И это еще не все, холодея, вспомнил я.
Перед поездкой я вставил в телефон новую симку. Нарочно, чтоб никто не звонил и не доставал меня там, где я буду. А в ее телефонной книге значился только один номер — пансионата. Но и он оказался сейчас «вне зоны доступа».
Что ж… Можно не сомневаться: обязанность водителя иметь в машине запаску запомнится мне отныне и крепко, и надолго.
Чертыхнувшись, я огляделся по сторонам. Никого и ничего.
Я достаточно далеко отъехал от города, чтобы уже не ждать милостей от цивилизации в виде автосервиса.
Если и рассчитывать на кого, так только на случайно проезжающих мимо автолюбителей. Но мне и в этом отношении не повезло: вечер воскресенья. Вряд ли какой-нибудь Чип или Дейл поспешит мне сейчас на помощь.
Тяжело вздохнув, я вернулся в машину, взял с заднего сиденья свою куртку, сумку с деньгами и документами, вынул ключи из замка зажигания и запер машину на сигналку.
Впереди маячил сквозь ветви деревьев большой дорожный указатель — поворот на какое-то село. Насколько я помню карту, которую видел на сайте пансионата, именно от этого указателя я должен был свернуть на второстепенную дорогу. К сожалению, карту я не распечатывал — положился на свою память.
Почему-то теперь у меня не было уверенности, что это тот самый проселок. И спросить не у кого.
Но ведь все равно пансионат недалеко отсюда.
И если уж в этот «Тихий угол» наведываются автотуристы, то где-нибудь поблизости должен быть автосервис.
Захламленный гараж какого-нибудь Иваныча или Петровича — местного Левши, который уж наверное сумеет вызволить меня из нелепой беды посредством золотых рук, смекалки и забористого волшебного русского слова.
Ведь без таких Иванычей ни одно село не обходится. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. (Кажется, как раз в этот момент моя мизантропия дала трещину — маленькую, но ощутимую.)
Я надел куртку, закинул сумку на плечо и пошел, ориентируясь на указатель. Если верить ему, до ближайшего села пешедралить предстояло немало — километров пять.
За неширокой лесополосой лежало огромное сжатое поле пшеницы. Издалека его желто-коричневое пятно напоминало вытертый плюш мягкой игрушки, но вблизи пучки срезанной соломы оказались жесткими и колкими. Я отказался от идеи сократить путь через него и зашагал по пыльной бетонке, которая, петляя, убегала куда-то за холмы, упираясь в лиловую полосу леса и низко нависшие над ним сизые тучи.
За холмами виднелась серая крыша какого-то строения, и я обрадовался, решив, что поселок с гаражом, который я искал, вероятно, ближе, чем мне показалось вначале.
Но, поднявшись на пригорок, я убедился, что первоначальный расчет, увы, был верен: с дороги виднелась гигантская крыша какого-то хозяйственного строения, вероятно, заброшенного коровника. Домов рядом с ним не было ни одного.
С беспокойством отметив, что небо наливается мраком так быстро, словно кто-то сверху поливает его чернилами, я отправился дальше. Черная асфальтовая дорога ответвлялась влево, огибая зачем-то очередной клин лесополосы и возвращаясь обратно уже позади него: сквозь редкие ряды молодых березок я разглядел, как по другую сторону какой-то старый грузовичок, натужно ревя, преодолевает дорожные колдобины.
«Пожалуй, успею его перехватить, если срежу прямо здесь, через этот хилый лесочек», — решил я и, сойдя с дороги, шагнул в траву.
Это было ошибкой, и я убедился в этом довольно скоро. Сразу за первым рядом деревьев я наткнулся на бурелом из упавших или срезанных веток, огромной беспорядочной кучей наброшенных посреди лесополосы. Я попытался обойти препятствие, радуясь, что могу ориентироваться на грохот мотора грузовичка.
Но, пока я обходил завалы, грохот стих, а я неожиданно оказался в довольно густом лесу.
Молодые и старые ели окружили меня, как будто выражая недовольство незваным гостем, без спросу забравшимся в их владения. В сырых ямках, заполненных палой листвой, чернела вода. Опасаясь промочить ноги, я петлял среди деревьев и ям, и в конце концов набрел на настоящее болото, затянутое ряской в зарослях осоки. Что-то удержало меня сделать еще шажок по яркой и ровной зеленой полянке: я отошел в сторону, задев ногой черную вонючую жижу, — и вовремя. Под ногой громко чавкнуло — еще немного — и болото затянуло бы меня в свое влажное ненасытное чрево. Выбираясь с гибельного места, я едва не оставил там свои кроссовки.
Только тогда я признал, наконец, что дело плохо, и забеспокоился всерьез. В лесочке, показавшемся мне обманчиво редким, стемнело, а я все еще не нашел выхода. Стремясь выбраться обратно к дороге, я сделал несколько неверных попыток и окончательно заблудился.
В наступившем сумраке я слышал только собственное возбужденное дыхание, треск веток от моих шагов и отвратительное чавканье сырой земли под ногами.
Какая глупость, ругал я себя. Разве это возможно — в здравом уме и трезвой памяти вот так утратить направление, отойдя всего-то с пару километров от асфальтовой дороги?! Давненько же я не бывал на природе. Я просто забыл, что это такое.
Я продрог и устал, но не имел в настоящий момент никаких желаний, кроме одного: оказаться, наконец, поближе к людям. Не хочу сказать, что успел соскучиться по ним, но человеческое общество означает прежде всего возможность наличия еды, воды, теплой постели и крыши над головой.
В ответ на отчаянные мысленные призывы я услышал только завывание собаки где-то вдали.
Не имея других идей, я повернулся и стал пробираться в ту же сторону, осторожно отводя от лица острые ветви, хищно нацеленные из мрака прямо мне в глаза. Даже не знаю, с чего я вообразил, что воет именно собака, а не волк.
Скорее всего, это была малодушная привычка горожанина, постоянно пребывающего в ласковых, убаюкивающих объятиях комфорта, — не думать о страшном, беспечно рассчитывая на безопасность по умолчанию.
Как бы то ни было, вой, жалобный и протяжный, вскоре стих, но взамен между ветвями елей я различил крохотный желтый огонек. Я пошел к нему и на этот раз угадал верно: через пятьсот метров окаянный лесок все-таки закончился.
Едва не выхлестнув себе напоследок глаз каким-то гибким, некстати подвернувшимся молодым деревцем, я выбрался из чащобы на открытое пространство и увидел слева грозно нависающую тень с иззубренными краями. Чертыхнувшись, я отшатнулся в сторону, но потом догадался, что никакой опасности нет: тень эта — всего лишь развалины какого-то высокого здания. В ночи силуэт его выглядел зловеще, но и только.
Справа, метрах в трехстах, теплилось окошко жилого дома. Сквозь пришторенные занавески я увидел чью-то сгорбленную фигуру, прилипшую к подоконнику.
