— Не надо благодарностей, дедко Большак! — Я по-приятельски обнял старичка-лесовичка за худые угловатые плечи (это, если что, «обманка» — уж я-то знаю, каким на самом деле может быть этот могучий лесной дух). — Одно дело сделали — уничтожили супостата, что на землю нашу пришел роток разевать!
— Ага, — согласился со мной леший, — на чужой каравай роток не разевай! Будь по-твоему, товарищ мой Чума, обойдемся без взаимных благодарностёв! Но знай, что ты мне теперь — нипервейший друг! Самый желанный гость в моём лесу!
— Вот это другое дело! — обрадовался я. — А вот скажи, дедко Большак, а как в других лесах заведено? Например, твоя чудесная тропинка в нем откроется?
— Если хозяина свово в том лесу нет — мало нас, леших, на свете осталось, — пояснил он, — то вполне себе откроется. Так-то способности у нас схожие… А ты никак собрался куда, товарищ мой Чума?
— Друга моего супостаты пленили и с собой увезли, — тяжело вздохнув, ответил я. — Он за меня жизни своей не жалел… Вызволять его собираюсь, дедко Большак.
— Правильное дело замыслил, — одобрительно прогудел леший, — сам погибай, а товарища выручай! А я тебе пособлю, чем смогу. Словес разных нашепчу, чтобы живность лесная всякая — звери, там, и птицы тебе добрыми помощниками стали даже в краях чужедальных.
— Вот это подарок, так подарок! — искренне обрадовался я, еще крепче стиснув в объятиях лесного хозяина. — Вот это удружил, дедко Большак! Век не забуду твою доброту!
— А не в этом ли и заключается смысл дружбы? — Хитро прищурился старичок.
— Помогать друг другу? — ради проформы спросил я.
— Да! — Согласно кивнул леший. — Радовать, помогать, дарить подарки. И причём — безвозмездно!
— То есть даром! — закончил я известной фразой из старого советского мультфильма, который, впрочем, еще даже и не сняли.
— А если понадобится — стоять за друг за дружку горой! — продолжил леший. — Ведь когда-то давным-давно этим словом называли спутников и товарищей в военных походах, — ударился в воспоминания лесной хозяин. — От того корня и происходит и дружина — войско… Чу! — неожиданно насторожился он. — Люди сюда идут. Трое. Эти твои, как же их? А! — вспомнил старичок. — Партизаны. Может поводить их по округе, чтобы не докучали?
— Нет, дедко Большак, не надо, — мотнул я головой. — Они тоже в сегодняшней битве нимало нам помогли — отвлекли внимание в нужный момент. Ты их не обижай — не по собственной воле они в твоем лесу «прописались». А сейчас им и вернуться-то некуда… — Указал я на «съеденную» лесом Тарасовку.
— Нешто я не понимаю, друг мой Чума? — усмехнулся леший. — Пущай живут. А деревень разных окрест еще хватает — будет, куды после войны возвращаться. А я их как придётся — на хороший лес строевой наведу. Мне его всё равно обновить надобно. Вот и отстроятся наново, только в другом месте. Ну, бывай — мне показываться людям не след… — И ушлый старикашка исчез, словно под землю провалился.
— А ты, брат Лихорук, стань пока невидимым, — попросил я злыдня. — И постарайся гостей промыслом своим не задеть.
— С-с-сделает Лих-хорук, как п-пратиш-шка Ш-шума прос-сит, — прошипел, словно спускающееся колесо злыдень и тоже растворился в воздухе.
Не прошло и пяти минул, как к месту моего заслуженного отдыха выползла из новоявленного леса натурально ошалевшая «делегация» партизан. Шли они, похоже, ориентируясь на черные клубы дыма от догорающих немецких танков.
Первым, словно предводитель этой маленькой команды, вышагивал никогда не унывающий дед Маркей, лихо сдвинув на затылок свой картуз с лопнувшим козырьком, тоже повидавший немцев еще в Первую мировую. За плечами у старика болталась его любимая «бердана», с которой он, похоже, никогда не расставался. Даже ложась спать, пристраивал её рядом.
А вот шагающие за ним следом товарищи партизанские командиры — Суровый и политрук, шли уже не так бодро и весело, как дед Маркей, которому, по всей видимости, и сам чёрт не брат. Товарищи командиры нервно оглядывались по сторонам, временами спотыкаясь и стараясь всеми силами разглядеть хоть что-нибудь узнаваемое из сгинувшей навсегда Тарасовки.
Но леший постарался на славу, уничтожив даже мельчайшие детали человеческого вмешательства в природу. Я видел, как партизаны узнавали рельеф местности, но выросшие за одно утро древесные исполины начисто сбивали их с толку, видел, как полыхают недоумением и растерянностью их ауры.
Лишь дед Маркей оставался невозмутим, как снаружи, так и внутри. Похоже, что в его жизни встречались и куда более мощные потрясения. Либо его психика настолько закалилась, что уже могла спокойно воспринимать и настоящие чудеса.
Наконец вся честная компания выбралась на окраину развороченного танками поля, оставшегося неизменным. Вот тут-то и пришло настоящее узнавание. Позабыв про «режим секретности» и всего такого прочего, товарищ Суровый и товарищ Политрук разразились громкими возгласами, которые на телевидении моего мира обычно демонстративно запикивали.
Они едва не крутились волчком, оборачиваясь то к полю, которое прекрасно помнили, а затем к лесу, расположение которого не укладывалось в их головах. И так до бесконечности, о чём-то споря и активно жестикулируя руками. Я же продолжал тихонько сидеть под березкой и ни во что не вмешиваться. Пусть они немного спустят пары, а там уж мы и поговорим.
Первым меня, естественно, заметил дед Маркей, который тоже не вмешивался в спор отцов-командиров, а спокойно покуривал себе папироску-самокрутку. Зрение, конечно, было у старика феноменальное. Но этому факту я уже успел удивиться еще в первую нашу встречу. Лучший снайпер из тех, кого мне довелось встречать в своей «двойной» жизни! Да еще в таком-то возрасте!
Оставив за спиной начальство, ушлый старикан двинулся прямиком ко мне, улыбаясь во все «тридцать два» (или, сколько их там у него осталось?). Приветно махнув рукой ему рукой, я внутренне приготовился к весьма теплой встрече, миллиону вопросов, на которые мне придётся выдать хоть какой-то ответ.
И еще стоило подумать, какую версию о пропаже деда мне им выдать, чтобы ему не навредить. Ведь эта информация точно уйдет в Ставку, и как там отнесутся к провалу его миссии мне неизвестно.
Командиры, заметив, куда направляется дед Маркей, увидели, наконец, и меня. После чего оставили ненужные больше споры, пошли быстрым шагом в мою сторону, видимо, надеясь получить ответы на все возникшие вопросы. Но ничего путного, кроме «секретное оружие», товарищи, и «секретная информация» они от меня не услышат. А поверить в настоящую магию (кроме деда Маркея) никто из них просто не сможет. Убеждения — дело серьёзное, а я пока не хотел их ломать «об колено».
— Ну, паря! Ну, и натворил ты делов! — встретил меня своим неизменным приветствием дед Маркей, весело поблескивая прищуренными глазами из-под лопнувшего козырька.
— И тебе не хворать, дед Маркей! — весело рассмеялся я, поднимаясь на ноги и подавая старику руку.
— Признавайся, пострел, кудыть Тарасовку заховал? — пожав мою ладонь, тут же стрельнул ожидаемым вопросом старикан. — И откуда на её месте лес взялся? Да такой, как будто уже сто лет здесь стоял? Мы, ить, в отряде, вроде, о другом с тобой сговаривались — товарища твоего вызволить…
— А оно вона как вышло, дед… — Я развел руками, указывая на горящие танки. — Всю танковую дивизию здесь положить пришлось. — Ты уж извини, старый, что так вышло, — вздохнув, «повинился» я перед дедом, — но деревня тоже не уцелела.
— Цельную танковую дивизию положил? — Старик не то что удивился, он натурально в осадок выпал. — Так тебе, паря, не извиняться — тебе памятник ставить надыть! И звезду героя… Неужто сам-один?
— Почему один? С товарищем Янусом, да с помощником моим…
— Что⁈ — выдохнул подбежавший, наконец, командир партизанского отряда.
— Где⁈ — вторил ему запыхавшийся товарищ Политрук.
— Вы еще спросите: когда? — усмехнулся я. — И вам желаю здравствовать, товарищи дорогие!
— Виделись, — коротко буркнул старший политрук.
