Нэнси Холдер - Антология «Дракула»

Зубы. Клыки.

Великан ухмыльнулся, обнажив увеличенные клыки, острые как иглы. Сейчас он смахивал на акулу с приплюснутой мордой.

Сидонец не мог ни говорить, ни озвучить свое изумление, но, должно быть, оно отразилось у него на лице.

— Биология, Сидонец.

Уверенный голос Дракулы разнесся по комнате как раз в тот момент, когда гигант поднял огромную руку и принялся аккуратно стягивать с нее кожу, словно тонкую бледную перчатку.

— Выращено в лабораториях ПЛК из человеческих эмбриональных клеток. На какое-то время помогает нам обмануть наиболее традиционные методы обнаружения.

Кожа упала на пол, как сброшенная змеей чешуя. Гигант сжал плечо Сидонца и мягко подтолкнул его к белой кабинке. На этот раз яркий свет в ней показался угрожающим.

— Адама изгнали из райского сада за неповиновение господину, — продолжил граф. — А я не собираюсь рисковать.

Брайан Ходж два раза номинировался на премию Брэма Стокера. Он — автор романов «Тайное пришествие» («Dark Advent»), «Оазис» («Oasis»), «Ночная жизнь» («Nightlife»), «Смертельное путешествие» («Deathgrip»), «Темные святые» («Darker Saints») и «Прототип» («Prototype»). Кроме того, он опубликовал криминальный роман «Прежде чем я заплачу, придется пройти много миль» («Miles to Go Before I Weep») и более семидесяти рассказов, двенадцать из которых вошли в сборник «Фабрика судорог» («The Convulsion Factory»). Главной темой этого сборника является эстетика урбанистического разложения, остановить которое, по мнению автора, можно лишь одним способом — стереть некоторые города с лица земли.

Компания «Bovine Records» выпустила книгу Ходжа в сопровождении саундтрека, названного «Под жерновом» («Under the Grind»). Этот проект писатель осуществил в сотрудничестве с эпатажной группой «Thug», которая раньше выпустила акустическую версию его романа «Рак порождает крыс» («Cancer Causes Rats»).

Новые существа претендуют на мировое господство, и Дракула становится самым могущественным человеком на земле…

В страшные дни Балканской войны из Восточной Европы нередко приходили известия об одиноком человеке в темном монашеском одеянии, который бродил по полям сражений и улицам разрушенных деревень, не выказывая ни малейшего страха перед пулями, бомбами и ножами мародеров. По словам очевидцев, смерть окружала его со всех сторон, но он сохранял спокойствие и невозмутимость. Сербы и хорваты, христиане и мусульмане — все относились к нему с благоговейным трепетом, особенно те, кто, сочтя незнакомца пособником врагов, пытался его убить и выяснил, что пули проходят насквозь, не причиняя ему вреда.

Я говорю вам: на этой земле нет столь маловерного убийцы, который, увидав человека, неуязвимого для любого вида оружия, не счел бы это чудом.

Святой отец, как вскоре стали называть незнакомца, обретал все более широкую славу, ибо исцелял раненых и облегчал страдания тех, чьи истерзанные тела уже находились за пределами его власти. Иногда его поцелуя было достаточно, чтобы несчастные расстались с жизнью без мук. Множество раз его видели в двух различных местах одновременно, и по крайней мере однажды он на глазах у свидетелей поднялся в воздух. То обстоятельство, что никто и никогда не видел, чтобы незнакомец проглотил хотя бы крошку пищи, было сущим пустяком по сравнению с прочими признаками его божественного происхождения.

Подозрения, которые возникли у меня относительно святого отца, подтвердила плохонькая фотография, сделанная кем-то из журналистов. Впрочем, этот мутный снимок давал самое общее представление о его наружности, и никакого — о его природе.

Вопрос, что он замышляет, не давал мне покоя. Через несколько лет, когда отчаявшиеся кардиналы раздираемой противоречиями Римско-католической церкви отыскали незнакомца и возвели на папский престол, его безумные намерения стали очевидны.

Вскоре после этого я предстал перед священной инквизицией, которую возродила к жизни жестокость нынешней эпохи. Глядя на неумолимый суд, находившийся в ведении папы Иннокентия XIV, я догадался, что все происходящее — часть некоего грандиозного плана.

Почему это произошло именно сейчас, после того как в течение пяти с половиной столетий мы старательно избегали друг друга?

Влад — тот, кого называли святым отцом.

Мой сын.

Я не помню, сколько имен мне довелось сменить за тысячу лет, большинство из них забылись. Только имя которое я получил при рождении, навсегда отпечаталось в памяти. Хью де Бургунди.

Подобно своему отцу, ростом я превосходил своих современников, отличался могучим телосложением и незаурядной физической силой. Моя кожа была намного смуглее, чем у французов. Возможно, потому, что в далеком прошлом кровь нашего рода смешалась с кровью арабов. Как и мой отец, я был рожден для ратного дела. Поэтому, когда настало время, я облачился в кольчугу, плащ с вышитым красным крестом и вместе с другими воинами-христианами направился на Святую землю, дабы очистить ее от неверных. Наши копья и мечи разили направо и налево, и то обстоятельство, что все люди на земле состоят друг с другом в родстве, не мешало нам выполнять святой долг перед Богом и Францией.

Я не знаю, что двигало моим отцом, который погиб в Палестине прежде, чем я отправился в свой первый крестовый поход. Но могу точно сказать: сражаясь, я неизменно пытался убить сарацина, живущего внутри меня.

Я с младых ногтей усвоил рыцарский кодекс чести. Ценил жизнь, ибо она дарована Богом. Покровительствовал женщинам, детям и слабым, защищал их от опасностей. Уважал право врага на убежище в церкви и, ступив на священную землю, неизменно вкладывал меч в ножны. Однако на войне с человеком происходят странные вещи. Тот, кто хочет выжить, должен войти во вкус убийства. А для того, чтобы это сделать, необходимо забыть все правила, кроме одного: проливай кровь всегда и при любых обстоятельствах. Самый благородный рыцарь может оказаться во власти жуткой метаморфозы и превратиться в головореза, лишенного чести и совести.

Доводилось ли вам в конце дня чувствовать, что вы не в состоянии поднять руку, ибо с рассвета до заката рассекали черепа пленникам? Случалось ли вам брести по колено в крови жителей целого города, которым вы вспороли животы, ибо подозревали, что они могли проглотить свое золото и драгоценности? О, я проходил через это множество раз и не ищу себе оправдания. Утверждаю лишь, что юный рыцарь Хью, устремившийся на восток из родной Бургундии, не был способен на подобные свирепые деяния. В отличие от меня.

Ведомо ли вам, каково это — очнувшись от тягостного сна, осознать, что реальная действительность страшнее любого кошмара? Известно ли вам, что испытывает человек, посмотревший в глаза ребенка, ставшего живым факелом, и увидевший в них отражение собственной черной души?

Под покровом ночи я покинул свой отряд и долгие дни бродил по холмам и пустыням, пока не встретил живых мусульман, у которых мог попросить прощения. По закону мести им следовало убить меня. Но они проявили удивительную терпимость. Лишь несколько поколений спустя приверженцы ислама усвоят уроки жестокости, которые им преподали христиане. Они покарали меня, но не так, как я рассчитывал.

Я отправился на восток, дабы воздвигнуть на землях неверных Крест Христов. И позволил людям, которых должен был убивать, распять меня на этом кресте.

— Ты предстал перед священным судом по обвинению в сговоре с враждебными существами сверхъестественной природы. Ты обвиняешься в том, что шесть дней назад злонамеренно применил колдовские чары, благодаря коим лишил молодую женщину рассудка, соблазнил ее и удовлетворил свою похоть.

Одеяния моих судей были черны, а лица угрюмы. Церковники всегда питали страсть к черному цвету. Во все эпохи. Если бы председательствующий не огласил обвинение, глядя на экран компьютера, можно было бы подумать, что все происходит в Средние века. Но тогда понтифик был смертным, а сейчас, полагая его таковым, люди пребывали во мраке заблуждения.

— Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Мой взгляд, скользя по непроницаемым физиономиям судей, задержался на изможденном лице самого кровожадного папы из всех, кто когда-либо занимал престол святого Петра. Я знаю, что некоторые считали его антипапой. Сторонники ереси, расколовшей Церковь на две половины, избрали собственного папу, но были изгнаны из Рима. Папа-еретик молча смотрел на меня со своей галереи. Вне всякого сомнения, он точно знал, кто я такой.

— Мне нет нужды оправдываться, ибо я получил то, что хотел, — изрек я. — Эта женщина была превосходной возлюбленной. А теперь выполняйте свой долг, не будем предаваться пустым словопрениям.