Биврёст - Итиль Ирина

«Драка… Нифльхейм… проявила себя… отношения с Кагерасу Гиафой-асом…»

Последние строчки запрыгали перед глазами набором бессмысленных слов. Вся жизнь в помятой папке, заботливо собранная ее прабабкой вместе с метрикой роста и фотографиями места убийства ее родителей. Что значат эти приписки рядом с ее именем? Что за кавычки и «К.»? «Б.»? Локи почувствовала тошноту и прикусила ладонь, чтобы справиться с рвотными позывами. Перевела дух и стала перебирать папки. Через десять минут она нашла то самое досье на Рема, дополненное корявым почерком: «Переданы Гиафе».

Тем более Каге нужно навестить. А то скучает по ней, наверное.

Наведя порядок, Локи оглянулась, чтобы удостовериться, что ее поиски не будут слишком заметны. От Скай это все равно не укроется, но какое-то время поможет выиграть. Помедлив, она с сожалением вложила фотографию на место.

Когда правнучка выскочила из Имин Рёга, Скай за углом покупала дешевые сигареты. Локи нашла телефонную будку и дрожащими пальцами набрала телефон приемной Биврёста.

Глава 6

Корни и кроны

Когда Каге позвали в гостиную, тишину дома Гиафа разрезал взрыв смеха. Смеха. В доме Гиафа. Он упрямо мотнул головой, хмурясь. По привычке считая холодные мраморные ступеньки, провел рукой по перилам и шагнул на мягкий ковер. Он ненавидел этот ковер. Дом Гиафа должен воплощать максимальное упоение прошлым величием и быть неудобным реликтом, а этот ковер, купленный мамой, намекал на семейный уют, которого здесь не было. Дубовый пол нагрелся от солнца, от распахнутого окна в прихожую врывался холодный весенний воздух, светло-синий тюль развевался, взметая пылинки. На лужайке перед домом лаяла собака, садовник что-то возбужденно доказывал горничной, и их живые, пронзительные голоса заставили Каге устало морщиться.

Осторожно выглянув, он увидел, как мама наливает чай Локи Ангейе. Невозмутимая и насмешливая девушка сидит в его гостиной в школьной форме и грязных кедах. Один из гольфов собрался у лодыжки, перевязь катаров снята и небрежно лежит рядом. Галстук ослаблен и съехал на бок, светлые волосы растрепаны сегодняшним весенним ветром. Словом, буднично и очень по-дружески, будто бы у него действительно была подруга, которая после школы могла бы зайти в гости.

– Присоединяйся к нам, сынок, – сказала Ран, улыбаясь. Сегодня ей было лучше: халат заменило свободное домашнее платье, а на обычно бледных щеках играл румянец, волосы свободно лежали на плечах. Неужели появление девчонки так на нее подействовало? Или, если судить по раскрытым альбомам с фотографиями, счастливые далекие воспоминания?

– Садись, Каге. – Локи дожевала кекс и запила его чаем. Гиафа опасливо сел в кресло напротив, поджал под себя босую ногу, излучая недоверие и настороженность. Даже дома, в футболке и потертых джинсах, с кое-как собранными в хвост волосами, он был полон напряжения. Будто кот в незнакомой обстановке.

– Что тебе надо? – грубо бросил он, складывая руки на груди в защитном жесте. Руки в свежих мозолях – тренировался в фехтовании больше обычного и перестарался.

– Кагерасу! – возмутилась Ран. – Не груби своей подруге!

– Она не мой друг. И ее сюда никто не звал.

– Я просто хотела расспросить о моей маме. Она редко рассказывала о жизни в Хеймдалле, – Локи говорила искренне.

– Он сегодня не в духе, – мягко шепнула Ран, заправляя за ухо прядь черных волос, а Локи понимающе кивнула, хлюпая чаем. Каге взял поданную мамой чашку, понимая, что это безумное чаепитие придется выдержать.

– Ран-ас, – в комнату заглянул дворецкий. – Вам пора принять лекарство.

– Извини, Локи-ас. Я выйду на минутку.

– Конечно, Ран-ас. – Девушка подскочила, горячо размахивая руками.

– Каге, веди себя вежливо с гостьей, – кротко улыбнулась Ран.

– Я попробую, – буркнул он, поставив полупустую чашку на стол.

Как только Ран вышла, Локи схватила Кагерасу за грудки, вжала в мягкую спинку кресла, угрожающе нависла, для верности чувствительно ударяя правым локтем в горло.

– Где Рем и Мори? Где они работают? – зашипела она.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – невозмутимо просипел Гиафа, совсем не пытаясь вырваться. Скорее, с интересом наблюдал за развитием ситуации. На что она пойдет? Что сделает?

– Шутки кончились, Каге. Мне важно знать, где они. Я… сделаю все, что ты скажешь. Я, – Локи сглотнула, выдавливая из горла слова, которые не хотели покидать гортань, – если хочешь, уйду из Биврёста.

Каге недоверчиво прищурился. Совсем недавно она зубами вырывала право быть в академии, а теперь так просто отказывается от него. После событий в Доме Ангейя ее лицо осунулось, под глазами залегли темные круги. Она в отчаянии кусала губы, ожидая ответа, и, казалось, вот-вот расплачется.

– Пожалуйста, – прошептала она едва слышно, стискивая у его горла футболку. – Мою маму убили. И папу. Я должна узнать за что.

Она опустила голову. Каге окаменел. Его лицо стало словно восковым. Он не знал этого. Возможно, когда-то такая новость ходила по Хеймдаллю, но он не обратил внимания.

– Ничего не знаю.

Ее рука разжалась, и сама она обмякла. Потерянная, жалкая, с этим нелепым гольфом и совершенно не похожая на ту Локи, которую он привык видеть: шумную, болтливую, очень честную. Она не вписывалась в паттерны аристократической жизни Хеймдалля, несмотря на свое происхождение. Девушка ошеломляла своей эмоциональной открытостью. Не боялась казаться глупой или неуместной и просто… чувствовала. Вот сейчас, сломленная, она пришла умолять о помощи. Отец был бы доволен, что Наследница Ангейи унижается перед ним, перед Гиафой. Не это ли та победа? Не это ли делает его Гиафой? «Все еще корчишь из себя наследника своего отца? Выполняешь любую его прихоть? Отец попользуется твоей щенячьей преданностью и бросит тебя». Слова сестры заставили содрогнуться его всем телом. Он должен защитить честь Дома и свою мать. Должен, потому что кроме него у матери нет никого.

– Ты можешь воспользоваться правом скальдической дуэли.

Локи показалось, что она ослышалась. Моргнув, уставилась на Гиафу, который за эти минуты, похожие на часы, будто изменился. Он выглядел уставшим и измученным физически, но лед в его глазах треснул. Она отступила, запустив руку в волосы.

– Идем. – Каге поднялся, прочистил горло деловым кашлем. – Возьми оружие. И подтяни этот хелев гольф, он меня убивает.

Они вышли в сад. Шум фонтанной воды приглушал звуки, а живая изгородь отлично скрывала от любопытных окон дома. Статуя печального бога какой-то темной, дохеймской эпохи, обвитая плющом и виноградными лозами, проводила их вглубь зеленого лабиринта слепыми каменными глазами.