— Выход в другой стороне, Найдо, – осторожно напомнил ей Ромул.
— Ты ошибаешься.
— Найдо…
— Ты помнишь, зачем мы пришли сюда?
— Не думаю, что сейчас подходящее время.
— Сейчас самое время, Ромул! Мастер По мёртв, но его секреты… Они всё ещё в его келье, – Найдо высвободила свою руку из ладони Ромула и побежала по коридору, не заботясь о том, что убийца всё ещё может быть где‑то здесь, где‑то рядом, наблюдать за ними, выжидать.
— Найдо! – звал её Ромул. Он бежал следом. Она слышала топот его шагов, гулко раздающихся по коридору. – Найдо, подожди! – его рука сжала её плечо в тот самый момент, когда она добралась до кельи мастера По. Дверь в келью была закрыта, но не заперта. Одинокая лампада горела в дальнем углу. Исходивший от неё свет дрожал, преломлялся. – Нам лучше уйти, Найдо.
— Нет, – она смело шагнула вперёд и начала искать ключ. Ключ, который мастер По каждый год давал лучшему ученику, чтобы он мог посетить планету Рох – родину института Рашилайи. Ключ, от которого Найдо отказывалась снова и снова, потому что не хотела покидать Андеру одна, без Ромула. – Да где же он, черт возьми?! – закричала она, продолжая метаться по аскетически обставленной келье, переворачивая коробки с ароматическими травами, сбивая с полок книги.
— Найдо!
— Помоги мне! – она открыла очередную коробку. Ключ упал на пол, звякнул, отскочив под кровать. Найдо упала на колени, достала ключ, сжала его в ладони, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Отчаяние отступило. Горе и печали отступили. Осталось лишь волнение. Найдо поднялась на ноги. Ей вдруг начало казаться, что если она пройдёт через дверь в конце коридора, дверь в подпространство, т о всё случившееся сегодня, здесь, все эти смерти и кровь – всё исчезнет, растает, отпустит её, позволив продолжить жить. Жить с Ромулом. Жить в мире, который они покинули так давно. Их родной мир. Родной дом. – Пойдём, – позвала за собой Ромула Найдо. Голос её дрожал, но она не обращала на это внимания. Сейчас главным было не бежать, не суетиться. Главным было сохранить внешнее спокойствие, отдав тем самым дань этому храму и всем, кто погиб в нем в эту ночь.
— Найдо…
— Молчи! – она вставила ключ в замочную скважину, повернула его. Дверь открылась. Белый туман, извиваясь, пополз в коридор. Найдо обернулась, протянула Ромулу руку. Он колебался мгновение, затем сжал её пальцы в своей ладони.
— Надеюсь, мастер По, сможет понять нас и простить, – тихо сказал он.
— Мастер По уже ничего не сможет понять. Он мёртв, – сказала Найдо, но она ошибалась.
Плиора. Юругу велел ей прийти в храм чуть раньше, но она специально опоздала, чтобы не встретиться с Латиялом, который мог задержаться в храме, войдя во вкус. Сохранит ли он ей жизнь, если она столкнётся с ним лицом к лицу? Нет, не сохранит. Ему всё равно кого убивать. Безумный гнев бога! Плиора бесшумно, словно тень, проскользнула в открытые ворота института Рашилайи. Мёртвого института. В нос ударил металлический запах крови. Дрожащие языки лампад оживляли тени, населяли пустые коридоры вымышленной жизнью. Плиора любила подобные моменты. Ей нравилась эта мёртвая тишина. Нравился этот покой. Эта мощь смерти, неизбежности, неизъяснимости судьбы. И неважно кто ты: гартрид, флориан, человек, малани или рох. Особенно рох. К последним Плиора испытывала личную неприязнь. Неприязнь, которая была привита с раннего детства. Привита, вопреки планам воспитателей. Воспитателей рохов, которые спасли Плиору, дали ей кров, имя. Дали ей историю, в которую она никогда не верила. Не верила, потому что спасители говорили об этом слишком часто и слишком страстно, снова и снова напоминая ей о том, кто она и чем обязана им. Все эти правила, порядки, приличия! Как часто, ещё будучи ребёнком, Плиора хотела сбежать, не особенно понимая причину этих желаний. Сбежать, чтобы перестать быть вторым сортом. Перестать быть никчёмным человеком, который должен стремиться быть таким же мудрым, как величавые рохи. Быть тем, кем он не является. Быть подделкой, копией. Иногда Плиора спрашивала себя, как сложилась бы её судьба, если бы она не встретила Юругу. Вернее, если бы он не нашёл её. Маленькую девочку, которая готова к отчаянным мерам, но ещё сама не понимает этого. Готова убить своих врагов или умереть сама, сохранив им жизнь, потому что этому учили её с детства – быть вторым сортом. Или же не учили? Лишь напоминали время от времени, что она – бракованный товар. Не важно. А ведь её единственной проблемой было лишь то, что она – человек, а не рох, но не каждому суждено жить в своей среде. Судьбе плевать, она даёт жизнь и считает тебя уже обязанным ей за этот дар. Плиора чувствовала отчаяние, но надеялась, что с ним можно бороться. Надеялась, что всё изменится, как только ей удастся убраться с ненавистной чужой планеты. Но на Андере, оказавшись среди таких же детей, как и она, Плиора не почувствовала ничего, кроме нового отчаяния. Она не может быть рохом, потому что она родилась человеком, и она не сможет уже стать человеком, потому что её воспитали рохи. И ничего не изменится. Никогда. Глупо даже надеяться. Лишь попытаться прекратить эти страдания. Любой ценой. Плиора дождалась вечера, убедилась, что никто не наблюдает за ней, и бросилась в холодные воды озера Левин. Она выбрала его, потому что оно находилось недалеко от нового дома, где она жила. Ей было двенадцать, и жизнь казалась слишком долгой, чтобы не желать сократить её. Она плыла так долго, пока не устала, затем выдохнула весь воздух и пошла ко дну, надеясь, что после смерти старый осьминог найдёт её тело и утянет в пучину древнего озера, чтобы никто не нашёл её, решив, что она просто сдалась, отступила, сломалась, как это часто бывает с людьми. Нет. В ней не было слабости. В ней была решимость, желание идти до конца, опускаться на самое дно, в пасть древнего монстра. Только так можно было победить своё отчаяние, своё одиночество, свою растерянность.
— Ты ошибаешься, – услышала она мужской голос и открыла глаза, удивляясь, что всё ещё жива. Была ночь. Над головой висело звёздное небо. Кромка воды древнего озера всё ещё касалась её ног. – Всегда есть другой путь, другой смысл, – снова услышала Плиора, подняла голову, огляделась. – Только нужно знать, куда смотреть, – сказал ей голос, и Плиора поняла, что он звучит прямо у неё в голове.
— Я что, спятила? – растерянно спросила она.
— Я знаю лишь, что ты всё ещё жива, – сказал ей голос.
— Да. Я вижу, что жива, – она поднялась на ноги. Возле берега под водой что‑то пульсировало, извивалось. – Так э то ты спас меня? – спросила она древнего осьминога. – Не знала, что ты умеешь разговаривать.
— Он не умеет, – сказал ей голос. – И он никогда не стал бы спасать тебя. Ему плевать. Впрочем, как и мне. Мы слишком стары для подобных сантиментов.
— Тогда кто меня спас?
— Ты сама.
— Нет.
— Признайся, ты ещё не готова умирать. К тому же ты всё ещё не знаешь, что будет там, за гранью. А без этого тебе сложно смириться со смертью. Ты – борец. И неважно кто растил тебя, и кто давал тебе жизнь. Рохи и люди… всё в прошлом. Ты та, кто ты есть.
— Ты прочитал мои мысли?
— Я прочитал твою жизнь.
— Абсолютно всю?
— Лишь то, что мне было нужно.
— А что тебе было нужно?
— Друг.
— Друг? – Плиора нахмурилась. – У меня не получается дружить.
— Сомневаюсь, что ты когда‑нибудь пыталась дружить с номмо.
— Так ты первородный? – Плиора нахмурилась ещё сильнее. – Разве вы не вознеслись? Не превратились в Амма?
— Я решил остаться.
— Почему?
— Потому что решил идти своим путём.
— И теперь ты живёшь здесь? В теле этого монстра?
— Мне здесь нравится. А тебе?
— Мне? – девочка огляделась, пожала плечами. – Здесь тихо.
— Ты не любишь тишину?
— Её любят рохи.
— Мне наплевать на рохов, я спрашиваю о твоих чувствах.
— Боюсь я жила с ними слишком долго, чтобы так просто было взять и плюнуть на них.
— Тогда тебе придётся научиться это делать.
— Чтобы стать как ты?
— Чтобы стать собой, – голос в голове стих, выдержал паузу, затем осьминог под водой зашевелился, протянул к девочке на берегу свои щупальца, словно желая проверить, доверяет ли она ему. Она доверяла. Доверяла тогда. Доверяла и сейчас в читальном зале института Рашилайи, пытаясь найти среди разрубленных останков тело мастера По, чтобы подарить ему ещё один шанс, ещё одну жизнь. Недолгую жизнь, но жизнь, которой будет достаточно, чтобы выполнить своё предназначение. Плиора перешагнула через пучок спутанных внутренностей, достала шприц и, встав на колени, воткнула иглу в его мёртвое сердце. Инъекция, над которой только начинали работать в этом институте, но которую много тысячелетий назад довели до совершенства номмо, заставила мастера По открыть глаза. Вернее не мастера По, а ту его часть, которой принадлежала голова. Он не дышал. Его плоть была мертва, но она всё ещё подчинялась ему.
— Умирать рано, гартрид, – сказала ему Плиора, надеясь, что инъекция вернула в это мёртвое тело не только жизнь, но и разум. – Ты слышишь меня? – она подалась вперёд. Глаза мастера неестественно вращались в глазницах, пытаясь отыскать её в темноте. – Твоя последняя молитва всё ещё не спета, мастер По.
