Словно подтверждая его мысли, толпа вдруг взревела торжествующим ревом.
– Он убил Проклятого! – кричали люди. – Маленький мальчик убил Проклятого!
Жители Глефида бросились к Миро. Тот никак не мог прийти в себя и воспринимал все как в тумане. Люди тормошили его, кто-то его обнимал, кто-то жал ему руку… Его повели обратно в селение, навстречу ему выбегали дети, из уст уста передавалось одно и то же – «он убил Проклятого!»
А Миро все никак не мог выйти из прострации и вернуться в реальность. Он ничего не говорил, не улыбался. Он просто шел, потому что так хотели люди, радостно разносившие весть по всему селению. Они чуть ли не с благоговением называли его имя, считая его самым настоящим героем; кто-то потребовал, чтобы ему немедленно выдали осеннюю руну как знак признательности и благодарности Глефида.
Его подвели к храму, и Миро вскинул затуманенный взгляд на красивый деревянный дом. Оттуда вышел важного вида человек, неся на вытянутых руках руну. Со всей торжественностью он вручил ее Миро. Толпа разразилась бурными, одобрительными криками и потребовала немедленного праздника в честь замечательного события.
Таким образом давняя мечта Миро – стать героем – была исполнена. Но мог ли он когда-нибудь подумать, что придется заплатить такую цену? В его горле стоял ком. Миро старался не думать о том моменте, когда его рука отпустила руку Кая, старался и не мог забыть это, старался и не мог подавить сожаления и горя.
Он был не рад всему, что его окружало. При первой же возможности ноги привели его обратно на обрыв. В полном одиночестве Миро долго стоял на краю, глядя, как осенняя руна сияет в его ладони. Он чувствовал – им совершена ужасная, непростительная и непоправимая ошибка, о которой он никогда не сможет забыть. Только сейчас в его голове сами собой всплыли многочисленные воспоминания; только сейчас совесть говорила ему, что кем бы ни был Кай, за весь путь он не сделал ему ничего плохого. Он творил только хорошее даже когда в этом не было необходимости. Он собирал осенние руны для себя, но при этом думал только о других. Он не хотел быть Проклятым, он тоже боялся их. Он хотел стать Ангелом.
Миро что было сил стиснул в кулаке руну и, размахнувшись, с криком бессильного отчаяния бросил ее вперед. По его щекам катились слезы. Маленькая золотистая фигурка, на прощание сверкнув на фоне уже потемневшего неба, безвозвратно упала вниз.
Но Миро ни на секунду не пожалел об этом. Ему не нужна была руна, не нужна была свалившаяся на него слава. Ему нужно было вернуть тот момент, когда его рука сжимала руку Кая.
Несмотря на то, что царило позднее лето, все деревья и тропы здесь были занесены снегом. Он красиво серебрился в ночной тьме, делая все вокруг похожим на сказку. Сказку, которую нельзя увидеть нигде, кроме маленького королевства Кристаллион. Шагая по чудесному, но очень холодному заснеженному лесу, Эдель в сотый раз думал о том, насколько эта вечная зима не похожа на прочие зимы. Здесь правила благоговейная тишина, изредка прерываемая мелодичным звоном – это сталкивались друг с другом ледяные колокольчики, тут и там навешанные на ветви деревьев. Здесь нарушение мира и покоя представлялось чем-то немыслимым, здесь все спало бесконечным зимним сном. Только лунный свет словно бы зажигал огни в этой серебристой сказочной ночи.
Эдель остановился и поднял взгляд вверх. Совсем недалеко призывно маячили огни ослепительно белого замка. Он пришел сюда гораздо позже, чем планировал, но верил, что его все еще ждали.
И это действительно оказалось так. Даже с такого расстояния зоркие глаза Эделя увидели, как на тропе замаячил человеческий силуэт. Другой на его месте не смог бы этого различить – рассмотреть королевну Кристаллиона на фоне белоснежной стены замка было непросто.
Она была одета в длинное белое платье и белую же накидку, защищающую ее от холода. Густые волосы, волнами падающие на ее плечи, тоже были совершенно белыми, хотя королевна была очень молода и сказочно хороша собой – под стать своим чудесным владениям.
Она приблизилась к Эделю неспешными шагами, остановилась прямо перед ним и ласково улыбнулась. Ангел ответил ей теплой улыбкой.
– Ты заставил жителей Кристаллиона усомниться в слухах, что сам Эдель почитает нас своим присутствием, – сказала королевна, не переставая улыбаться.
– Я был с Бреннилвиндом. Но, боюсь, слухи не появятся вновь.
– Ты собираешься так скоро уйти? – печально спросила королевна.
– Да, – сказал Эдель. – Мы непременно увидимся вновь, однако сейчас я должен отдать тебе кое-что и поспешить к горам Миражей.
Он протянул ей руку. В его ладони что-то блеснуло.
– Я вернул твою руну.
Королевна взяла маленькую фигурку и прижала ее к груди.
– Я очень рада этому. Тому человеку не стоило так подло поступать… Впрочем, вскоре и мне придется с ней расстаться, не так ли?
– Это твой выбор, – сказал Эдель. – Руна явилась тебе, и это значит, что ты можешь завладеть и остальными.
Правительница Кристаллиона, закрыв глаза, с минуту молчала. Затем покачала головой и проговорила:
– Ты знаешь, что это не так. Руна явилась мне не потому, что я хочу заслужить право ходить по облакам, и не потому, что готова собрать воедино все осколки давно забытой надежды. – Она открыла глаза. – Это все потому, что я хотела остаться с тобой – это единственная причина, по которой мне хотелось бы стать Ангелом, и только поэтому эта руна принадлежит мне. Но с таким желанием я не смогу собрать остальные. Так что для нее найдется более достойный хозяин.
Эдель согласно кивнул, довольный правильностью ее рассуждения.
– В таком случае, я хочу попросить тебя об одной просьбе.
– Разве можно отказать Ангелу? – королевна тихонько рассмеялась. – Чего же ты хочешь?
В пальцах Эделя сверкнула еще одна руна.
– Я забрал ее из Линдена. К сожалению, ее хозяин проявил себя крайне… Впрочем, он уже наказан за свое злодеяние простыми смертными. Эта руна должна достаться достойному, и я уверен, что тот, кого ты выберешь как хозяина своей руны, будет таковым. Ты передашь ее?
– Конечно, я с удовольствием это сделаю. Это будет несложно. Ни один из ищущих не сможет пройти через Кристаллион без моего ведома… Как и любой другой человек.
Они какое-то время помолчали, неотрывно глядя друг на друга. За эти минуты ярко светившая луна скрылась за темными тучами.
– Что ж, – Эдель легонько коснулся щеки королевны. – Мне пора.
Он повернулся, чтобы уйти, но королевна, дрогнув, сделала странный, нерешительный жест, словно бы пыталась задержать его. Ангел заметил это, обернулся и увидел в ее глазах волнение и тоску.
Эдель сделал шаг вперед, взял руки королевны в свои, и, склонившись, поцеловал ее. Как раз в этот момент подул ветер, и ледяные колокольчики заиграли свою переливчатую мелодию. Порыв поддерживал их некоторое время, но когда звон смолк, Эдель и королевна отстранились друг от друга.
Луна снова осветила окрестности замка, однако ее свет не нашел ни Ангела, ни королевны Кристаллиона. Лишь заснеженные деревья мирно спали во тьме, да слабо покачивался то один, то другой ледяной колокольчик.
Пробуждение пришло к Каю с дикой болью во всем теле. Он далеко не сразу понял, где он, что произошло и почему он так скверно себя чувствует. Ему казалось, что голова раскалывается от боли, онемевшие руки и ноги никогда не будут двигаться вновь, дыхание не сможет стать прежним, безболезненным.
Если бы только Кай знал, что последует дальше, он бы так и остался лежать, не предприняв ни одной попытки спасти свое существование. Но мальчик ничего толком не помнил, и потому послушался разума, который нашептал ему о том, что он находится в большой опасности и надо действовать. Надо!
Тогда Кай, собрав все ничтожные силы, чуть повернул голову, подставив щеку тяжелым каплям ледяного дождя.
Он лежал в луже крови. В луже своей собственной крови.
На минуту ему подумалось, что над ним возвышается Утес: попытка походить по облакам снова была неудачной, он упал и ему привиделся длинный-длинный сон… Но нет. Вокруг так холодно и мрачно, под спиной не мягкий ковер травы, а жесткая земля. Наверху туман. А над ним, конечно, Глефид.
Воспоминания проносились перед взором Кая одно за другим. Миро узнает страшную правду, люди бросаются к ним, он, Кай, оступается, дух захватывает… Он падает, но Миро спасает его. Спасает и…
Кай сжался в комок от боли и заплакал. Он плакал долго, мучительно, захлебываясь слезами. Ему ничего не хотелось в этой жизни, он искренне жалел, что не умер. Он больше не сделает ни одного шага вперед, он продолжит лежать здесь, один в целом мире. Все его ненавидят, никто не потерпит его рядом с собой. Все хотят его смерти, даже Миро.
