной стороны, он снова оглянулся: сыщик был почти рядом. У дома хозяина Сянцзы только замешкался на миг, но господин Цао ничего не сказал, и он побежал дальше. Свернул в маленький переулок, — велосипедист за ним! Выехал на улицу — тот снова сзади. Чтобы проехать на Хуаньхуамынь, не нужно было никуда сворачивать, он сообразил это, когда уже проехал переулок насквозь. Мысли его путались, и он злился на себя. Только когда они миновали Цзиншань, велосипедист свернул в сторону Хоумыня и исчез. Сянцзы вытер пот. Снегопад кончился, в воздухе кружились только одинокие снежинки. Сянцзы на миг залюбовался ими; они опускались мягко Xi не слепили, как пороша.
— Куда теперь прикажете? — спросил Сянцзы, обернувшись.
— К господину Цзоу. Если кто-нибудь спросит обо мне, скажешь: «Такого не знаю!»
— Хорошо. — Сердце Сянцзы тревожно забилось, но пускаться в расспросы он не посмел.
Когда подъехали к дому Цзоу, господин Цао велел Сянцзы вкатить коляску во двор и быстро закрыть ворота. Господин Цао держался стойко, хотя и был взволнован. Распорядившись поставить коляску, он вошел в дом, но вскоре снова вышел вместе с господином Цзоу: это был близкий друг хозяина, и Сянцзы его знал.
— Сянцзы, — торопливо сказал господин Цао, — домой поезжай на машине, скажи госпоже, что я здесь. Пусть едет сюда. Только на другой машине, а не на той, на которой поедешь ты. Понял? Отлично! Передай госпоже, чтобы она захватила самые необходимые вещи и несколько картин из кабинета. Ясно? Я сам позволю госпоже, а ты еще раз напомни. Боюсь, она разволнуется и все забудет.
— Может быть, мне поехать? — предложил господин Цзоу.
— Не стоит. Возможно, это был и не сыщик. Но все-таки надо быть поосторожнее. Вызови, пожалуйста, машину!
Пока Цзоу звонил по телефону, господин Цао втолковывал Сянцзы:
— За машину я заплачу. Передай госпоже, чтобы собралась побыстрее. Пусть ни о чем не беспокоится, захватит только вещи сынишки и несколько картин из кабинета. Когда госпожа соберется, вели Гаома вызвать машину по телефону, и пусть едут сюда, Ясно? А когда они уедут, запри ворота и ложись спать в кабинете; там есть телефон. Ты умеешь звонить?
— Я не смогу набрать номер. Но если позвонят, отвечу.
Сянцзы не очень-то умел и отвечать на телефонные звонки, однако не хотел волновать хозяина.
— Вот и хорошо! — продолжал господин Цао по-прежнему торопливо. — Если услышишь какой-нибудь шум, ворот не открывай! Даже после нашего отъезда. Боюсь, они не оставят тебя в покое. Поэтому, чуть что — гаси свет и через задний двор беги к Ванам, Знаешь Ванов?
— Да-да!
— Побудь немного у них, а потом уходи! Перепрыгнешь через стену и беги, иначе тебя схватят! Ни о моих, ни о своих вещах не беспокойся. Если вещи пропадут, я возмещу убытки. Вот пока пять юаней. Пойду звонить госпоже. А ты напомни ей, о чем я просил. Только пока ничего не рассказывай, — может быть, это и не сыщик. Да и сам заранее не волнуйся.
Сердце у Сянцзы билось тревожно, ему хотелось о многом расспросить, но он не смел — боялся забыть наставления господина Цао.
Подъехала машина, Сянцзы растерянно влез в нее. Редкими крупными хлопьями шел снег, и трудно было что-либо различить.
Сянцзы сидел выпрямившись, голова его почти касалась верха машины. Он хотел поразмыслить, но перед глазами мелькали светофоры такие яркие, что он поневоле залюбовался. А тут еще щетки перед водителем сами двигались из стороны в сторону, вытирая снег и влагу со стекла, и это тоже необычайно интересно! Не успел он собраться с мыслями, как такси остановилось. С неспокойным сердцем выпрыгнул Сянцзы из машины.
Он уже собирался нажать кнопку звонка, когда перед ним, словно из-под земли, вырос человек и схватил его за локоть. Сянцзы хотел было отбросить цепкую руку, но тут разглядел лицо незнакомца и замер. Перед ним стоял велосипедист.
— Не узнаешь меня, Сянцзы? — осклабился тот, отпустив его локоть. Сянцзы не знал, что сказать, и лишь тяжело дышал. — Разве ты забыл, как мы тогда увели тебя в Сишань? Я командир взвода Сунь. Теперь вспомнил?
— A-а! Командир взвода Сунь! — пробормотал Сянцзы, так ничего и не вспомнив. Когда солдаты уводили его в горы, ему было не до того, чтобы разобраться, кто командир взвода, а кто командир роты.
— Ты забыл меня, зато я тебя помню: шрам на лице — хорошая примета. Полдня за тобой ездил, вначале тоже не узнавал, боялся ошибиться. И так посмотрю и этак, но шрам твой — обознаться нельзя!
— У тебя ко мне дело? — Сянцзы снова собрался позвонить.
— Ну, конечно! И очень важное! Войдем, поговорим. — Командир взвода Сунь — ныне сыщик — поднял руку и позвонил сам.
— Сейчас уже поздно… — промямлил Сянцзы. У него даже голова вспотела от злости. «Вот привязался! Да разве можно пускать его в дом?!»
— Не волнуйся, я пришел тебе помочь. — Сунь расплылся в хитрой усмешке. И как только Гаома открыла дверь, прошмыгнул в дом. — Благодарю вас, благодарю, — зачастил он и, не дав им возможности обменяться даже словом, потянул Сянцзы к сторожке. — Здесь живешь? — спросил он, осматривая комнату. — О, как чисто! Недурно устроился! Недурно!
Сянцзы надоела его болтовня.
— Что у тебя за дело? Мне недосуг.
— Ведь я же сказал: очень важное дело! — Супь все еще улыбался, по в голосе его зазвучала угроза. — Скажу тебе прямо: твой господин — бунтарь! Поймаем его — расстреляем. Он от нас не уйдет! А с тобой мы все же знакомые: ты служил под моим началом. И потом, я человек порядочный. Не надо бы говорить, да скажу: влип ты в историю. Тебе нужно бежать, иначе и тебя схватят. А к чему тебе впутываться в чужие дела и отдуваться за других! Так ведь?
— Но я же подведу людей! — возразил Сянцзы, вспомнив напутственные слова господина Цао.
— Кого? — осклабился сыщик, злобно сверкнув глазами. — Людей?! Они сами виноваты. Знали, что делали, пусть теперь и выкручиваются. Ради чего тебе страдать из-за них? Вот посадят тебя на пару месяцев, тогда поймешь, каково птице в клетке. Пара месяцев еще куда ни шло, а если засадят надолго? Они, если попадут за решетку, отделаются легким испугом. У них есть деньги. А у тебя, братец? Так что готовься к худшему! Но это еще не все. Богач, он даст взятку — и на воле! А с тобой, если дело получит огласку, церемониться не станут: отведут на Тяньцяо — и конец! Ну скажи, разве не обидно умирать ни за что ни про что? Ты же толковый парень, зачем тебе зря рисковать головой? «Людей подведу!» Эх, ты! Каких людей? Скажу я тебе: случись с нами что, никто из них о нас, бедняках, даже не подумает!
