— Что ж я рад любому Вашему решению, но осмелюсь заметить: Вам стоит переодеться. Ваш вид абсолютно не подобает Вашему статусу и вызывает непристойные мысли у окружающих.
Как же мне всё же нравиться её дразнить! Такой потешной «игрушки» у меня уже давно не было. Ощетинилась, злиться, но старается сохранить самообладание:
— И что же Вам не приглянулось в моём виде?
Глупенькая, мне то, как раз всё приглянулось, и я бы даже нашёл более приятное занятие, чем прогулка. О чём я честно и сообщил:
— Ну что Вы, всё прекрасно, меня всё устраивает. Это прекрасное приглашение разделить с Вами постель.
Эльфиечка разозлилась ещё больше и, похоже, обиделась, но старательно не показывает виду:
— И какой же вид у Вас считается морально устойчивым?
Я спокойно разъяснил, наблюдая за ней с неподдельным увлечением:
— Что-то более длинное и закрытое.
Она постаралась передать мне взглядом все свои нелицеприятные мысли по поводу меня и ушла в ванну. Почему у неё такая странная реакция? Я ей не нравлюсь? Стоп! А почему меня это беспокоит? Когда меня, вообще, волновало отношение женщины? Старею?
Юлия вернулась в приличном виде: длинное зелёное платье. Отчего мне все ещё кажется, что она не одета?
— Такой вид Вас устроит?
Оглядев её с ног до головы и пытаясь сдерживать свои мысли о более тесных отношениях, согласился:
— Вполне.
Я вёл её в сад через внутреннюю систему ходов, и пытался получить хоть какую-то информацию. Меня бесконечно развлекало её упорное непонимание и нежелание разговаривать. Мы дошли до зверинца, и я начал рассказывать Юлии о содержащихся здесь животных. Вскоре мы подошли к клетке, стоявшей отдельно от всех, и эльфийка поинтересовалась:
— А там кто?
Я, было, начал рассказывать, но вдруг произошло необъяснимое. Зверь поднял голову и посмотрел на Юлию жёлтыми глазищами. Они разглядывали друг на друга, потом Юлия пошатнулась и бросилась в клетку. Я не успел её остановить! Да я даже предположить не мог такого! О, Боги! Сейчас она умрёт, и я ничего не успею сделать! Абсолютно ничего! Я стоял и чувствовал себя совсем беспомощным, ощущая давным-давно забытые чувства: панику, страх, безысходность. Мне осталось лишь наблюдать и молить Богов о снисхождении к этой безрассудной девчонке. Что она делает? Я ничего не вижу! В голове стучит только одна мысль: «Вот только выйди живой! Сам убью! Только выйди живой!!!»
Внезапно раздаётся просящий тихий голос:
— Дар, ты посветить можешь?
Я молча зажёг светлячок.
— Спасибо!
Почему она так долго возится? Вроде бы всё. Слава Богам! Но тут белая кошка вцепилась зубами и здоровой лапой в её подол. Уходи оттуда, ненормальная! Нагнулась, гладит по голове, о чём-то говорит и кошка с трудом встаёт на лапы. Боги! За что мне это? Она берет хищника с собой!!!
И всё же я испытал облегчение, когда они вышли из клетки и эта невозможная девчонка попросила:
— Дар, пожалуйста, отведи нас в комнату. Я дорогу сама не найду.
Я подошёл к ней. Мне очень хотелось посмотреть ей в глаза. Вокруг её глаз залегли тени усталости, но в них не было страха. Девочка, я преклоняюсь перед тобой! Ты сделала то, на что никто другой бы не рискнул! Но, я не собирался показывать обуревавшие меня чувства, поэтому развернулся и пошёл вперёд, изредка оглядываясь.
У своих дверей она поблагодарила:
— Спасибо, что проводил.
Я должен был спросить. Мне не ясны причины её поступка. Я придержал её тоненький хрупкий локоть и задал вопрос:
— Зачем ты это сделала?
В зелёных глазах разлилось чистое, искреннее удивление:
— Что это? Помогла живому существу? Избавила от боли?
О чем она? Она что, не понимает? Я постарался сформулировать вопрос более точно:
— Почему ты рисковала собой из-за кошки?
Юлия посмотрела мне в глаза с сожалением:
— Потому что, хуже сердечной недостаточности может быть только недостаток сердечности. Потому что когда могут помочь, помогают и не смотрят кто перед тобой, человек или зверь. Потому что, состраданию научиться нельзя, оно либо есть или его нет. И знаешь… мне жаль существо, лишённое чувств — это кукла, манекен. Извини, я устала. Спокойной ночи.
Не могу понять почему, но мне показалось не правильным расставаться на такой вот ноте, и я спросил первое, что пришло в голову:
— Как тебя зовут?
С улыбкой мне ответили:
— Только не ври, что тебе не доложили.
Да, как-то я промахнулся с вопросом, пришлось выкручиваться:
— Доложили. Но мне бы хотелось услышать от тебя.
Что такого смешного я спросил? Почему она смеётся?
— Зовите меня просто Мэри Сью… или Лейна.
Кто? Кого? Что с ней? Стресс? Шок? Нет, Слава Богам, всё в порядке.
— Извини. Родной фольклор в голову пришёл. Моё имя Юлия, можно Юля. Я удовлетворила твоё любопытство? А теперь прости, я хочу уйти, Мне ещё каргаала мыть. Спокойной ночи.
И тебе спокойной ночи. Как хорошо, что ты никогда не узнаешь, как была не права, обвиняя меня в отсутствии чувств. Сегодня я испугался первый раз в своей взрослой жизни. Испугался за тебя, девочка! Кто же ты?
Глава 6 Как бы плохо мужчина не думал о женщинах, любая женщина думает о них ещё хуже
— А — А — А — А — А — А — А — А — А — А — А!!!!!
Блин, зафигом так орать с утра? Я приоткрыла один глаз. Ну, точно, Маша с каргаалом познакомилась. Упс! А как она на шкаф залезла? И кто её оттуда снимать будет? Я окончательно проснулась, села на постели и осведомилась:
— Маш, что ты так верещишь?
— Это… это… это же…, — от испуга девушка не могла связать и двух слов, пришлось прийти к ней на помощь:
— Да, это каргаал, но она тебя не тронет, если перестанешь мучить наши уши своими воплями.
Я развернулась к кошке, лежащей в ногах, и уточнила:
— Правда, сестрёнка, не тронешь?
Кошка лениво повернула голову и посмотрела мне в глаза, чуть прищурившись. Назревал всё тот же насущный вопрос:
— Как же тебя назвать? — но тут как подсказка, в голове отчётливо отпечаталось «Сильван». Хм, интересно. Телепатия? Я уточнила:
— Тебя зовут Сильван? — опровержения не последовало, поэтому пробормотав: — Вот и чудесно! — я слезла с кровати и пошлёпала к шкафу, уговаривая компаньонку:
— Маш, слезай, я есть хочу!
— Не могу, — призналась она с несчастным видом.
— Что значит, не можешь? Боишься? Горе ты моё! Сейчас, подожди.
Я подошла к входной двери и, открыв, обозрела стражу: «Ух ты, у нас новенькие! Красавчики! Стоят, не шелохнутся, только как-то странно дёргаются. Нервные какие! Лечиться надо!» Мне надоело рассматривать похожих как близнецы молодых воинов, и я приступила к делу:
— Мальчики, нужна грубая мужская сила. Срочно!
Вызвав своей просьбой исключительно противоестественную реакцию: какие-то они стали бледненькие и глазки забегали. Это они о чём подумали? Тут до меня допёрло, что они поняли под «грубой мужской силой». Тьфу, прости меня Господи! Извращенцы! Да, в этом плане мужики везде одинаковые. Пришлось разжевать более подробно:
— Девушку нужно со шкафа снять. Она каргаала увидела и со страху туда залезла, а слезть боится. Поможете?
И что я такого сказала? Дурдом на проводе! Нет, ну как мужик может в обморок упасть? Что мне с ним делать? Бросить совесть не позволяет. Второй вон по стенке ползёт, того и гляди рядом устроится. Лазарет, блин. А в книжке то понаписали «жестокие, свирепые, безжалостные». Ага! Слабонервные, ранимые и легковозбудимые! Где же вы, брутальные мачо? Ау-у-у!
Будем в чувство приводить. Я материализовала нашатырь и сунула под нос самому чувствительному. Парнишка подпрыгнул и начал отползать, глядя на меня расширенными глазами, что естественно вызвало у меня удивление:
— Что ж ты скачешь, как кузнечик. Знаю, воняет, а ты что хотел? Чтоб я тебя духами поливала? Хотя у вас тут духи хуже нашатыря! Так, сейчас по валерьянке сообразим, — перенесла я своё внимание на ещё более побледневшего второго дроу, который всё же нашёл в себе силы спросить:
— Ваше Величество, зачем Вы с нами возитесь?
Я хмыкнула:
— А что вас так бросить? Мне такие экстравагантные украшения перед дверями не нужны.
— Нас все равно либо казнят, либо в тюрьму посадят, либо сошлют, в зависимости от настроения Повелителя.
Шиза полная! Я обалдело хлопала глазами, переводя взгляд с одного на другого:
— За что?
— Мы не выполнили свой долг и выказали слабость, — покаялся тот, что оказался покрепче нервами.
Уйме, как всё запущенно! Мозгами можно тронуться! Что за порядки такие дикие?
Как они тут выживают? Тьфу, прости меня Господи, что за садист мне в мужья достался! Делать нечего, придётся спасать ребятишек. Ни за что же пропадут.
— Как тебя зовут? — поинтересовалась я у него.
— Нимиэль, Ваше Величество
