с ручкой гораздо короче тех, какими пользуются землекопы.
— Вот оно что, — сказал он. — Там и вторая прощупывается. Точно, двое их было. Собираются еще вернуться, раз лопаты не унесли и не бросили. Может, и правда последим?
— Лучше по-другому сделаем, — сказал Чампи не задумываясь. — Я завтра поговорю в лавке и с дядюшкой Лаконом, и с другими. Полезно им будет знать, что кто-то в Серой Крепости копает, найдется кому последить и без нас. А если что, без доли не останемся, мы ж первые усмотрели...
И он замолчал — тут уж были не просто цеховые тайны, а кое-что посерьезнее, в иных голых книжках пишется, что у ремесла торговцев старожитностями и «ночных копальщиков» есть потаенная сторона, куда чужаку лучше не лезть: тут порой и ножи в спину, и безвременно скончавшиеся чересчур ретивые сыщики, и много чего еще. Нравы и ухватки кое в чем такие же, как у стригальщиков. Однажды они спрашивали у Чампи, сколько тут правды жизни и сколько выдумки. Чампи свел разговор на другое, но держался так, что все поняли: есть тут правдочка. И больше не расспрашивали — не было ни надобности, ни желания лезть в чужие опасные игры, от которых могут выйти одни неприятности...
— Закопай назад, пусть будет как было, — посоветовал Чампи. — Они и не заметят, что кто-то трогал. Пусть и дальше копают, а там видно будет, уже не наше дело...
Байли, не прекословя (тут Стекляшке виднее, и спорить нечего), вновь опустился на корточки, положил лопату и стал забрасывать ее горстями земли, стараясь, чтобы выглядело как раньше. И тут...
Тарик видел ясно: сбоку на нетронутом склоне той же кучи вдруг зажглось неяркое желтое сияние, путаница полупрозрачных линий — постояло немного и растаяло.
— Видели? — обернулся он к остальным.
— Где?
— Да вон там! Зажглось и погасло...
— Ничего там не зажигалось, Тарик, — пожала плечами Данка.
И все остальные смотрели так же недоуменно. Либо ему привиделось, либо... это видел только он один. И ведь было уже кое-что, виденное только им одним... и, оказалось, рыбарем. Цветок баралейника и это похожее на невиданный узор сияние ничуть не походили друг на друга, но и то и другое большинство людей не видели...
Ведомый непонятным самому побуждением, он шагнул туда, присел на корточки и запустил руку в рыхлую землю там, где только что зажигалось странное сияние. Когда пальцы наткнулись на что-то твердое, на ощупь непохожее на камешек, воскликнул, как в таких случаях полагается:
— Чур, на одного!
Выпрямился, сдул с находки землю, положил ее на левую ладонь; присмотревшись, перевернул двумя пальцами. Все столпились вокруг него (Байли, закончивший работу, — тоже).
На ладони у Тарика лежала небольшая... словно бы пиалушка, из каких иные завсегдатаи таверн пьют и вино, и что покрепче. Напоминает срезанный шар: будучи поставлена, упадет набок и все разольется, так что, наполнив, выпивают. Разве что пиалушки высокие, а эта чашечка лишь чуть-чуть выгнутая (или чуть-чуть вогнутая — зависит оттого, с какой стороны смотреть). Тяжеленькая (значит, не деревянная), покрытая ядовито-зеленым слоем чего-то непонятного, сквозь который кое-где проглядывает черное. Сроду такого не видел. Судя по лицам остальных, они тоже. Кроме...
— Дай-ка глянуть...
Чампи, единственный не выказавший удивления, взял у него с ладони непонятную штуковинку, взвесил на руке, поколупал ногтем толстую зелень — и, когда у него на кончике пальца осталось зеленое, удовлетворенно хмыкнул:
— Ничего тут непонятного. Бронза старая, неизвестно сколько в земле пролежала, оттого и покрылась патиной (вот этим черным), а потом появилась и ярь-зеленушка (вот это зеленое). Когда такая штуковина попадает в лавку, ярь-зеленушку счищают, а патину оставляют. Дела тут такие... Старую бронзу штукари фальшивят, вот только настоящую старую патину не сфальшивишь: ни за что не получится, да и фальшивая снимается быстрее. Знающие торговцы и собиратели накрепко усвоили: раз есть патина — вещица не фальшивая.
— И сколько такая может стоить в лавке? — спросил Тарик.
— Дай подумать... Небольшенькая совсем, простенькая... Наподобие древних амулетиков, но их столько лежит по лавкам... Все зависит от знаков. Прощупываются на обеих сторонах какие-то знаки, но очень уж ярь-зеленушкой заросли, так сразу и не усмотришь...
— А если соскрести?
— Долго возиться... Да и вещицу исцарапаешь, будто бешеный котофей. Это проще делается: кладется на часок в особый эликсир, и ярь-зеленушка совершенно размягчается, щеткой можно счистить быстренько. Есть эликсиры, которые и патину счищают, только в них надо держать часа два. И патину обычно оставляют — я только что сказал почему. Все зависит от знаков, — повторил он со спокойной уверенностью знатока. — Есть толстенные книги, там все знаки собраны, какие только знают... Кожаные книги, дорогущие, их только торговцы и самые серьезные «ночные копальщики» покупают, так что печатают их совсем маленечко. У дядюшки Лакона они все есть, как у любого старого торговца, я только начал эту премудрость изучать... Если вещичка старая... Чем старее, тем дороже. Но все равно денежка невеликая. Честный торговец вроде дядюшки Лакона даст тебе за нее самое большее серебряный далер — ну, понятно, сам продаст за два, должен же он свою выгоду поиметь, на том торговое дело и стоит, должен по своему папане знать...
— Так, — сказал Тарик. — Значит, эту самую ярь-зеленушку можно за часок снять... Где такой эликсир взять?
— Дав нашей же лавке. На такую вещичку потребуется... — Чампи присмотрелся опытным глазом, — флакон в полчарки, больше не надо. Эликсир, в котором вещь отмачивали, портится быстро. Если нет подходящего почти изработанного — придется покупать новый флакон, запечатанный, три гроша стоит.
— Ну, это не денежка... Сможешь завтра?
— Запросто.
— А эликсир, который эту самую патину убирает?
— Вот этот — шустак. В него что-то там похитрее намешано.
— Тоже не разорюсь, — сказал Тарик. — Вот тебе девять грошей, завтра, как выдастся минутка (а она непременно утречком выдастся, ты сам говорил, что у вас покупатели у прилавка не толпятся, а утром тем более — чай, не тошниловка 124), искупай вещичку: сними и ярь, и патину.
— Я ж тебе объяснял насчет патины только что...
— Я не собиратель старожитностей, — твердо сказал Тарик. — Мне патина ни к чему, не собираюсь я никому ничего доказывать... да и показывать направо-налево не собираюсь. Так что чисти до бронзы... Останется на
