– Я у них весь бизнес «отжал», а такое не простят. Ну и пусть, зато теперь есть время для подготовки к войне!
Христианское население Крыма поставили под «ружье», причем буквально. Все жители теперь прекрасно понимали, что пощады никому не будет – турки уничтожат всех, ибо считают христиан мятежниками. В мастерских спешно переделывали немногие трофейные мушкеты, в Керчи с осени прошлого года наладили производство гладкоствольных фузей и пистолей, благо железная руда под ногами в гигантских количествах, а кокс поступает из Донбасса бесперебойно.
И собирали там нефть уже целый год, что выступала на северном побережье из земли – по пять-семь бочек в месяц выступало. А в сочетании с мылом, селитрой и прочими ингредиентами выходил аналог напалма или «греческого огня» – при всей нелюбви к истории, Юрий в свое время прочитал книжку о «ноу-хау» воителей с древнейших времен. Вот и запомнил рецептуру всяких «адских зелий», благо на память не жаловался.
«Шести месяцев должно хватить, чтобы создать регулярную армию из восьми призванных возрастов, а других христиан готовить поочередно, по мере поступления ружей. Благо есть, кому их готовить – урядники и приказные дело знают люто, а за успехи новые чины получат!
Вот только хватит ли тридцати тысяч новых стрельцов, чтобы парировать угрозу высадки десанта?
«Единорогов» не достает хронически, хотя льют их беспрерывно из трофейного металлолома, который нельзя использовать. Зачем напрасно порох нам тратить?! Московский заказ выполнили, так что сотню орудий могут успеть сделать к лету. Расчеты тоже подготовить успеем, благо есть резерв кадров. Одна беда – имелся бы нормальный флот – то можно было начхать на все угрозы десанта. Полсотни миноносок и боевые пловцы урон врагу, конечно, нанесут. Венецианцы пиратствовать снова начнут – но только высадку по-настоящему крупного десанта они не отразят.
Те два корабля, что венецианцы строят в моем новом княжестве на Дону, погоды не сделают – но что станут опасными для османов, к бабке не ходи! Но таких надо десятка три – тогда вопросов больше не возникнет, кто в море хозяин. Лет десять пройдет, никак не меньше. Нанимать срочно опытных моряков и капитанов надо, где только возможно».
Юрий хмыкнул – в прошлом году на кругу донские казаки решили передать ему земли по левому берегу Дона, напротив Семикаракорского городка, на Ногайской стороне. Там было решено устроить верфи для постройки небольших кораблей, способных пройти через донское гирло. На острове нашли остатки приличной крепости, причем казаки указали на развалины еще двух городков поблизости.
Митрополиты в один голос заявили, что это легендарный хазарский город Саркел, который стал русским княжеством Белая Вежа, погибшим то ли от набега половцев, то ли его разрушили «злые татары», что разбили княжеские дружины на Калке. В общем, мутная история, но новой крепости вернули прежнее имя.
Расчет казаков понятен с самого начала – с одной стороны им нужен крепкий заслон от постоянных набегов ногайцев и воинственных калмыков, хотя те и буддисты. А с другой, надежная опора, если разразится война с царем Федором. Ибо войсковая старшина почти открыто отшатнулась от Москвы и перешла на его сторону…
Интерлюдия 4
Москва
26 октября 1679 года
– Ох, и томит сердечко, как томит, спасу нет…
Софья Алексеевна тяжело вздохнула, рассматривая через большое прозрачное стекло просторный двор за парадным крыльцом царских палат. Хоть одно развлечение стало, а то поздней осенью и забав никаких нет, царским дочерям и сестрам оные не положены, окромя молитв и посещений монастырей и святых мест. Но то летом, хоть докуку рассеять можно, а вот с осени до весны тоска заживо съедает.
С глупыми тетками и няньками, даже с родными сестрицами, скорбным умишком блещущими, Софья разговоры не вела – времени у нее много, но зачем бесплодно его тратить, постоянно из пустого в пустопорожнее переливать, да слухи со сплетнями слушать.
Софья посмотрела на стопку книг – девушка хорошо знала греческий и латынь, могла вести на них беседы. И все благодаря наставнику, отцу Симеону Полоцкому, что с детства был приставлен царем Алексеем Михайловичем к обучению братьев. И она сама напросилась пройти учение вместе с ними, и отец, удивленно крякнув, подумал и разрешил – в Москве не приветствовалось обучение женщин.
Считалось, что жен без книжки любят, их дело за домом смотреть, да детей рожать – что еще от бабы нужно?!
Учеба, и главное, познавательные книги, к чтению которых юная царевна приохотилась, словно распахнули перед ней окно в удивительный мир. Это было не только религиозное чтение – Софья рассматривала рисунки европейских городов, «латинских», как говорили на Москве, где дома имели черепичные островерхие крыши, торчали шпили на костелах и кирках. Надувались ветром паруса кораблей на море, на парсунах надменно смотрели лики королей – безбородых и в париках. А еще дамы в пышных платьях, сходились в танцах с кавалерами – пышные подолы и низкие корсажи, и, стыд и срам – оголенные плечи и приоткрытая мужским глазам грудь.
Тьфу, непотребство какое!
Но сладостное, и томление в сердце вызывающее. Софья почувствовала, что от мыслей греховных у нее часто забилось сердце, а в низу живота стало очень горячо. На минуту представила, как радостно оказаться в объятиях любимого мужчины, ощутить то, о чем судачили порой бабы, а она невольно подслушивала.
И остро захотела быть желанной и любимой, как в той книге, что принес ей почитать ученик отца Симеона, Сильвестр Медведев. Ученый инок сильно отличался от московских монахов, всегда неопрятных и дурно пахнувших. Он был всегда учтив и любезен, борода подстрижена, от дорогой рясы приятно пахло благовониями. Руки ухожены, под его ногтями Софья никогда не видела черную окаемку грязи, столь привычную даже для родовитых бояр, что кичились своей знатностью.
Вот из-за этого она с родными тетками и сестрицами навечно заточена во дворце как в пыточном порубе, только роскошном. За князей и бояр царевен выдавать замуж нельзя, дабы их роды не могли потребовать венца царского для родившихся сыновей, и тем смуту устроить великую в православном государстве. А принцы земель иноземных католики и лютеране поганые, как им в жены православную невесту царских кровей отдавать?
Да и давний случай с датским принцем Магнусом отец Симеон рассказал – приехал он жениться на племяннице царя Иоанна Васильевича Грозного, да помер в одночасье на свадьбе – не попустил Господь, чтобы невеста отказалась от истинной веры!
Софья сжала зубами тонкую ткань рукава от нахлынувшего желания – она уже давно старая дева, двадцать третий год уже пошел, перестарок. А естество требует своего – старшие сестры уже «огулены», срамницы, тайком встречались со стольниками. Был бы отец жив, лишил бы осквернителей уда мужского, а сестриц гулящих в монастырь накрепко заточил. Но брат Федор болеет часто, не до царевен-блудниц ему, заботы державные гложут, да интриги боярские с местничеством.
Софья старалась изо всех сил, помогая царственному брату в его заботах. Но что она могла по большому счету, находясь в заточение в своей светлице, и взирая на мир только через окно?!
Недавно смотрела через мутные пластинки слюды, что были вставлены в свинцовые переплеты – но летом в палатах царя и только у нее поставили большие светлые окна с одним большим литым стеклом дивной прозрачности. То подарок доставили от царя Новой Руси и Боспора, короля Готского и Червонной Руси Юрия Львовича, второго этого имени.
Появление могучего православного государства за Северским Донцом вызвало ненависть московского боярства со скрежетом зубовным. И потому, что порядки в нем были устроены казацкие – всех вольными там считали. И побежали людишки скопом – вначале поодиночке, а теперь целыми семьями. Даже бояре худородные туда переселяться стали, тайком, правда, как тати шатучие – за такую измену великому государю велено лишать чести и отправлять в ссылку в дальние сибирские остроги.
