Не оборачиваясь.
***
– Зачем вы чините машину? – спросил Миша через несколько дней у старика.
Тот демонстративно стал копаться во внутренностях автомобиля с ещё большим усердием. Но мальчик не отступал, и старику пришлось сдаться.
Он достал папиросу и, закурив, ответил:
– Чиню, чтобы уехать отсюда. А зачем ещё чинят машины?
Но ребёнок не дал себя сбить:
– А куда Вы хотите уехать?
Старик достал сигарету и внимательно посмотрел на ребёнка. Тот выдержал взгляд и улыбнулся.
– Ну, коли не шутишь и тебе правда интересно…, – старик сделал паузу, почесал затылок и решился. – В Африку – вот куда я хочу уехать.
– Почему туда? – не унимался мальчишка.
Старик усмехнулся. По-доброму так, собирая лучики морщин возле глаз:
– Мне там понравилось, вот почему.
– А когда вы там были?
– Эх, ну что же ты такой настырный, – неожиданно засмеялся старик. – Конечно, был. Давно ещё, при Союзе. Плотины неграм строил, понимаешь?
Мишка кивнул. Глядя на серьёзное лицо мальчика, старик улыбнулся ещё шире и протянул руку, чтобы потрепать его по волосам. Но остановился – рука была грязной.
Миша в ответ подошёл чуть ближе и спросил:
– А я могу как-то помочь?
Старик замер, потом судорожно хватанул ртом воздух и выдавил:
– Помочь? Мне… Н-не знаю…
Мальчик опять кивнул:
– Если могу, то вы скажите, хорошо?
Старик медленно, очень медленно кивнул.
– До свидания, – сказал ребёнок и пошёл домой.
– Погоди, – окликнул его старик и когда мальчик обернулся, негромко сказал, – Я придумал. Ты это… приходи иногда. Поговорить.
Миша улыбнулся и кивнул. Потом подпрыгнул и побежал, шлёпая по лужам.
Старик проводил его взглядом, потёр глаза запястьем и вернулся к аккумулятору.
***
Так прошёл октябрь. Миша иногда приходил к старику. Ненадолго – минут на пять, больше не разрешали родители. Они всегда ругались, если видели, что сын околачивается возле автомобиля.
Миша не околачивался. Он спрашивал про Африку.
Старик улыбался и рассказывал.
– Африка, – говорил он, глубоко затягиваясь папиросой и глядя куда-то мимо мальчика, – Африка это что-то. Представляешь, там негры себе в мочки ушей специально грузики привешивают, чтобы вытягивать их до плеч и даже ниже. Спросишь почему? Хе-хе… Красота, Мишка, красота. Они такие уши красивыми считают. Ну и пусть их – у каждого народа свои правила, свои, понимаешь, представление о красоте. Вот так.
Миша слушал и улыбался. Ему нравился этот чужой дедушка.
***
Незаметно подкрался ноябрь. Тёплую, пусть и дождливую осень сменили почти зимние заморозки. Старик продолжал копаться под капотом «Волги», Миша продолжал изредка приходить к нему и спрашивать про Африку.
Но однажды мальчик задал другой вопрос:
– Вы так долго её чините… А почему до сих пор не починили?
Старик вздохнул, отложил гаечный ключ, повернулся к Мише, открыл рот – и ничего не ответил. Но мальчик всё понял.
Он подошёл к старику, взял за руку и, заглянув в глаза, сказал:
– Вы не волнуйтесь, я обязательно что-нибудь придумаю.
Старик промолчал и Миша ушёл.
Через два дня, задувая торт на свой день рождения, мальчик загадал желание.
– Что ты загадал, миленький? – спросила его мама.
– Мам, ну ты же знаешь, что нельзя рассказывать, – ответил ребёнок, укоризненно покачивая головой, – А то не сбудется.
Она не стала больше спрашивать.
Ночью, уже засыпая, Миша улыбнулся, прижал к себе медведя и подумал, что старику в потрёпанной «Волге» его желание должно понравиться.
***
Иван Николаевич Смирнов, дремавший на заднем сидении своего автомобиля, неожиданно проснулся. Ему показалось, что кто-то его окликнул.
Сын? Неужели передумал? Неужели?!…
Иван Николаевич выскочил из машины и замер, озираясь по сторонам.
Никого.
Показалось. Старик опустил плечи, сгорбился, и, с трудом достав папиросу, закурил. Постоял, посмотрел на окна, в которых, несмотря на поздний час, уютно горел жёлтый свет, и полез обратно в машину.
Но почему-то не назад, под старое покрывало, а на место водителя, за руль.
Что-то толкнуло его под руку. Он достал ключ зажигания из-под козырька, и вставил его. Повернул.
Машина, которой хватило только на то, чтобы привезти его сюда, на Автозаводскую из Марьино, вдруг зачихала, кашлянула пару раз и взревела мотором. Так же громко и резво, как во времена своей молодости.
Иван Николаевич глянул на приборную панель и брови его поползли вверх. Удивительно, но бак оказался полным.
Иван Николаевич нажал на педаль газа, и мотор заревел ещё громче, ещё бодрее.
Впереди, в метрах двух перед капотом, воздух загустел, заклубился и разлетелся в стороны, как занавес. И старик увидел – Её.
Бескрайнюю саванну с редкими деревьями и высокой сухой травой, стадо пасущихся зебр, пугливых антилоп, толстых носорогов, нелепых жирафов. И негров, у которых мочки ушей оттянуты настолько, что касаются плеч.
Иван Николаевич выдохнул и коснулся рукояти переключения передач. Движение рукой, потом ногой, и машина, слегка дёрнувшись, поехала в синий воздух, прямо туда – в саванну.
***
Когда Миша проснулся утром, он первым делом подбежал к окну. Старенькой «Волги», окна которой закрывали порванные занавески, нигде не было.
А место, где она раньше стояла, весело засыпал первый снег.
Миша засмеялся, подмигнул игрушечному медведю и побежал на кухню – смотреть мультики.
– Итак, все здесь? – председатель заседания сверился со списком и обвёл присутствующих долгим взглядом поверх очков.
– Да, – отозвался нестройный хор.
– Хорошо, – кивнул председатель, – В таком случае внеплановое заседание международного совета авторов народных сказок, объявляю открытым.
Раздались жидкие аплодисменты. Переждав, председатель продолжил:
– Коллеги! Я собрал Вас здесь, чтобы сообщить пренеприятное известие.
– «Ревизора» цитируешь? – съехидничал автор неувядающей «Курочки Рябы», присутствующий здесь как представитель от России, поскольку председатель не имел права голоса. – Не по нашему ведомству, между прочим.
– Да постоял рядом, – отмахнулся председатель, – вот и набрался. Кроме того, и момент соответствующий.
– В чём дело? – осведомился тощий нигериец, автор классической «Мбанга и паучок».
Председатель откашлялся, протёр очки, водрузил их обратно и начал:
– Уважаемые коллеги, на настоящий момент наши позиции сильно упрочнились – нас стали массово издавать, повсеместно ставить в театрах, даже снимать в кино. На лицо прогресс, не так ли?
– Всё так, – подтвердил сухопарый англичанин, автор "Трёх поросят".
– Да, всё так, – согласились с ним остальные.
– Однако, – продолжал председатель, – Несмотря на все наши сегодняшние успехи, мы не должны расслабляться.
– Это понятно, – пробасил швед, – Работать над улучшением качества нужно всегда. Но стоило из-за такой банальности собираться?
– Да, – подхватил японец, – чтобы похвастаться нашими успехами – мои, кстати, и не такие уж выдающиеся – можно было дождаться очередного собрания. К чему спешка?
– Я ждал этого вопроса, – председатель сел и продолжил. – Дело в том, что успехи могут вскружить нам голову. И мы кое-чего не заметим. Вспомните моего Колобка – сначала мир был прекрасен, и ничто не предвещало беды. Но появилась лиса – и всё! Нет Колобка.
– Можно без таких тонких намёков? – поморщился испанец. – Говорите уже прямо.
– Да, – подхватил автор "Рябы", – у тебя всегда была болезненная тяга к многословию. "Колобка" можно было на страницу уложить, а ты его растянул почти на лист.
– Нэ согласэн! – воскликнул грузин. – Харошей сказки далжно бить много!
– Прекратите, – остановил их председатель, – литературные споры – в том числе касающиеся и меня – прошу оставить до более благоприятных времён.
– Да не томите вы! – воскликнул итальянец.– Объясните уж понятно – что такое случилось.
– Я тоже хочу быстрее перейти к делу, но мне мешают, – председатель кивнул в сторону автора "Рябы".
– Ладно, – хмыкнул тот, – давайте уж к делу.
– А дело такое, – председатель набрал в грудь воздуха, напрягся и выпалил. – Грядёт упадок!
– Чего? Можете обойтись без высокого штиля? – швед нетерпеливого барабанил пальцами по столу.
– Хм, простите, – председатель кашлянул. – Просто я очень волнуюсь.
– А что за упадок нас ждёт? – поинтересовался японец.
– Дело в том, что пройдёт ещё пятьдесят лет – мелочь для нас, как вы понимаете – и про нас все забудут.
– Откуда такой вывод? – швед продолжал барабанить пальцами.
