Эльфир воодушевленно цитировал очередную нетленку в честь «прыкрасной» дамы, а потом безропотно дал на себяпосмотретьи мужественно перетерпел прикосновение «когтей». Светену тоже было не особенно комфортно, но «когти» работали как переходник, позволяя взаимодействовать с неконтактными видами сил, так что в момент использования наследия предков Эйш Арен-Тан и сам становился своего рода универсалом.
Когда обязательное было закончено, чтобы утешить беззлобное, наивное до абсурда существо, светен попросил почитать еще что-нибудь из нового. Эльфир закатил глаза, набирая воздуха в тощую грудь, а потом передумал. Выдохнул и жалобно посмотрел на инквизитора.
– А нового нет ничего. Только секреты. Вы же мне друг? Приходите вот. Дан приходит тоже. А больше у меня друзей нет.
– Как же Митика Холин?
– Оооо, – простонал эльфир и покрылся пупырышками, – она не друг, она мне в сердце пульс. Стучит – не выбьешь. И гладит так тепло. Я как увижу, так хочу сожр… – уши вспыхнули, сделавшись цветом с гусеничек на бандане, а в будке словно светлее стало. – Она прыкрасная! Прыкрасные не могут другом быть, только сиять. Я вижу ее свет, рассеянный во тьме, он вкуссс…
– Ты голодный? – поинтересовался Арен-Тан.
Видь покачал малиновыми ушами и признался, что если раньше ему все время кровь хотелось, то теперь совсем нет, и что он уже вылечился давно, и ест что положено, и на солнце ему теперь нормально, почти не жжется.
– Это твой секрет?
– Нет, светен, – прошептал Видь. Кошачьи глаза сделались круглыми, как плошки. Он потянулся, будто за руку хотел взять, но смутился и передумал, а вместо этого стянул с головы бандану. – У меня вот. Волосы растут. – И потрогал пробивающийся серебристый ежик, кожу на макушке будто стеклянной крошкой присыпало. – А еще музыка.
– Какая музыка? – насторожился Арен-Тан.
– Срыпка, – будто бы одними губами просипел эльфир, и у инквизитора в ушах зазудело. Еще неголос, так, отголоски, но тенденция вырисовывалась настораживающе нехорошая.
– У меня плохо получается, однако жэ я стараюсь, – продолжил Видь и сбежал глазами под прилавок, где скромненько приткнулся старый футляр. – Дан сказал, что у него от такого музыцырывания зубы ломит, и что у меня слухов нет. Велел за этим в подвал ходить, чтоб соседи не нажаловались. Но я же слышу получше Дана и уши вон какие. Поэтому я просто глушилку купил в лавке. Сильную!
– Откуда знаешь, что сильную?
– Я… Ну… – промямлил эльфир, отчаянно краснея. – Молния заела неудачно очынь. Я дурными словами громко орал, но не прибежал никто, а так, когда у меня посуда падала, всегда соседка-троллька прибегала, и ругалась, что я ей с ночной спать мешаю.
– Покажи, – велел Арен-Тан, перешел в самую низкую из доступных тональность и мягко добавил: – Хочу послушать. Как друг.
И на всякий случай пустил изнутри по периметру будки завесу безмолвия. Мало ли…
Лучше бы Арен-Тан еще глушилок себе на уши навесил гроздьями. Хотя глушилки противголоса, все равно что сачок против призрака. Но и обычный, весьма чувствительный почти что эльфийский слух поющего светом пострадал. И страдал изрядное, как инквизитору показалось, количество времени. Причем дважды. Сначала, когда подопечный по его же просьбе «показал», а потом показал еще раз, только повторил свое показательное выступление под запись на кристалл.
Скрипка была обычная совершенно. Не до конца веря в произошедшее, Арен-Тан самолично взял в руки инструмент и памятью из далекого далека вполне пристойно сыграл гаммы. Видь приуныл, осознавая чужое превосходство в технике владения полюбившимся инструментом, и печально сложил наметившиеся серебристые бровки шалашиком. Но инквизитору было не до утешения скорбящих, ему бы вдрызг раскоряченные нервы пригладить и взъерошенный дыбом мозг на место уложить, а еще сделать что-то с мерзким зудом. Все чесалось изнутри: череп, уши, глазницы, носовые пазухи, подреберье, в коленных чашечках тоже чесалось, чесался каждый сустав и косточка так, что хотелось в прорубь нырнуть или вывернуться наизнанку и по щебенке покататься. Несмотря на блоки и собственные способности поющего, что уже сами по себе являлись защитой от влияния чужого воздействия голосом. Но. Это все проза и физика, а у него тут музыка и лирика.
Засим Арен-Тан отложил в сторонку невиновный инструмент и, призадумавшись встряхнутым до основания мозгом, все же дал юному дарованию сначала потрогать копию флейты, а потом и подуть попросил. Так и сказал – подуть.
Начать с того, что Видь упирался, как мог, и трогатьэтони в какую не желал, пульсируя зрачками, и порождая новые волны зуда. Арен-Тан даже за руку себя поймал, что скребет под коленкой пустым футляром. Почесывания помогали разве что психологически, и инквизитор, уговаривая эльфира потерпеть чуточку ради мира и света, и себя заодно уговаривал.
Дело закончилось тем, что Арен-Тан снова напустил в голос дружественных ноток и погладил дивное создание по подрагивающей тощеватой кисти, немножко жалея, что нет рядом Мики Холин, которая уговорила бы Видя на «все любое» (цитата из шедевра прочитанного как-то лично автором). Тот почти сразу успокоился, словно перепуганный кот, попавший в хозяйские руки, только глаза, тлеющие золотым ободком по краю, таращил. А потом, передергиваясь от омерзения, поднес деревяшку с образом к губам и дунул.
Звук вышел. Не слишком музыкальный. Но не в музыкальности, в общем-то, дело. Просто звук был пустой,никакой. Должен был бы получиться хоть какой-то, учитывая метаморфозы, происходящие с изрядно подотставшим во взрослении эльфиром, но даже не зачесалось нигде. Будто не копия артефакта с частичкой сути предмета у Видя в руках была, а палка с улицы.
– Можно хватит, светен? – взмолился Видь. – Оно скользкое и не звучит. У меня от него дыра внутри, будто пальцем проткнуто вот тут, – и в солнечное сплетение себе потыкал, настойчиво суя флейту обратно.
– Можно, – согласился Арен-Тан. Забрал не оправдавший надежд артефакт, спрятал в футляр, пару раз шкрябнул углом под коленкой и в карман спрятал. – А скрипка, значит звучит…
Последнее было просто размышлением вслух и вслух быть произнесенным не планировалось, однако же…
– А скрыпка звучит, – вздохнув, ответил Видь. – У меня когда запело, я долго думал, как это выпустить, чтоб не ныло, а тут лавка музыкальная попалась нечаянно. Я зашел посмотреть. Многое нравилось, а зазвучала только скрыпка. И мне ее прямо так отдали. Сказали брать и идти, раз мне нужно. Но я все равно пять чаров оставил, у меня не было больше, и спасибо.
Арен-Тан представил реакцию продавца на зазвучавшую «скрыпку» и даже немножко посочувствовал. Попросил Видя дома больше не играть, и в подвале тоже, пока не придет светен от него и не поставит действительно хорошую глушилку. А потом – только дома и больше нигде.
– Так может вообще не играть? – печально заглядывая в глаза спросил Видь.
– Теперь у тебя вообще не играть не выйдет, раз уж начал, будет, как ты сказал, ныть. Ты играй, по чуточке, чтоб звучало. Я буду приходить и учить, как звучать с согласии с миром. Попробую учить, – сам для себя добавил Арен-Тан. – Голос должен звучать. И должен быть услышан. Иначе во всем этом нет никакого смысла…
– Я вас не понимаю, светен, – с жалостью прошептал эльфир и потянулся к руке – погладить, будто Арен-Тан сейчас именно в сочувствии нуждался от того, что вот такой непонятный, – но если надо немножко поучить, я буду. Мне нравится новое. Дан мне все время что-то красивое дарит. Платок вот, футболку. – Помолчал и снова коснулся руки. – Уже пойдете?
Арен-Тан кивнул. Поблагодарил за чай и мороженое, к которому не притронулся, и оно так и таяло на столе, рядом с недопитым чаем.
У выхода из скверика светен вызвал такси, хотя изначально собирался пройтись. Нечего народ пугать. К темным с нервами дыбом все привыкли, а инквизитор в подобном образе – это будет слишком сильно. Примерно такое же, какое сегодняшний визит к подопечному на самого Арен-Тана произвел. Обо всем этом следовало очень хорошо подумать, желательно в тишине. Но одно было ясно – расклад придется пересмотреть.
