Сэм кивнул. Когда он сделал надрез на тяжело вздымавшейся грудной клетке пациента, чтобы ввести тончайшую проволочку в сердечную мышцу, судороги возобновились. На этот раз Сэм не сделал никакой попытки воспользоваться дефибриллятором, а решил применить нейростимулятор.
– Включить ток? – сказал он.
Он посмотрел на восковую кожу потерявшего сознание пациента. Позади него тихо загудел животворный механизм. Тщательно дозированные микроимпульсы тока усиливали нервные сигналы, которые больше не могли достигнуть поврежденного сердца.
Сердце вновь забилось и снова погнало кровь по артериям и венам Рэнда.
Но это было началом конца. В это мгновение жизнь космонавта угасла, он так и не пришел в сознание. Минуло еще несколько часов, прежде чем он умер окончательно. Умер официально – и за это время было установлено, что спасти его невозможно. Только чудо могло спасти Рэнда, но врачи не верили в чудеса, и чуда не произошло. Антибиотики никак не повлияли на болезнь, которая с невероятной скоростью распространилась по организму. Почти все органы Рэнда, казалось, были поражены, деятельность почек прекратилась. Начался некроз. Сэм больше не смотрел на экранчик монитора, только слабый голос доктора Гаспарда снова привлек его внимание.
– Электроэнцефалограмма больше не регистрируется, доктор. Благодарю вас. Вы и доктор Мендель сделали все возможное. С самого начала было ясно, что помощь опоздала.
Экран померк. Лицо доктора Гаспарда исчезло. Сэм механически отключил один за другим все приборы, в которых заключалась вся надежда пациента. Он долгим взглядом посмотрел на умершего, и до его сознания наконец дошло, что пациент мертв.
Рэнд был мертв. Все. Теперь снова надо думать и заботиться о живых.
Для ультразвукового скальпеля рассечь даже сильно охлажденное тело не представляло никаких трудностей. Сначала было установлено, что спасти жизнь Рэнда уже нельзя. Его тело было настоящим очагом инфекции, и в каждом органе образовались заметные цисты. Сэм умело произвел вскрытие, а Нита в это время готовила препараты и культуры для ожидавших их техников. Как только все было готово, образцы в запечатанных капсулах отправились к ним.
Только однажды Сэм прервал работу.
Профессор Чейбл сообщил, что все птицы – вся стайка скворцов и чайка – были найдены поблизости от корабля, мертвые. Их уже отправили в лаборатории ВОЗ.
Уже наступила полночь, когда они закончили работу и снова простерилизовали все инструменты. Нита вышла из дезинфекционной камеры. Ее влажные волосы были повязаны косынкой. Сэм держал в руке фотографию.
Он протянул ее Ните.
– Вот, только что поступила из одной из лабораторий ВОЗ. Все тела мертвых птиц усеяны нарывами, а здесь мы видим вирус. Он, кажется, идентичен тому, жертвой которого стал Рэнд.
Нита взяла фотографию и устало опустилась на кушетку у окна. В своем коротком, едва доходившем до колен халатике, без всяких следов косметики на лице, она казалась очень привлекательной, можно было забыть, что она врач.
– Это значит?.. – она не закончила фразу.
– Мы еще не знаем, что это значит, – ответил Сэм.
Он тоже чрезвычайно устал и понимал, что Нита, должно быть, устала еще больше.
– Существует множество вопросов, ответы на которые очень важны для нас. Почему корабль так задержался на Юпитере? Почему командор Рэнд вернулся один? Как он заразился этой болезнью? Имеет ли она какую-нибудь связь с птицами? Такая связь должна существовать, но я ее не вижу. Если болезнь заразна – птицы погибают через несколько минут после заражения – то как же получилось, что мы все еще не заразились?
Он пожалел, что у него вырвались эти слова, но сделанного не воротишь. Нита опустила голову и закрыла глаза. Он почти машинально взял ее за руку.
Нита откинулась на кушетке, фотография выскочила из ее рук и упала на пол. Сэм увидел, что она устало задремала.
– По-моему, вам вообще не хочется просыпаться, – сказала Нита из маленькой диетической кухни.
Она гремела посудой.
– Уже половина седьмого.
Она принесла ему чашку кофе, и он увидел, что ее волосы тщательно причесаны, а губы слегка тронуты помадой.
Она казалась ясной и лучезарной, как начало нового дня.
– Я хотела вызвать лабораторию ВОЗ, но потом решила подождать, пока вы не проснетесь.
Она повернулась к видео. Сэм покачал головой.
– Пока не надо. Успеем после завтрака. Если только будет хоть какой-то завтрак.
– Чудесные сосиски и совсем свежие яйца. Все уже разморожено.
Он кивнул.
– Вы родились здесь, в этом городе? – спросила Нита.
Сэм снова кивнул.
– Родился, вырос и прожил всю жизнь, за исключением девяти лет, проведенных в войсках ООН.
– Девять лет! А я думала… По вашей внешности…
Она внезапно смущенно замолкла и улыбнулась. Сэм улыбнулся вместе с ней.
– Вы думали, я столько лет был ассистентом врача? Вы совершенно правы.
– Я не имела в виду, что вы…
– Пожалуйста, Нита, если меня когда-нибудь и беспокоило то, что я старше своих коллег-ассистентов на десять лет, то я давно уже оброс слоновьей шкурой. Так же мало я обращаю внимания на годы, проведенные в армии. Я сам выбрал военную карьеру и дослужился до капитана.
– У вас были особые основания для такого решения?
– Конечно. Но внутренне это решение я принял давно. Моим лучшим другом тогда был Том, наш штабной врач. В течение многих лет я осознавал, что его деятельность должна была приносить такое же удовлетворение, как моя служба – мне. Том отвечал на все мои глупые вопросы, даже позволял мне смотреть, как он оперирует.
Но понадобился серьезный инцидент в Тибете, чтобы мое решение стало окончательным. Нас ночью сбросили с самолета, чтобы вбить клин между китайцами и индийцами. Бедность и болезни, которые я увидел в последующие дни, поразили меня, и я спросил себя, а не могли ли мы принести воюющим, кроме пушек, еще что-нибудь. Тогда…
Гудение видео оборвало его рассказ.
Он нажал на клавишу, и на экране появилась голова доктора Мак-Кея. Его Институту тропических болезней, похоже, пришлось работать всю ночь. Темные круги под глазами свидетельствовали, что и Мак-Кей тоже не прохлаждался.
– Как у вас дела? Появились ли у вас какие-нибудь симптомы этой болезни?
Взгляд Сэма скользнул по шкалам приборов, в том числе и того, что висел у него на запястье.
– Все данные в норме, никаких симптомов чего-либо. Другие случаи этого заболевания есть?
– Нет, пока еще нет. Я беспокоюсь о вас, потому что вы в первую очередь подверглись опасности заражения.
Мак-Кей на секунду прикрыл глаза и провел тыльной стороной ладони по лбу.
– Как уже сказано, новых случаев болезни Рэнда, как мы ее неофициально назвали, у нас нет. Во всяком случае, заражения человека.
– Птицы?
– Да. Поисковая группа с прожекторами всю ночь провела на объекте. С рассветом стали поступать сообщения. Эпизоотия. Повсюду мертвые птицы. ВОЗ уже издала приказ не трогать мертвых или больных птиц и сейчас же сообщать о них в полицию.
– Другие животные тоже заражаются? – спросила Нита.
– Слава Богу, до сих пор только птицы. Так у вас нет никаких симптомов? Звучит обнадеживающе. Вы должны постоянно поддерживать со мной связь. Сейчас же сообщайте, если заметите какие-нибудь необычные признаки. Всего хорошего!
Мак-Кей отключился.
Нита взяла со стола чашку и отпила из нее глоток.
– Кофе остыл. Я разогрею.
Она взяла две высокие колбы и поставила их в микроволновую печь.
– Все, что касается этой болезни, необычно. Ничто, чему нас учили, использовать против нее нельзя.
– Ну, в этом нет ничего страшного, Нита. В конце концов, это же новая болезнь, пришедшая из глубин Вселенной. Следовало ожидать, что она будет ставить перед нами все новые и новые загадки.
– А, собственно, почему? Болезнь новая, но не настолько чуждая. Какая разница, что это за микроорганизмы, если они могут поражать тело человека только ограниченным числом способов. Если болезнь была бы нам совсем чуждой, она не оказала бы на человека никакого действия. Будь это, скажем, грибок, который поражает только живые существа на кремниевой основе…
