Безумная женщина принимала Финча за автоматона, и он почувствовал себя так неприятно, словно вдруг стал свидетелем любовного признания. В голосе вдовы было столько неизбывной тоски, будто она встретила давно забытого и потерянного друга, который успел состариться и смертельно заболеть за время их разлуки.
– Я так давно не слышала тебя, – продолжала вдова Лилли. – Я так скучаю по нашим беседам, скучаю по былым временам… скучаю по нашему дому.
– Но… но вы дома, мэм! – ничего не понимая, сказал Финч.
– Это не мой дом. – Судорожная злая улыбка тронула губы женщины. – Мой дом остался в Докери. Наш дом… А этот проклятый дом я просто ненавижу. – Ненависть женщины была, как и ее голос, вялой и меланхоличной. – У нас была такая хорошая жизнь в Докери, ты помнишь? Но Лайонел и его служба… его проклятая служба до этого довела!
– Служба, мэм? – спросил Финч и осторожно, словно ступая на тонкий лед замерзшего озера, решил подыграть: – Я все забыл. Расскажите мне о его службе.
Движения женщины стали еще более резкими и остервенелыми. Спицы в ее руках замельтешили, как ножи, – вдова словно пыталась вспороть кому-то живот.
– Как ты мог забыть, Макли? Ты ведь часто помогал ему в расследованиях.
– Это было так давно… – проговорил Финч, опасаясь, как бы вдова не вскинула взгляд и не поняла, что никакой он не автоматон.
– Давно, да… Но я никогда не забуду, каким он был… Полицейским с полицейской кровью. Не забуду, каким он становился, когда вел свои расследования и искал преступников. Расследования – он жил ими, дышал ими. Ты же помнишь, как внимателен он был к деталям – никто не мог от него скрыться… Лучший в своем деле – у меня в коробке из-под обуви до сих пор хранятся его награды, полученные из рук главного инспектора города. И все было хорошо, пока он не взялся за это проклятое дело. Во всем виноват тот гадкий газетчик Фью Фартинг… Ты, наверное, был выключен и поэтому не помнишь. Этот пронырливый чернильный хлыщ хотел накропать громкую статейку о пропажах и заманил его сюда: «Лайонел, – увещевал он, – если ты поселишься в этом доме и прикинешься обычным жильцом, то непременно все выяснишь… ты найдешь пропавших, а может, заодно и узнаешь обо всех исчезновениях в городе…» И Лайонел загорелся этим… О, как же он загорелся! А я не смогла его отговорить. «Как ты не понимаешь, Лилли! – говорил он. – Там пропадают люди. На этот раз чей-то сын пропал. Неужели я должен оставить все как есть?! Ты только представь, а если бы это наш сын исчез!»
– У вас есть сын, мэм? – спросил Финч. До сего момента он был уверен, что у вдовы Лилли нет детей.
– Нет-нет. Но мы очень хотели ребенка. «После этого дела, – говорил Лайонел. – Нужно немного подождать, дорогая… Я уже вышел на след похитителя».
Финч затаил дыхание.
– Он вышел на след?
Вдова Лилли устремила ненавидящий взгляд в потолок.
– Ты ведь помнишь, милый Макли, что бедный Лайонел не мог ни о чем другом думать, пока не доведет то или иное расследование до конца? Он почти не ел, даже не спал. Расследования поглощали его с головой. И это… поглотило.
– Да, мэм, – согласился Финч. – Но как он пропал?
– Я хорошо помню то утро перед бурей семь лет назад, – опустошенно сказала вдова. – Где-то за два часа до того, как поднялась ужасная метель, Лайонел вернулся встревоженный. Он сказал, что узнал, кто стоит за исчезновениями, и ему нужно только получить доказательства.
– Он получил их?
– В последний раз я видела его через это самое окно. – Она ткнула пальцем в круглое окно гостиной, неплотно завешенное выцветшими шторами. – Он шел за человеком, который вышел из ржавого дирижабля.
– За мистером Хэммом?! – потрясенно прошептал Финч.
– Нет. За другим. Высоким, одетым в черное. Я смогла разобрать только, что лицо у него было бледным, и еще помню длинные черные волосы, похожие на пролитые чернила…
– Мэм, вы бы узнали его, если бы увидели снова? – спросил Финч. Ему очень не нравились догадки, которые начали забираться к нему в голову.
– Я никогда не забуду его, Макли, – ожесточенно проговорила вдова Лилли, и спицы звякнули одна о другую. – Этот человек отнял у меня мужа.
Финч понял, что нужно делать.
– Мэм! Я быстро! Я скоро вернусь!
Вскочив с дивана, он понесся к двери…
…Финч действительно вскоре вернулся. За время его отсутствия в квартире вдовы Лилли ничего не изменилось. Она даже сидела в той же позе и все говорила с автоматоном, словно не заметив, что «автоматон» ее больше не слушает:
– …А я так и не попрощалась. Он сказал: «Жди, я скоро…» И я все жду…
– Мэм, – сказал Финч и протянул ей фотокарточку. – Я принес вам кое-что.
Вдова Лилли взяла картонку, впилась в нее взглядом. На фотокарточке были изображены двое: штурман, который жил в дирижабле на заднем дворе, и домовладелец, так и не вернувшийся из своего путешествия.
– Мэм, – негромко проговорил мальчик. – Вы узнаете его?
Вдова Лилли подняла на него взгляд, полный слез. Фотокарточка в ее руках дрожала.
– Это он, – сказала она. – Он убил моего мужа.
Финч нахмурился. Его мрачные опасения подтвердились.
– Вы видели, как этот человек… – испуганно спросил он, – как он убил вашего мужа?
– Нет, но я знаю… знаю! – Слезы потекли из ее глаз, оставляя в пудре неровные рытвины. – Он… он убил Лайонела.
– Вы не знаете, кто это? – спросил мальчик. – Кто это такой?
– Ужасный человек. Убийца моего мужа.
– Но, мэм, этого не может быть, – сказал Финч и взял у нее фотокарточку. – Этого человека здесь нет уже больше десяти лет.
Вдова Лилли посмотрела прямо на Финча, и он вздрогнул. Кажется, впервые с начала разговора она все осознавала.
– Кто ты такой? – спросила женщина испуганно. – И что делаешь в моей квартире?
Финч растерялся.
– Вы… вы не помните, мэм? Вы меня впустили!
Вдова Лилли покачала головой:
– Боюсь, я сегодня не принимаю гостей. Будь добр, зайди в другой раз. Благодарю…
На стенах вдоль всей лестницы висели часы, но время по ним узнать было невозможно – разве что время, когда все они однажды остановились.
Поднимаясь по ступеням, Финч глядел на замершие стрелки, пыльные циферблаты и повисшие маятники и обдумывал то, что узнал. Все перемешалось… От новых сведений – невероятных, диких, безумных – голова будто распухла. Финч никак не мог упорядочить, разложить эти сведения по полочкам. Все было слишком странно, и этого всего было слишком много.
Когда вдова его выставила, он отправился к мистеру Хэмму, чтобы вернуть ему фотокарточку.
Старый штурман был очень простужен. От каждого его чиха дирижабль сотрясался, словно от попадания снаряда.
Мистер Хэмм сидел на своем лежаке в кормовой части «Дженни» и кутался в одеяла. На голове его был ночной колпак, в стеклах летных очков отражались языки пламени из открытой топки чугунной печки. Старик дрожал от охватившего его озноба и пытался согреться, держа опухшие грубые руки у пламени.
– А-апчхи-оу-оу! – чихнул мистер Хэмм, и зола из печки поднялась облаком внутри дирижабля, накрыв и самого штурмана, и его постель.
Огонь подернулся, словно дрогнувший неприятель, но снова поднял голову и вернул позиции. На печке стояла металлическая кружка с дыркой от пули, в ней подогревалась зеленая дымящаяся слизь.
– Ну что, – спросил мистер Хэмм, – уже одолел своего убийцу?
– Нет, сэр, – ответил Финч. – Он пока что мне не попадался.
Финч сидел на ящике и перебирал стопку фотокарточек, которые дал ему старый штурман. На некоторых были запечатлены поля и даже небеса сражений, на одних застыли рытвины окопов и уродливые горы гильз-стаканов от снарядов, на других – сыплющие бомбы дирижабли. Но сейчас мальчика больше интересовали те, на которых был капитан Борган.
– Наверное, затаился где-то, – со знанием дела заявил старик. – Таковы они, убийцы: или нападают, или таятся. От дедушки есть какие-то вести?