И только Джейсон, насвистывая спустился вслед за Аньелли, явно испытывая давление, но не демонстрируя этого. Хотя, кто его знает. Он же участвовал в подавления восстания террористов на востоке. Инквизиторы в той операции чего только не повидали.
Я с затаенным удовлетворением смотрела на потерянную Вейль, которая, не выдержав, осела на ступенях. Пистолет я не убрала, даже не дернулась, чтобы свести дуло с девушки.
Возможно, во мне что-то перегорело. Потому что та, прежняя Этель, была доброй и умела прощать. Но новая я, появившаяся еще тогда, на костре дикого племени, больше этого не умела. Я не хотела жалеть врагов, не желала проявлять великодушие. Я хотела справедливости.
— Да брось, — усмехнулась она нервно, отползая подальше, словно надеясь уйти из-под дула. — ты же все равно не выстрелишь. Слишком слабенькая для этого.
И тут Вейль, явно не чувствуя угрозы, начала подниматься на ноги, пристально и с насмешкой глядя мне в глаза.
Но перед собой я видела не подругу, а сальные, маленькие глазки вождя племени, когда тот домогался меня. Видела силуэт тени, толкнувшей так сильно, что я получила сотрясение мозга. Видела тех охранников, которые не стеснялись ударить меня во время неудавшихся попыток моего побега. Видела беснующееся племя, которое танцевали вокруг костра, пока я, крича словно животное, медленно горела, кожей ступней ощущая разъедающее тело пламя. Я видела доктора, который смотрел прямо в мои глаза и сквозь жалость вытаскивал из плеча пулю, медленно отравляющую меня изнутри. Видела глаза Коня, когда тот, не разбирая дороги от ужаса, несся грудью на острые ветки, пытаясь спасти и себя, и меня.
Я все это видела и вдруг поняла неоспоримую вещь: либо ты, либо тебя.
Пальцы сами сжали курок, оглушая пространство выстрелом.
Я видела, как стремительно обернулся Джейсон, а на его лице маской застыл шок и неверие. Видела, как Агустини сжал курки своих пистолетов, отправляя в головы замешкавшихся противников пули. Видела, как Роберт, мрачно усмехнувшись, локтем выбил у заговорщика, нацелившегося на президента, пушку. И началось месиво, среди которого слышались крики и звуки срывающихся пуль.
Но все это было там. Здесь же передо мной сидела бледная Вейль, вжавшаяся в угол перил. Она с немым ужасом глядела на меня, но не умирала.
Потому что я стреляла не в нее, а левее.
— Ты права, — произнесла я мрачно. — я не убийца, но не переживай. Правосудие не обойдет тебя стороной.
Я, вытащив из-за края чулка наручники, надела их на нее. Перед началом банкета Джейсон научил меня это делать быстро, четко и правильно. Подняв девушку, у которой подкашивались ноги, я подтолкнула ее в сторону Калеба, понятливо кивнувшего мне.
Хоткинс, ухватив Вейль повыше локтя, повел ее вперед, другой рукой буквально утаскивая на себе Гвен, находящуюся в полубессознательном состоянии от ужаса. Ее широко распахнутые глаза с ужасом глядели в зал, откуда доносились крики, злорадные смешки, выстрелы и звуки ударов.
Я же смотрела вслед Вейль, сжимая в руке потеплевшее железо пистолета. В голове билась несмелая мысль о том, что мои драконы, кажется, оба повержены. Один слетел с лестницы, подгоняемый Джейсоном, а другу. сейчас ведут в изолятор, о котором сегодня с утра нам сообщил Габриэль.
Сердце, не веря в происходящее, билось учащенно и коротко. Словно я…выиграла?
На губах появилась осторожная улыбка, абсолютно сухие руки от пережитого стресса подрагивали, поэтому мне пришлось сжать кулаки, поудобнее перехватив пистолет.
Внезапно я обнаженной кожей спины почувствовала шелк чужого смокинга. Смокинга мужчины, прижавшего меня к себе с тихим рычанием. С мрачным удовлетворением я четко поняла, что мое раннее ликование было напрасным.
Виска коснулось холодное железо пистолета, вынуждая нервно сглотнуть. Сильная рука обхватила за таллию, теснее прижимая к себе, лишая последней надежды на личное пространство. Чужое дыхание колыхнуло волосы на затылке.
— Не ожидал, — выдохнул шепотом Арчи, губами касаясь моей шеи, вызывая россыпь мурашек.
Но отнюдь не от приятных чувств. Мне стало страшно, действительно, по-настоящему страшно. Настолько, что тело забила мелкая дрожь, вынуждая зажмуриться, чтобы сдержать рвущийся крик.
— Молчишь, — протянул он, прокладывая губами дорожку от мочки уха до основания шеи. — трясешься. Страшно, дорогая?
— Арчи, — прошептала я неверными губами, заставив себя распахнуть глаза. Перед глазами разворачивались боевые действия: люди стреляли друг в друга, удовлетворенно улыбались и перестраивались, ударяя по лицу потенциального врага ручкой пистолета. Бывшие союзники неожиданно узнавали в друзьях детства злейших врагов. — неужели ты действительно один из них?
— Ты не верила в это? — с усмешкой поинтересовался Арчи, даже не вздрогнув, когда я решительно перезарядила пистолет. Более того, этот псих намотал на свой палец локон моих волос, наслаждаясь как тот скользит сквозь его пальцы.
Я не собиралась стрелять в того, с кем раньше прожила несколько лет. Кого любила, кому готовила кофе по утрам, кто забирал меня по вечерам из любой точки города, в того, чьими делами интересовалась даже больше, чем своими. Но я надеялась, что это жест отпугнет его.
Напрасно. Арчи урчаще рассмеялся.
— Я думала… — сбилась, переводя дыхание. — я надеялась, что ты не имеешь никакого отношения к этому. Зачем, Арчи? Ради чего ты, черт возьми, все это устроил?
Причины Вейль, пусть и были отвратительны, но понятны. Гонсалес — обедневший испанский род, ей нужны были деньги, чтобы поправить свое финансовое положение. Но Арчи? У рода Армани есть все: влияние, деньги, недвижимость и уважение!
Ради чего он участвует в этом?
— Потому что власть, — прошептал он, заставив меня поморщиться от того, как его губы коснулись мочки уха. — как женщина — любит сильных. А не это ли, дорогая, сила? Посмотри сюда: все эти люди пошли за мной, потому что я единственный решился бросить вызов Арчибальдам, прервать их правление, уничтожить тиранов и диктаторов.
Я почувствовала, как брови сдвигаются к переносице в отчаянном жесте. Арчи организатор этого.
— Это не сила, — в попытке достучаться до Армани возразила я, стискивая пистолет, зажатый в руках. — это преступление
— Потому что Арчибальды так сказали? — неожиданно сильно стиснув меня, прорычал Арчи.
— Потому что люди умирают! — воскликнула я, и мой звонкий голос эхом отразился в гостиной, заставив тех, кто сейчас сражался против друг друга, замереть ровно на секунду. — Тебя это не смущает? Твои друзья, твои соратники сейчас лежат мертвыми! Это то, как ты хочешь начать свое правление? С трупов и крови?!
— Любая власть, дорогая, — спокойно отозвался он, как только я выплеснула свои эмоции. — требует жертв. Всегда есть те, кто погиб ради общего дела. Им ставят памятники и раз в год устраивают праздники.
От его спокойного, уверенного тона заядлого убийцы по спине пробежала дрожь страха и отвращения. Когда он стал таким?
— Ты псих, — выдохнула я, спровоцировав новый приступ гнева.
Арчи, взорвавшись, резко отпрянул от меня, но не успела я порадоваться своей свободе, как снова оказалась зажата в его стальных объятиях, от которых не осталось ничего нежного. Притянув меня лицом к себе, Армани заставил поднять на него глаза, подцепив рукой, в которой он зажал пистолет, за подбородок. Второй он держал меня, не давая вырваться. А во взгляде только ярость, расчет и уверенность в собственной правоте.
— Ты помнишь, что ты написала мне в своем гребанном письмеце, когда кинула? — встряхну меня, вопросил он.
Я не ответила, закрыв глаза и мечтая только о том, чтобы все это оказалось ложью. Неправда. Это все неправда. Арчи не может быть долбанным психом, который все это устроил. Его заставили, точно. Он просто не может…
— На меня посмотри! — заорал он, встряхнув меня так, что зубы щелкнули. В шоке и ужасе гляжу на него, наблюдая, как некогда любимое лицо застилает ярость, смешанная с отрицанием очевидного. И до меня доходит: Армани сошел с ума!
