Ознакомительная версия.
24. Рыжов. Естественный отбор
В истории развития советской науки и техники было немало случаев, когда не оправдавшие надежды руководства страны военные или гражданские проекты попросту сворачивались, а творившие их люди уходили в смежные области или вообще начинали заниматься чем-то совсем другим. Именно так вышло с тематикой, которой в НИИгеомаше занимался Илья Михайлович Щетинкин. Сразу после того как стали известны результаты работы правительственной комиссии, на внеочередном заседании Совета Министров СССР дальнейшие работы по автономным тоннельно-бурильным машинам с ядерной энергетической установкой были признаны бесперспективными. А нужны были они, эти автономные тоннельно-бурильные машины с ядерной энергетической установкой, кстати, всего лишь для возможности скрытной переброски войск по проделанным ими тоннелям, в первую очередь, в приграничных областях. Ведь это же очень удобно, наковырять множество ходов под пограничными укрепрайонами противника, запустить туда в достаточном количестве отличников боевой и политической подготовки и выйти ничего не подозревающим китайцам (или ещё кому) в тыл, вместо того чтобы брать эти укрепрайоны в лоб, штурмом.
До этой простой, в общем-то, идеи так и не смогли додуматься ни Илья Михайлович, ни высоколобые орлы из его команды. Грезилось им, романтикам от науки, всё, что угодно, только не это. Даже странно, что никого из них не насторожил, например, тот факт, что больший диаметр изделия чуть побольше ширины наших танков, а меньший — их высоты… Хотя, возможно, правильный ответ и приходил в чью-нибудь светлую, убелённую сединами голову, но этот кто-нибудь не мог даже предположить, что это и есть та самая цель, ради которой государство тратит огромные силы и средства, и поэтому продолжал далее метаться в догадках. Истинное назначение изделия так и осталось для многих из них, не доживших до демократической вольницы, глубокой тайной, а те, кто дожил и прочитал об этом в бесстыдно-лживой демократической прессе или же увидел по ящику с привидениями, просто не поверили.
Итак, после аварии четвёртого марта 1977 года тематику Щетинкина в НИИгеомаше свернули, а все работы по ней, в том числе и лабораторные, были полностью остановлены. Теоретически, это не означало, что Илье и его команде (в частности и Евгению Ивановичу Рыжову), в НИИгеомаше больше делать нечего, но практически выходило наоборот. Илья лишился своей должности, кабинета, полномочий и много чего ещё. В качестве утешительного приза ему была предложена должность начальника отдела нормоконтроля, но от этой подачки он отказался.
С Евгением Ивановичем и некоторыми другими членами «Банды Щетинкина» поступили схожим образом, с той лишь разницей, что должности им были предложены для их возраста и квалификации совершенно унизительные, причём не в самом НИИгеомаше, а в его филиале, где-то под Арзамасом. Ясное дело, что никто на это не согласился, в том числе и Евгений Иванович. Но если у него оставался за спиной институт, то Илья в один миг оказался вообще не у дел. Теперь для него и его разработок были закрыты в прямом смысле все двери. Для такого человека как Илья Михайлович Щетинкин — настоящего учёного в самом глубоком смысле этого слова — это было равносильно смертному приговору. Как и после «ленинградского дела» Илья впал в тяжёлое нервное расстройство, с последствиями которого ему на этот раз пришлось бороться «у Ганнушкина»[15].
Должно быть, единственно возможный в такой ситуации выход подсказал ему Евгений Иванович, карьера которого (да и сама жизнь) после случившегося также повисла на тонком и непрочном волоске. Он уговорил совершенно потерявшего моральный дух Илью попробовать себя в академической сфере. Евгений Иванович поехал в Москву и обратился к заведующему кафедрой Валентину Павловичу Десятникову с просьбой взять Илью на освободившуюся в связи с длительной загранкомандировкой (на Кубу) одного из преподавателей кафедры профессорскую ставку. На удивление Евгения Ивановича заведующий совершенно неожиданно согласился. В те годы было совсем не просто вот так вот «с улицы» устроиться работать преподавателем, но оказалось, что, во-первых, Десятников был знаком с разработками Ильи ещё, когда тот работал в метрострое, а, во-вторых, в тот момент сложилась весьма удачная для его приёма на работу ситуация.
— Институт сейчас очень заинтересован в производственниках, особенно в таких опытных, — сказал Десятников Евгению Ивановичу, — на последнем заседании учёного совета об этом много говорилось. Так что с приёмом вашего Щетинкина мы, так сказать, попадаем в струю.
«Слава, тебе, господи, — с облегчением подумал Евгений Иванович, — хоть где-то попал в струю…»
Илья появился на кафедре за день до начала нового учебного года. Он пришёл рано, к восьми — так его попросил Евгений Иванович, чтобы обсудить предстоящие кафедральные дела, да и просто поговорить. Только Евгений Иванович не сразу узнал своего друга. То ли так падал утренний свет, то ли что ещё, только вместо Ильи Евгений Иванович увидел совершенно другого, незнакомого ему старика, который случайно забрёл в пустую преподавательскую. Сомнения отпали лишь, когда Илья подошёл ближе и поздоровался. Евгений Иванович внимательно посмотрел на друга, и ему вдруг показалось, что жизни в нём теперь не больше, чем в его стеклянном глазе — Илья превратился в списанный и вылинявший шагающий манекен. Он двигался, говорил, связно отвечал на вопросы, но выглядел при этом, словно дистанционно управляемый робот.
«Господи, чем они его там обкололи?» — с болью подумал Евгений Иванович.
Илья между тем, не спеша, разделся в шкаф, сел на свободное место рядом с Евгением Ивановичем, уронил сложенные замком руки на стол и молча, по-собачьи, положил на них свою голову.
— Не смотри ты на меня так, — тихо, почти шёпотом сказал он, — всё это ерунда. Пройдёт.
— Дай-то бог, — также тихо сказал Евгений Иванович, — ты, вообще, как?
— Хреново, но я туда больше не вернусь.
— Куда, к Ганнушкину?
— Нет, в Сениши. Я так решил. Будь, что будет.
Евгения Ивановича словно током дёрнуло — он понял, о чём говорит Илья. Его самого по понятным причинам очень занимал этот вопрос, он в тайне надеялся, что Илья найдёт какой-то способ посещать «Аверн», может быть, с экскурсиями для студентов, а, может быть, ещё как, но не откажется от источника продолжения собственной жизни. Да и жизни Евгения Ивановича тоже.
— Ты отдаёшь себе отчёт… — начал Евгений Иванович.
— Отдаю, — прервал его Илья, — я-то как раз отдаю. Всё когда-нибудь кончается, и плохое и хорошее. Вот и это кончилось. Понимаешь, я теперь не имею никакого морального права туда возвращаться.
— Почему?
— По кочану. Не могу и всё. В том смысле, что не имею на это права…
— Прости, но я не понимаю! — в сердцах бросил Евгений Иванович и тут же заставил себя успокоиться, — какого права ты не имеешь? Туда теперь невозможно пройти, да?
— Ты не понял, это только для меня туда путь закрыт. Я сам себе его закрыл. Постарайся понять — мне дана… — Илья запнулся, — была дана возможность из неизвестного науке источника черпать жизненные силы, продлевать собственную жизнь, и ради чего я эту возможность использовал? А? Ради того, чтобы устроить ядерный взрыв!
— Но ведь всё обошлось! — парировал Евгений Иванович. — и потом, не ты в этом виноват, а этот, как его, Иван Иванович…
— Да дело-то не в этом! — Илья слабо шевельнул рукой. — Жень, дело совсем в другом. Нельзя, понимаешь, нельзя из земли соки сосать, чтобы не сдохнуть, и заниматься тем, чем занимались с тобой мы. Это, как других людей жрать, чтобы в голодный год выжить.
— Ну, ты, старик, загнул…
— Ничего я, Жень, не загнул, — грустно-грустно сказал Евгений Иванович, — всё так и есть, надо смотреть правде в глаза, — и, будто вспомнив о чём-то, добавил: — А пройти туда можно, вернее, пролезть.
Перед Евгением Ивановичем забрезжила слабая надежда.
— А ты знаешь, как? — осторожно спросил он.
— Знаю, конечно, — всё ещё не поднимая головы с рук, ответил Илья. — Через пещеры можно выйти в один технический тоннель на втором уровне, который заканчивается вентиляционной шахтой, а по ней спуститься до третьего. Если хочешь, можешь лазить туда по воскресеньям, там всё равно никого не будет. Но, если поймают, выкручивайся, как знаешь, я — там уже никто…
После этих его слов Евгений Иванович почувствовал, как у него мелко затряслась правая нога.
— Илья, давай вместе, а? Как-нибудь в воскресенье? — возбуждённо сказал он и обнял друга за плечо.
Илья медленно поднял голову и выпрямился. Евгений Иванович заметил, что сделал он это с заметным усилием.
— Жень, знаешь, я ведь тебе тогда не всё рассказал.
— Когда, тогда?
— Тогда, в лесу. Помнишь, ты спросил: «Какого происхождения „Комната досуга“?» А я ответил, что, скорее всего, естественного. Помнишь?
Ознакомительная версия.
