Всё словно решило получиться. Ка спокойно умылся и побрился. Он хотел даже убрать постель, но понял, что это уже чересчур. Он включил компьютер и записал на пустую дискету файл со своими рассуждениями о стремлении общества к свету всеобщих прав. Эту дискету Ка оставил на письменном столе, предварительно смахнув с него все бумаги, надел спортивную куртку и спустился во внутренний двор точно так, как запланировал.
Когда до земли оставалось три метра, узел верёвки разошёлся, и Ка пришлось спрыгнуть вниз. Во внутреннем дворе, как всегда, не было ни души. Невысокие кусты щеголяли недавней стрижкой. Меж кустов туда и сюда порхали тёмные птички — щебетали, поклёвывали червячков. Над песочницей застыли пустые качели. Ка спокойно пересёк двор и залез через открытый балкон в чью-то квартиру. Обитатели квартиры прилипли к телевизору в гостиной, и Ка даже не пришлось врать им, будто бы он забыл дома ключи. Ка миновал кухню и коридор и тихо прошёл мимо гостиной ко входной двери. Пара секунд — и он уже открывал дверь подъезда, надеясь, что полиции там нет. Он был прав.
* * *
Во время полёта Ка бодрствовал. Спящий, он был бы беззащитен. Его скорее раздражала, чем страшила мысль о том, что его бегство могут заметить, могут достать его даже с этой многомильной высоты, просто-напросто посадив где-нибудь самолёт, и отослать обратно, в пасть оставшегося позади. За прошедший день засевший в животе Ка червь перестал быть его ужаснейшим врагом. Это место заняли другие вещи — всё то, что он оставил позади, и Ка был полон решимости любыми средствами сражаться за свою жизнь против этого всего. Не будучи идиотом, он не попытался протащить на борт что-нибудь вроде железного ножа, но оставил себе тупенький пластиковый нож и вилку, которые стюардессы выдали всем вместе с ужином. С первого взгляда от этих штуковин было немного толку, но Ка помнил, как сработали пластиковые ножи в руках одной известной группы террористов. Он вставил эти тупые инструменты в плетёный карман на спинке переднего кресла, вытащив оттуда журнал и инструкцию по надеванию кислородных масок. Нож и вилка были у всех на виду и одновременно не вызывали подозрений. В случае чего он мог бы мгновенно их выхватить.
Червь всё ещё не шевелился. У Ка возникло ощущение, что паразит как-то съёжился, свернулся и втянулся в себя, как гусеница, которую из любопытства тронул палочкой ребёнок. Ка искренне надеялся, что червь притих от страха. Может быть, он почуял лёгкое прикосновение смерти… Что ж, каждому своё. Ка подумал, что они с червём поменялись местами. Настала очередь червя бороться с ужасом скорой смерти, в то время как Ка теперь отсчитывал время — до освобождения, до операции, до посадки в Гонконге… Так ползли бесконечные часы полёта, неумолимо тягучие и тянущие Ка в сон, словно прикованные к ногам якоря.
Гонконг явился в иллюминаторе внезапно. Ка рывком поднял голову, и у него перехватило дух. Ему почудилось, что некая главная часть его выпадает и прямо сквозь стекло летит вниз, упиваясь растворением в этом глубоком озере огней. Через мгновение Ка обнаружил, что всё ещё сидит в кресле, и удивился этому, а потом решил, что у него начинаются галлюцинации от недостатка сна. Ещё одно, последнее щупальце страха попыталось обвить его разум — что, если полиция уже ждёт на посадочной полосе? — но Ка решительно его обрубил. Если она там ждёт, он просто попросит в Китае политического убежища. «Меня хотят убить потому, что я человек, а не червь!» Всё когда-нибудь случается впервые.
Самолёт шёл на посадку, и Ка наконец почувствовал, как его «гость» шевельнулся. В этом движении было что-то отчаянное.
— Один-ноль, дружок, — шепнул Ка. — Ты проиграл.
Шасси коснулись посадочной полосы.
Сходя по трапу, Ка обнаружил, что в нём не осталось ненависти к червю. Какой смысл продолжать ненавидеть того, кто хотел жить за твой счёт, но просто-напросто не успел? Ка шагнул с трапа на землю. На посадочной полосе пассажиров ждал автобус. Сегодня десятый день, вспомнил Ка. Червю не хватило четырёх дней, и я победил. Можно спокойно найти врача. У меня есть ещё время…
Из автобуса навстречу Ка шагнул сотрудник посольства его родины, сопровождаемый вооружённым эскортом. Ка опознал их с полувзгляда. Он обернулся, чтобы бежать через поле к терминалам, но не успел. Его внутренности внезапно ожили. Они рванулись и начали падать в неизмеримо жаркую, жадную, голодную дыру. Чудовищная боль разинула пасть и поглотила и мир, и само сознание Ка.
* * *
Первого сентября шеф увидел из окна бюро, как подъехала машина Ка. Из неё вышел некто в одежде Ка. Этот новый зашёл и молча сел в принадлежавшее Ка кресло. Шеф поморщился, увидев ещё не совсем человеческие, смазанные черты блеклого лица червя и уродливые бугры на розовой шее. Впрочем, шеф знал, что это быстро проходит. Месяц-другой, и всё устаканится, в том числе и внешность червя.
Шеф был не особенно недоволен случившимся. В этой печальной истории были и хорошие стороны. Червь был, правда, ещё не готов, но ему достался диплом Ка и его профессиональные знания. К тому же черви были очень работящи. Они трудились больше, а денег ожидали меньше, чем люди со старым европейским образом мыслей. Червю можно будет мало платить и нагружать его той работой, которую никто другой не желал выполнять. И жаловаться червь не станет… по крайней мере на первых порах. Пока он ещё не совсем осознал себя человеком.
— fin —
