К норманнам или в Троецарствие? В Саклавии чужаков любят не больше, чем крокодил — антилопу. В Куявии христиан западного обряда терпеть не могут, обзывая их еретиками. Сестре точно не миновать тюрьмы, а то и чего похуже. Там и своих соплеменников, молящихся старым богам, не очень-то привечают. Разве что в Артанию — говорят, там в глуши есть места, где женщины верховодят в семьях, но мало ли что рассказывают о странах варваров?
Остается лишь одно — уплыть за Океан, в Заморские королевства. Не к ацтекам, конечно, которые до сих пор кормят богов людскими сердцами. Есть там и государства, созданные ушедшими из Европы норманнами, эйрами, ну, и прочими разными. Есть там и вольные торговые города на южных островах, и целые страны.
Две взрослые девицы как-никак, с головами, с руками, не уродины, да еще с какими-никакими деньгами, не пропадут. А мужчин там больше, чем женщин (опять же. по слухам), так что и с этой стороны проблем не будет.
Но это значит никогда больше не увидеть родных мест, забыть о мечте найти родных.
Она ощутила себя рыбой, попавшей в сети. Сети зла …
Словно кто-то толкнул Орландину под руку, и девушка вернулась от невеселых мыслей в реальный мир.
Амазонка огляделась.
Она забрела в один из самых дальних закоулков Старой Крепости, воздвигнутой всего через какую-то тысячу лет после того, как Атлан благополучно затонул.
Девушка спускалась по лестнице, невольно поражаясь. Стены Старой Крепости были сложены из крепчайшего базальта, но в середине ступенек виднелись две канавки в палец глубиной, протертые за века подошвами ходивших тут людей.
Остановившись в глухом дворике, она вдруг замерла, тревожно напрягшись.
«А собственно, чего меня сюда понесло?»
И в самом деле, шла ведь совсем в другую сторону, к казармам… И словно в ответ на немой вопрос где-то за гранью слуха прозвучал тихий, но отчетливый смешок. Нехороший смешок. И прозвучал как-то странно — далеко, а словно бы рядом.
Инстинкты оказались быстрее разума: отскочив в сторону и вжавшись спиной в холодную стену, наемница выхватила меч.
Смешок повторился — еще более злой и явственный.
«Заманили!!»
— Хи-хи-хи! — прозвучало совсем рядом.
— Кто здесь?! А ну, выходи!! — выкрикнула она, чиркнув перед собой клинком замысловатый зигзаг.
Орландина напряженно оглядывалась. Ситуация была явно абсурдной. В этом глухом дворе-колодце прятаться было негде, но тем не менее тут явно кто-то был.
Промелькнула мысль — изо всех сил рвануть по лестнице вверх. Но тут же одернула себя: от нее этого-то и ждут.
Нервно тряхнула левой рукой, некстати зачесавшейся. Да так и обмерла. Палец под кольцом Смоллы так и зудел, словно покусанный стаей комаров.
И стоило ей об этом подумать, как шагах в пяти возникло колеблющееся марево, из которого возник… Возникло… Возникла…
Орландина о таких созданиях никогда и не слышала — ни в детских сказках, ни в байках, которые травят солдаты за кружкой вина поздним вечером.
Да и сестра ее тоже была бы поставлена в тупик, ибо ни в сочинениях церковных демонологов, ни в языческих бестиариях ничего подобного не значилось.
Ни на их общих знакомых файри-гоблинов, ни на сатира-лешего, о котором ей рассказывала Орланда, ни на чертей с бесами, как их рисовали в христианских книгах, это было не похоже.
Клыкастое человекоподобное существо со злыми красными глазами, около двух или трех локтей высотой, покрытое серым грубым мехом, с волчьими ушами и длинными клыками. Там, где не было меха, находилась грубая чешуйчатая кожа, как у крокодила или ящера.
Если говорить об общем впечатлении, то существо было помесью гигантской летучей мыши со старой ведьмой.
Единственное, что это напомнило Орландине, так это картинку из какой-то книги, изображавшую гаргулий, коими был украшен храм Кибелы-Астарты-Дианы в Лютеции.
Нельзя сказать, что она испугалась.
В сущности, было бы странно так уж бояться нечисти, зная, что она есть, была всегда и всегда боялась людей.
Куда больше Орландина испугалась бы, скажем, появись тут заморский серый медведь — «грызли» или лев. Или пара аллеманских панцирников в полном вооружении.
— Кто ты такой и какого Анубиса тебе от меня надо?! — как можно более нагло осведомилась амазонка.
Оно не ответило, лишь вновь нечленораздельно захихикало, но плотоядный оскал навел девушку на нехорошие мысли.
«Ах так, значитца? Ну не взыщи, урод…»
И кинулась вперед, прямо на тварь, размахивая палашом.
Удар пошел сверху вниз наискось — простой синистр из кварты.
Да только вот на второй трети траектории она резко остановила движение, одновременно меняя центр тяжести и кидая тело вперед и вниз, — «прыгающий лосось», столь любимый норманнами.
И образина, уже приготовившаяся пропустить жертву мимо себя слева и впиться клыками и когтями в незащищенный бок, оказалась наколота на острие палаша. Вскрикнув, почти как человек, она упала на спину. Серая шерсть на ребрах потемнела.
Орландина, уйдя в перекат, вновь вскочила на ноги и, подлетев к пытающемуся встать страшилищу, приготовилась отчекрыжить уродливую башку.
«Если продать на чучело, сколько выйдет?» — промелькнула мысль.
Явно не испытывая радости от перспективы стать чучелом, нечистик взмахнул рукой-лапой, что-то бросая в лицо Орландине.
Вернее, пытаясь бросить.
Наемница, пригнувшись, изменила направление удара, и не закончившая движение мохнатая длань, окутавшись на краткий миг серебристой тенью, упала на старый камень. Из отрубленной культи хлынула зеленая кровь.
Существо забилось в судорогах, запищало, как забиваемая мышь (размером этак с кошку), пытаясь другой рукой зажать рану.
— Ну, все… — торжествующе изрекла Орландина и, перехватив эфес двумя руками, завела палаш за спину, чтобы теперь уж наверняка располовинить непонятного урода.
— Нет-нет-нет-нет!!! — вдруг зазвенел у нее в голове плачущий женский (!) голосок. — Не убивай, Дочь Старинных Хозяев!! Я не хотеть тебе зла!! Я шутить!!! Прости, не надо убивать!!
— Это ты, что ли?! — спросила она вслух.
— Я, так есть, — вновь мысленно сообщила ей гаргулья и утвердительно закивала.
— Врешь ты все, — насупилась девушка. — Ты меня сожрать хотела! Стало быть, прощайся с жизнью. Ты любишь убивать, я тоже люблю, — резюмировала она, слегка погрешив против истины.
— Нет, не убить, только немножко крови… — захныкала гаргулья, и по ее морде (или все-таки лицу?) потекли самые настоящие слезы. — Мы не берем жизни людей, нам это заповедали Владыки еще давно-давно. Отпусти меня, я дать за себя выкуп, большой выкуп. Моя смерть без толк для тебя: мое мясо невкусный есть для людей, — зачастила она. — Я принесу тебе лучший мясо во весь город, лучшее вино из царские подвалы, принесу золото прежних людей из старых подземелий…
Зеленая лужа под страшилкой тем временем увеличивалась.
— Отпусти мою глупую внучку, Отмеченная Великой Госпожой-Кошкой, — прозвучал другой голос. — Она уже наказана за нарушение запрета.
Повернувшись, Орландина увидела у дальней стены (святой Симаргл, да откуда они явились?!) полдюжины гаргулий, среди которых взгляд безошибочно выделил говорившую — самую маленькую, тщедушную и всю какую-то белесую (амазонка не сразу догадалась, что это седина).
Повинуясь все тому же инстинкту (нечуткий воин, как правило, долго не живет), Орландина изо всех сил сжала правую руку в кулак и протянула его в сторону пришлецов.
— Прошу, отпусти, — умоляюще произнесла старуха. — Кхатакаталькат виновата, ибо не почуяла Знак, но, может быть, ты согласишься ее пощадить в обмен на нашу службу. Я понимаю, той, у кого Знак Прежних, мы и так должны повиноваться. Но клянусь, мы сделаем для тебя все, что в наших силах… Нас и так мало осталось…
Будь здесь Орланда, ничего бы не помогло представителям старого поколения нечистой силы, чудом пережившей гибель своего острова и уход своих владык и почитателей. Ибо послушнице было хорошо известно, что «нечисть подлежит немедленному и обязательному уничтожению», и в идеале «демонический вопрос» должен быть решен окончательно и как можно скорее. (Впрочем, как знать, все ж ее учили еще и милосердию.)
Но Орландина была воином, и убивать безоружного, просящего пощады врага, было не в ее обычаях.
— Хорошо, — с опаской отошла она к стене, все еще держа меч на изготовку.
Прокачав в уме ситуацию, она сообразила, что, пожалуй, уродцы ей вреда причинить не смогут, иначе бы кинулись скопом и порвали — ведь родственницу спасают. Или не имеют права ее трогать?
— Я согласна принять вашу службу. — И выпалила, особо не задумываясь: — Когда вы понадобитесь, я вас призову в этом месте. И горе вам будет, если…
Она подумала, что надо бы связать их клятвой, но вот чем бы их заставить поклясться?
