– В то время, как десятый Ланкаст управляет частицами, третий Ланкаст видит все эти частицы, у него немного другое видение мира. Мы, как и простые люди, воспринимаем все предметы, газы, как единое целое, он же, – голубоглазый указал на старика, – видит каждую частичку того, из чего все это состоит, но ничего не может с ними сделать.
Теплота жидкости в чашке отрезвляла и остановила дрожь в руках и теле. Постепенно я начинала что-то понимать из всего услышанного, но все равно, было жутко здесь находиться. Сделав глоток и поморщившись от вкуса, глаза закрылись, хотелось сейчас оказаться где угодно, только не тут.
– Катя разделила атрибут на три части, я же указал ей, где и какие частицы нужно взять, чтобы исполнить ее задумку. Так на свет появилась одна сережка и два православных креста, позже она выплавила вторую, и насколько я вижу, если еще не до конца ослеп, то вы как раз их носите, – старик улыбнулся Феликсу, когда тот вернулся к кухонной стойке и снова запрыгнул на нее, барабаня пятками по дверце шкафа под собой.
– Но зачем ей это было нужно? – вырвался у меня вопрос, который крутился в голове у нас обоих, сомнений в этом быть просто не могло. Пожав плечами и нацепив нелепую улыбку, Филипп барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла, время от времени поглядывая на ящик стола, где он запер трубку. Жутко курить хотелось наверно.
– Я спрашивал, но они мне не отвечали, говорили, что так нужно и все. Получив желаемое, Катя и ее муж, Геннадий вроде, уехали. Больше я их не видел, – моя чашка опустела наполовину в то время, как Гилад просто держал свою за целую ручку, смотря на поверхность напитка, так и не притронувшись к нему.
– Когда умерла Катя, если сережка была на твоем ухе, то в тот же момент ты заняла ее место. Это был первый всплеск энергии, замеченный Комитетом. Второй раз дотронулась до креста, произведя второй всплеск, именно они выдали тебя. Вероятно случились они лишь из-за неправильного разделения. Что делает каждый из атрибутов? – высказал свое мнение и поинтересовался голубоглазый, так и не оторвав взгляда от созерцания черной жидкости. Причмокнув губами, Филипп склонил голову на другой бок, теперь рассматривая только одного мужчину, а не меня.
– Один крест активирует способности, второй крест – знания, а сережка – все остальные незначительные детали, такие как знание языков например. Она хотела, чтобы при прикосновении к ней не происходило ничего значительного, – моя кружка опустела совсем, но кофе даже не начинал действовать, и глаза угрожали слипнуться в любой момент. Встав сегодня с утра на работу, не подозревала, что придется так долго быть на ногах.
– Вот только прикосновение к кресту подействовало не так, как было задумано. В ней пробудились способности, это факт, но вместе с этим, проснулся, скажем так, второй разум, истинный Ланкаст, наделенный знаниями, которые должны быть известны ей. У нее в голове говорит голос, совершенно не относящийся к ней, ты понимаешь? Как нам все исправить? – я краем глаза наблюдала за изменениями на лице Гилада, пытаясь понять его, но ничего не выходило. Наконец он сделал первый глоток, поморщился от вкуса и недовольно посмотрел на Феликса.
– Хм. Видимо я что-то не так сделал, и при прикосновении к кресту проснулись и знания, но из-за разделенности атрибутов, они не объединились с основным разумом, как бывает всегда. Я вижу лишь один способ все исправить, дотронуться до третьей части атрибута, два разума сольются воедино и все встанет на свои места, – старик говорил это так, словно ничего проще быть не может, однако мой внутренний голос подсказывал, что на самом деле и здесь есть какой-то подвох. Выражение лица Гилада изменилось, он снова откинулся на спинку дивана и почесал подбородок свободной рукой.
– Ладно, но мы не должны торопиться, пока не поймем, зачем им было нужно все это проворачивать. Есть идеи? – спокойствию парня можно только позавидовать. Я же, как на иголках сидела, обхватив пустую чашку и прижав руки к ногам, лишь бы они снова не начали трястись. Филипп отрицательно покачал головой, он высказался относительно своей осведомленности в этом вопросе.
– Может хотели, чтоб она, ну типа, не знаю, сама приняла решение, хочет стать этим, как его, Ланкастом, или нет. Сперва самое незначительное, а хочешь больше и остальное, то давай, прикасайся дальше, – раздался голос Феликса с кухни, но голубоглазый никак на него не отреагировал. Лишь голова дернулась в отрицательном кивке, подтверждающем мое мнение.
– Нет, здесь что-то другое, – проговорил Гилад, вставая с дивана и направляясь в его сторону. Вылив содержимое чашки в раковину, сполоснул ее, взял банку с кофе и принялся изучать этикетку. Стояла тишина, никто ничего не говорил, а мои глаза бегали от одного человека к другому. Шестеренки в голове крутились медленно, но все известные факты постепенно начали складываться в одну большую картину, от чего голова стала болеть. Не знаю, что конкретно это было, озарение или просто внезапное видение истины, но правда на самом деле всплыла и оказалась вполне простой.
– Я все поняла, – эти три слова, нарушившие тишину, привлекли ко мне внимание. Они смотрели на меня так, словно сказала полную бессмыслицу, хотя ничего особого фраза не несла, – мои бабушка с дедушкой были на стороне Ланкастов ни смотря ни на что. Двадцать лет десятый Ланкаст бездействовал, и они решили сделать им того, кто сможет выжить с этим. Выбрали меня. Больше некого. Они разделили атрибут так, чтобы после прикосновения к самой меньшей части, Ланкаст пробудился, но без каких либо отличий от всех остальных людей, – посмотрев на старика в поисках согласия, получила его в виде едва заметного кивка, но на лице все еще было выражение непонимания, – вероятней всего они надеялись, что я сама приму верное решение, когда придет время. Им было нужно, чтобы официально Ланкаст проснулся во мне, но вот быть им в полную силу или нет, решать должна была я сама. Бабушка подарила мне сережки на первый день в школе, мне было семь, уже тогда они решили за меня мою судьбу, – последняя фраза была лишней, но голова ломилась от мыслей и они лились нескончаемым потоком. Вот что дедушка имел в виду там на даче, но я его не поняла, а он напрямую не рассказал.
– Это все замечательно, но не отвечает на вопрос, зачем все это нужно делать. Я не вижу связи, – честно признался голубоглазый, повернувшись ко мне лицом, но все еще стоя на кухне, рядом с сидевшим Феликсом. Поставив чашку на пол, я уперлась руками в колени и попыталась вытереть ладони о штаны.
– Роланд Джеймс Кайс, – от этого имени пробирала дрожь и холод. Хорошо, что в подвале по прежнему темно, иначе собеседники непременно увидели бы то, как сильно я побелела. Брови Гилада сдвинулись к переносице, он вопросительно склонил голову и смотрел на меня настороженным взглядом. Филипп и Феликс вообще не понимали нас.
– Он тут причем? – поинтересовался голубоглазый таким тоном, словно его не меньше напрягал факт, что была затронута тема в отношении этого человека. Ему-то что он сделал?
– Когда они разделили атрибут? Когда это было? Сколько лет назад? Хотя бы год примерно помните? – неожиданно осенило меня еще больше. Старик прищурился, словно что-то вспоминая, затем недовольно чмокнул и покачал головой.
– Этого сопляка еще на свете не было, – указав на своего внука, проговорил он, – не знаю, лет пятнадцать, двадцать назад, – моя голова начала судорожно положительно кивать в подтверждение этих слов.
– Дедушка говорил, что Роланд узнал правду о бабушке и начал шантажировать этим. Ему пришлось уйти из Комитета, поставив его на свой пост, сколько ему тогда было? Семнадцать или восемнадцать лет? Как Комитет это допустил? – это было отступление от темы, но не мне осуждать правила международной организации таких масштабов, – Роланд Кайс стал начальником отдела Комитета, который знал, в чьей семье пробудится десятый Ланкаст. Он мог знать, что это буду именно я, – после этих слов озарение появилось на лице Гилада.
