Так что, обдумав всё, провожаю взглядом Марка Аврелия, тащащего под подушку сверкающее колечко, и продолжаю собирать комплекты для последующей носки: будничные и праздничные, повышенной защиты из большего количества предметов и стандартные.
С выбором амулетов из первого сундука заканчиваю примерно к тому моменту, когда Санаду должен завершить лекцию по менталистике, поэтому отправляюсь на кухню.
Кофе поспевает ровно к его приходу. Я каждой клеточкой ощущаю появление Санаду в доме, как он приближается, как волоски на моём теле поднимаются, когда он неслышно подходит, пока я разливаю по чашкам горячий ароматный напиток. Уловив его движение каким-то шестым чувством, подставляю шею для поцелуя, и от прикосновения губ по коже разбегаются мурашки.
Обняв меня под грудью, Санаду прижимается к моему плечу лбом, трётся переносицей.
– Прости, что с твоим обращением так получилось, – почти шепчет Санаду и снова осторожно целует шею в месте укуса.
– Это прошлое, его уже не изменить, – чуть повернувшись, дотягиваюсь губами до его виска и целую. – Не вижу смысла переживать об этом сейчас. Хотя, если тебе, чтобы запомнить, что меня не надо грызть, нужно поубиваться по этому поводу – то, конечно, продолжай.
Санаду усмехается в шею, запуская на коже очередную стайку мурашек.
– А ты у нас мисс рациональность. Даже хорошо, что ты теперь несъедобная: можно больше не опасаться, что тебя кто-нибудь скушает за острый язычок.
– Теперь я сама скушать могу, – я прижимаюсь виском к его виску. – Ты сейчас себя подогреваешь?
– Нет, – шепчет Санаду, крепче меня обнимая. – У нас сейчас одинаковая естественная температура тела, поэтому мы кажемся друг другу тёплыми. И даже не проси научить тебя подогреваться: будешь для всех остальных холодная-холодная.
Его ладони соскальзывают с моего живота на бёдра и Санаду снова целует в шею.
– М-м, – полустонет он.
Я же поднимаю чашечки кофе, чтобы перейти за стол, но Санаду тянет с моего плеча халат, и скольжение ткани, мягкое прикосновение пальцев к коже, его губы – от всего этого жар разливается по телу, мысли обволакивает туманом. Спустив халат до локтя, Санаду очерчивает пальцами лопатку, проходится поцелуями по плечу, зарывается носом в волосы под затылком и мягко прикусывает кожу, целует, спускаясь вдоль позвоночника. Его пальцы осторожно скользят по рёбрам, забираются под грудь, чтобы обхватить её.
Тяжело сглотнув вязкую слюну, оглушённая стуком сердца, я в сладком предвкушении ставлю чашки обратно и позволяю стянуть с себя халат.
***
– Из-за тебя я опоздала на лекции! – вздыхаю в грудь Санаду.
– Я проведу тебе индивидуальное занятие, – обещает он, локтем отпихивая подушку из-под поясницы и плотнее прижимаясь к спинке софы, чтобы у меня было больше места.
– Угу, уже провёл, – театрально ворчу я. – Очень индивидуальное занятие.
– Тебе вроде понравилось.
– Но кофе остыл!
– Каюсь, грешен, – Санаду поправляет на мне плед. – Если ты минуточку не будешь меня отвлекать, я притяну кофе из кухни и согрею его заклинанием. Честное слово!
– И мой халат захвати, – прошу я.
– Слушаюсь и повинуюсь, – Санаду прижимается губами к моему лбу, и поэтому я ощущаю его лёгкое напряжение при манипуляции телекинезом на таком большом расстоянии.
В кухне что-то позвякивает. Щёлкает. Цокает.
Стоически молчу, чтобы не отвлекать.
Разрозненные звуки сменяются размеренным шелестом и позвякиванием. Из кухни в маленькую гостиную прикатывается тележка с чашками кофе и перекинутым через ручку халатом.
Тележка подкатывается вплотную к софе, расслабившийся Санаду протягивает руку к чашкам, чтобы согреть кофе, а я тянусь к карману. Вытаскиваю оттуда записку. Присев, свободной рукой поднимаю тёплую чашку и протягиваю записку Санаду.
– Кстати, я совсем не испытываю голода, – замечаю я. – Мы не позавтракали, сейчас уже время обеда, но аппетита нет. Это нормально?
Глотнув кофе, поворачиваюсь к Санаду. Он внимательно смотрит на меня поверх записки.
– Я не знаю, кто это написал, самолётик прилетел, когда ты был на лекции, – снова отпиваю кофе. – А пироженки правда теперь можно есть совсем-совсем без ограничений?
Взгляд Санаду ещё раз проскальзывает по строкам, и записка развеивается в его руке сероватым дымом.
– Ты ни о чём меня не спросишь? – уточняет он.
– Я про аппетит спросила.
– В магическом мире ты, в принципе, можешь обходиться без еды. Если в обычном виде ты акцентировалась на питании, у тебя может сохраняться привычное чувство голода, но если обычно ты на это не обращала внимания, то, вероятнее всего, будешь часто об этом забывать. Бытует мнение, что лучше употреблять еду хотя бы немного – для сохранения привычного образа жизни. И это, конечно, снижает потребление магии из мира. – Моргнув, Санаду смотрит на меня ещё пристальнее. – Ты не хочешь ничего спросить по поводу записки?
– Совершенно очевидно, что вампиры каким-то образом могут влиять через кровь, – я постукиваю пальцем себя по лбу. – Вероятнее всего – ментальный щит этому не помеха. Это секретная информация, и ты сказал всё, что мог.
Помедлив, рассказываю и свои выкладки по поводу автора письма, на что получаю одобрительный кивок Санаду.
Затем наступает задумчивое молчание.
Его нарушает Санаду:
– И что, не спросишь, влиял ли я на тебя или нет? Даже из простого любопытства?
Глава 26
– А зачем тебе влиять? – пожимаю плечом свободной руки. – Ты привлекательный мужчина. Не назову себя особо страстной, но не настолько я бревно, чтобы совсем не реагировать на тебя и ласки.
– Ты, – у Санаду становится странно удивлённый взгляд, – настолько мне доверяешь? После того, как я тебя чуть не убил, ты мне так доверяешь?
Снова пожимаю плечами:
– А почему нет? Всегда есть шанс ошибиться в чём-то. Тут как в анекдоте, при любом моём выборе шанс пятьдесят на пятьдесят: я либо ошибусь, либо нет.
– Но замуж ты за меня идти не согласна, – прищуривается Санаду.
И я закатываю глаза:
– Я не говорила «нет». Просто мне надо… всё осмыслить. Я ещё слишком молода для брака.
Санаду с хитрой улыбкой напоминает:
– Но ведь шанс ошибиться всё равно пятьдесят на пятьдесят.
Улыбнувшись в ответ, я снова отпиваю кофе. Улыбка никак не хочет исчезать. Передвинувшись и сев, Санаду забирает со столика свою чашку. Помедлив, зацепляет мою непослушную кудряшку за ухо.
– Я рад, что это письмо не вбило клин между нами.
– О том, что ты можешь на меня влиять, ты предупредил ранее, если бы я хотела гарантированно этого избежать, я бы скрылась сразу. Но раз я осталась, значит, считаю вероятность такого исхода достаточно маловероятной.
– Клео, – Санаду дожидается того, что я заглядываю в его глаза. – Это на самом деле очень серьёзное дело. Легко можно превратиться в наркомана, готового на всё ради дозы. Если ты столкнёшься с подобными попытками на тебя повлиять, – в его голосе появляются непривычные оттенки страха, если не ужаса. – Беги. Не проверяй себя на прочность, не надейся на свою разумность. Не рассчитывай на удачу. Просто беги.
Потянувшись вперёд, касаюсь рукой его тёплой щеки, пристально смотрю в глаза:
– Я не говорила, что стану так же доверять кому-нибудь другому. Я просто помню, что ты не хотел меня убивать. Понимаю, что ты предпочёл ввязаться в неприятности, но спасти меня с помощью вампиризации, хотя, полагаю, проблем от этого больше, чем от моего убийства.
– Да, – поведя головой, Санаду целует мою ладонь. – Вот такая несправедливость.
– К тому же свою жизнь я доверила тебе немного раньше, – усмехаюсь я и снова поглаживаю его по щеке, приглаживаю растрепавшиеся чёрные пряди, – когда согласилась перемещаться с тобой неизвестно куда, жить под твоей крышей. Так что отложи самоедство, давай лучше подумаем: таинственный блюститель моей свободы ограничится письмом или попытается сделать ещё что-нибудь? И какие опасности могут меня ожидать?
