— Мадам, но зачем вам я? — встрял мистер Риввин. — Я ведь страшный-ужасный монстр! Похищаю девушек и танцую с ними на дымоходах!
Но банкиршу с улицы Мэпл было так просто не пронять:
— Я всю жизнь мечтала станцевать на дымоходе!
— Звучит действительно неплохо, — согласилась Арабелла, заразившись романтическим настроем мадам.
— Ну да. И я уже почти не рассчитывала встретить достойного человека. Когда мистер Риввин пригласил меня на танец, я была весьма скептически настроена. Но когда он спросил меня: «Что такое “банкирша”? И где это “Мэпл”?», я сперва даже не поверила своим ушам. Не знать, что такое улица Мэпл и где она находится! Вы представляете?!
— Это главная улица Труа, — пояснила непонимающему Финчу Арабелла. — Там находятся банки, биржа и главпочтамт.
— Ну вот, даже вы знаете! — сказала дама. — Поэтому я и взглянула на этого любопытного джентльмена по-другому! Было ясно, что он не из этих… корыстных ничтожеств.
— А еще он очень красивый, — усмехнулась Арабелла.
— Было бы глупо спорить, — смущенно ответила банкирша с улицы Мэпл.
У дверей бального зала столпилось так много гостей, что протиснуться между ними казалось чем-то невозможным, но мадам действовала решительно, и даже седовласые старцы и усохшие городские дамы были вынуждены уступать ей дорогу.
— О, а вот и распорядитель бала!
Джентльмен в синем костюме и с таким вытянутым лицом, как будто только что съел очень кислую сливу, стоял у высокой конторки, на которой лежала книга учета гостей.
— Чем могу помочь, мадам? — поинтересовался он, когда банкирша подошла.
— Любезный, — начала она важно. — Мне нужно удостовериться, что мой… гм… кавалер уже прибыл. Вы мне не поможете?
— Мадам, я не имею права разглашать…
— Любезный, — сказала банкирша с улицы Мэпл, но в ее тоне не было и крохи любезности. — Вы ведь знаете, кто я? Уверена, вы можете сообщить мне, прибыл ли мой кавалер и в какой комнате он остановился, если прибыл.
Тут дети увидели, как именно эта «романтически настроенная особа» смогла не только выжить, но и занять завидное положение в мире зубастых амбициозных мужчин. Ее лицо обрело жесткость, а голос будто лился из рога бронзового вещателя. Этой женщине просто нельзя было отказать.
— Как зовут вашего кавалера, мадам? — спросил распорядитель бала будто бы сломанным в трех местах голосом.
— Мистер Сонн, — подсказала Арабелла.
— Мистер Сонн, — озвучила банкирша.
Распорядитель пробежался взглядом по странице, перелистнул, нашел нужное имя.
— Мистер Сонн уже должен был прибыть. Ему выделена комната номер двадцать три на третьем этаже гостевого крыла.
— О благодарю, любезный, — сменила гнев на милость банкирша. — Вы мне очень помогли.
Дети, мадам и мистер Риввин протиснулись обратно через толпу гостей и направились к лестнице. Ближайшая работала — ступени с легким шорохом и звоном поднимались.
Арабелла вся светилась. Вот она и получила долгожданную возможность прокатиться на механической лестнице. Правда, ее свечение потускнело спустя буквально пару футов.
— Я не думала, что они плетутся так медленно! — возмущенно сказала она.
— Ну, мы могли бы подняться быстрее, но это все же приличный дом, и бегать по лестницам здесь, видимо, не принято, — поддел подругу Финч.
Наконец, оказавшись на третьем этаже гостевого крыла, они обнаружили, что, как и в какой-нибудь гостинице, комнаты здесь были пронумерованы. Дверь комнаты № 23 с виду ничем не отличалась от остальных.
— Постучим? — шепотом спросила Арабелла.
Финч кивнул и постучал. За дверью раздался звук шагов. Кто-то был в комнате. Но открывать не спешил.
— Так, мне это надоело! — решительно сказала Арабелла. — Мистер Сонн, мы знаем, что вы там! Открывайте! Иначе мы расскажем Кларе Шпигельрабераух, где вы прячетесь!
Щелкнул замок, и дверь отворилась.
На пороге стоял человек в белом костюме, на голове его была белая треуголка с пышными длинными перьями, а лицо скрывала носатая маска — такая же, как те, что дети видели у не-птиц в вагончике на подземной станции. Мистер Сонн опирался на белоснежную трость.
Постоялец комнаты № 23 отошел в сторону, предлагая посетителям зайти.
— Я могу поинтересоваться, что здесь происходит? — спросила банкирша с улицы Мэпл. — Ведь очевидно, что это не ваш дядюшка.
— Не сейчас, — грубо прервал ее Финч и вошел в комнату. Арабелла шагнула за ним. Как и мистер Риввин. Мадам не оставалось ничего иного, как последовать их примеру.
— Мистер Сонн, — сказал Финч. — Мы пришли сюда предупредить вас.
— Хм, — усмехнулся человек в белом. — О чем же?
Финч будто узнал этот хриплый голос, но все никак не мог вспомнить, кому он принадлежит или где он мог его слышать.
— О мадам Кларе. Мы не хотим, чтобы она причинила вам вред. Мы хотим увести ее. Мы здесь, чтобы помочь вам.
— Помочь мне? — спросил мистер Сонн и развязал тесемки на затылке, удерживавшие маску. — Глупцы, это вам самим нужна помощь.
Мистер Сонн снял маску, и всем присутствующим предстало белое, как мел, лицо, невероятно сморщенное и злобное. Длинный нос свисал ниже подбородка. А еще у не-птицы был лишь один круглый черный глаз. На месте другого зияла впадина глазницы. Финч сразу же узнал его.
— Корвиус?! — в один голос пораженно воскликнули он и мистер Риввин…
* * *
Нити выбились из плетения. Они торчали кое-как, перепутались, узлились и портили приятную глазу гладь полотна уродливым комком.
Такое случалось и раньше, но скрюченные старческие пальцы быстро все распутывали, поскольку их обладатель не мог выносить подобного беспорядка. Из-за таких вот комков он испытывал злость, нетерпение и потерю равновесия, как будто пол под ним кренился. И так — пока все не оказывалось исправлено.
Но сейчас все было иначе — намного хуже. Комок нитей, словно отвратительная опухоль, рос в ключевом месте, там, где все должно было быть идеально, иначе…
Горан Корвиус жил в клубке. Буквально. Весь мир для него представал в виде полотна шерстяной нити: комнаты, улицы, город — все было связано, сплетено, словно вышло из-под спиц умелой вязальщицы.
Он слишком долго плел свои паутины, слишком долго был наедине с хитросплетениями узоров и сетей. Его загрубелые пальцы десятилетиями в основном касались одних лишь нитей, и он чувствовал каждую жилку, каждую ворсинку. Кругом все было алым, как спелая кровь из проколотого булавкой человеческого пальца. Красные нити сплетались в красные дни красных жизней сотен живых, а порой даже и мертвых. Мертвецов также приходилось учитывать. Если не-птицы или люди продолжают удерживать покойников в своей жизни, постоянно думают о них и основывают свои решения, полагаясь на то, что сказал бы или как отнесся бы к их действиям мертвец, то и Горан Корвиус просто не мог игнорировать влияние мертвецов.
На чердаке Одноглазого все также было сплетено из нитей: кровать и постель на ней, гардероб, стулья и стол, большое овальное зеркало.
Отдельное место занимали паутины Пророчеств. Они походили на гобелены, растянутые на рамах. Каждая такая паутина в основном была двухцветной: алые нити обозначали не-птиц, белые — людей. Среди них тут и там проходили нити черные — это были ключевые для того или иного Пророчества личности. Именно они, их действия или же бездействие приводили к нужному результату — именно тому, который напророчил Горан Корвиус по прозвищу «Одноглазый».
Некоторые Пророчества — он называл их «Ежедневными» — были не слишком важны для целей Горана, они служили для поддержания его влияния и репутации среди не-птиц. Доверие этих болванов было нужно для того, чтобы более тонко и точно управлять Пророчествами «Средней Руки», которые, в свою очередь, создавали условия и возможности осуществления Пророчеств «Невероятной Важности».
И сейчас Горан Корвиус как раз воплощал в жизнь одно из таких Пророчеств. В случае успеха, это Пророчество должно было приблизить его к тому, о чем он мечтал много-много ночей. Оно называлось: «Пророчество о смерти Клары Шпигельрабераух».
