Я листаю «Книгу памяти». И хотя буквы напечатаны, чувствую, что эту книгу писала я. А ещё рисунки… Мне хватает одного взгляда, чтобы понять – их сделал Пит.
Финник. Энни. Фото их новорожденного сына. Я знаю этого мальчика! Точнее - уже юношу. Видела недавно его по телевизору. Он вырос и превратился в копию своего отца! Да! У него те же самые глаза, что и у Финника. Его даже зовут также – Финник Одейр.
Отец Пита. Пекарь Мелларк. Пакетик с печеньем, который я не помню.
Мадж. Милая добрая Мадж. И её брошь с сойкой-пересмешницей.
Какая насмешка судьбы! Именно этой броши суждено было стать символом революции.
И только сейчас до меня в полной мере доходит, что Мадж мертва, как и все остальные.
Я листаю "Книгу Памяти" почти до конца. Словно ищу что-то.
Что-то очень важное для меня.
Последнюю недостающую деталь.
И я её нахожу.
Рисунок Пита на целом развороте. Горящие дети и среди них моя сестра Прим…
Внезапно в моих ушах раздаётся истошные крики заживо горящих людей…
Крики детей.
Я слишком поздно замечаю, что все эти вопли сплетаются в унисон с моим собственным…
Вместе с памятью ко мне возвращается дикая боль.
Я оседаю на пол,истошно крича от безжалостного пламени, которое сжигает меня изнутри. До пепла.
========== 20. Вспоминай и спасай! ==========
Я снова схожу с ума. Боль, страх, отчаяние. Они атакуют меня со всех сторон. Я кричу так сильно, что закладывает уши. Сама того не замечая, сползаю на пол. На ковёр. Сворачиваюсь калачиком и кричу, кричу, кричу…
Разум медленно, но верно покидает меня.
И я сдаюсь.
Сдаюсь снова тому самому отчаянию, которое уже однажды почти довело меня до полного умопомешательства.
Прим. Моя маленькая сестрёнка Прим.
Её больше нет.
Она сгорела заживо в огне революции.
Будь она проклята эта революция!
Будь проклята сойка-пересмешница!
Будь проклята я!
Прим!
Моя Прим…
Моё сознание заполоняют страшные образы горящих детей. Ко мне со всех сторон подступают переродки, которые шипят моё имя.
- Китнисс, Китнисс, Китнисс…
Я падаю в эту бездну кошмара, уже даже не сопротивляясь ему, как вдруг… чувствую другую боль. Уже не духовную. Физическую.
Сильную боль внизу живота.
На автомате провожу рукой по своему телу. Не сразу понимаю, что во всём этом не так…
Живот.
Обычно он у меня плоский, но сейчас… Чувствую лёгкий угасающий толчок по моей ладони, идущий откуда-то изнутри меня.
Моё удивление настолько сильно, что на пару секунд я даже забываю об отчаянии.
Я что, снова беременна?!
Воспоминания прошлого и настоящего нескладно пытаются встать на свои места.
Да. Я беременна.
По крайней мере, была, пока не почувствовала эту дикую боль внутри меня.
Близнецы!
И тут меня по-настоящему захлёстывает паника.
Я уже потеряла Прим. Потеряла отца. Потеряла так много друзей. Неужели я сейчас потеряю и своих детей?!
Мне хочется орать от испуга. Биться в истерике. Но вместо этого я внезапно начинаю медленно и глубоко дышать.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Горящие дети. Переродки. Пылающая Прим.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Голубые глаза Пита, полные слёз радости, когда он впервые берёт на руки свою только что родившуюся дочку.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Спускающиеся с неба парашюты. И взрывы, взрывы, взрывы… Истошный крик моей сестрёнки.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Счастливый Пит, играющий с нашими детьми во дворе.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Я, кормящая грудью нашего сына.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Сильные руки перепуганного Пита, подхватывающие, словно пушинку, меня. Несущие на кровать в спальню.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Не сразу понимаю, что это уже не моё воображение. Это Пит. Видимо, он услышал мой истошный крик и примчался ко мне.
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Я уже слишком много потеряла в этой жизни, чтобы сейчас потерять и моих детей. Да. Я люблю свою сестрёнку. И всегда её буду любить. Но сейчас… Сейчас я отпускаю её. Навсегда. Я прощаюсь с ней, потому что…
Вдох – выдох – вдох – выдох.
… потому что Пит прав. Жизнь… Она продолжается. И ради своих детей… Ради Пита… Ради себя я просто обязана… я должна жить…
Вдох – выдох – вдох – выдох.
Я не позволю… Я не хочу потерять своих детей, как уже однажды потеряла Прим!!!
Вдох – выдох – вдох – выдох.
***
Запах свежеиспечённого хлеба. С примесью аромата укропа и корицы. Я лежу посреди цветущей золотисто-зелёной Луговины, утопающей в безбрежном море одуванчиков, и смотрю в пронзительно голубое небо. Такое же голубое, как глаза Пита.
Но сон отступает. Теперь я уже просто лежу с закрытыми глазами в темноте и до отчаяния боюсь пошевелиться. Пытаюсь осознать, что со мною произошло. Почувствовать своё тело.
Одно уже радует: вроде бы ничего не болит. Но страх от этого не уменьшается. Осторожно поднимаю ладонь, хочу положить её себе на живот, но вместо этого натыкаюсь на руку мужа. Только сейчас понимаю, что Пит лежит рядом, обняв меня, и, словно охраняя, держит руку у меня на животе. Медленно ощупываю себя. Вздох облегчения: живот не плоский. Хотя понимаю, рано радоваться.
С трудом открываю глаза. Так и есть, муж с открытыми глазами лежит рядом.
- Пит… Наши дети?
- Они живы, - торопливо выдыхает он.
И я плачу. Но уже не от боли, а от облегчения. Пит, прижав меня крепче к себе, плачет вместе со мной.
- Как же ты меня напугала, Китнисс. Я думал, что опять потеряю тебя…
***
Целую неделю я наотрез отказываюсь вставать с кровати. Максимум на что отваживаюсь - дойти до ванной. Впрочем, если бы я даже и попыталась выйти из комнаты, муж бы просто не дал мне этого сделать. Мой бедный перепуганный Пит! Он трясётся надо мной так, будто я хрустальная.
Доктор Роуз сказала, что опасность выкидыша миновала. Я чудом не потеряла детей. Малышей, как ни странно, спасла игра, которой научил меня Хэймитч: когда совсем плохо, вспомни, как много хорошего было в твоей жизни.
- Вспоминай и спасай!
Именно это я, похоже, и сделала.
А ещё… я отпустила мою сестрёнку Прим. И на этот раз навсегда.
К концу второй недели моего валяния на постели в окружении Мэтью и Прим (которые уже давно перетащили к нам с Питом на кровать все свои книжки и игрушки, чтобы играть, не отходя от мамы), я принимаю решение, что пора потихоньку вставать с кровати. Хочу надеть штаны и тут обнаруживаю, что они на мне с трудом сходятся. Похоже, за последние пару недель моего малоподвижного образа жизни близнецы заметно прибывали в весе.
Открываю шкаф. На самом деле, я знаю, что мне надеть. Каждый раз, когда я вынашивала Питу детей, он во время своих рабочих поездок в Капитолий, привозил мне оттуда кучу красивой одежды для беременных. Правда, после рождения Мэтью я сказала мужу, что отдам все эти вещи на благотворительность, т.к. они мне больше точно не понадобятся. Помню, как расстроился Пит, хоть и пытался не подать виду. Единственное, чего он не знает: у меня рука так и не поднялась отдать все эти любимые мною платья чужим женщинам. Я с видом запасливого хомяка и жадной жабы, тайком от Пита, сложила платья для беременности в пакеты и убрала подальше в шкаф. Ну, мало ли, что в жизни бывает! Вдруг, ещё пригодиться?
Улыбаюсь. Провожу рукой по животу.
- Как в воду глядела. Пригодилось.
Выбираю нежно-оранжевое лёгкое вязанное платье с завышенной талией. Я знаю: Пит его очень любит. Мне оно тоже нравится. Спускаюсь на кухню.
Муж у плиты наколдовывает обед. Оборачивается. С удивлением смотрит на меня. Я ожидаю увидеть на его лице восхищение.
- Ну как я тебе? – поворачиваюсь боком, чтобы продемонстрировать уже заметный животик.
