— Тогда поторопимся, отче. Принимайте своё лекарство… — Юный служка схватился за корзину — и отлетел метра на три. Валенок, только что служивший звонарю подушкой, плотно засел на его ушах.
— Не балуй, отрок, — пророкотал поп, — почто служителя Господа обижаешь?
Федул соизволил проснуться и сел на телеге, свесив с неё лапти пятидесятого размера. Отец Кондратий не поленился лично подойти и вытащить из корзинки лекарство.
— Чего стоишь, чадушко? Освобождай служителя Господа от темницы душной.
Федул не спеша подошёл к рабу божьему, приподнял его за валенок и потряс. Раб божий валенок не отдавал. Федул удивился и тряхнул сильнее. Не помогло. Однако голь на выдумку хитра. Опустив руку, Федул дождался, когда дрыгающиеся ноги отрока коснулись земли, и поспешно придавил их своим лаптем. Из-под валенка послышался придушенный вой.
— Сразу надо было отдавать, — попенял рабу божьему звонарь, отнимая у него валенок. Наэлектризованные волосы на голове служки стояли дыбом.
Пока звонарь боролся за свою собственность, отец Кондратий поправил здоровье добрым глотком из своего любимого штофа, подаренного ему прихожанами.
— Ну-с, где тут у нас собор? — спросил он у сотника.
— Тут, батюшка. — Авдей попытался отнять у отца Кондратия лекарство. Проще было у льва отнять кусок мяса.
— Веди, сын мой! — пророкотал святой отец, покачнувшись.
— Батюшка, — взмолился Авдей, — хоть вы-то не подводите. Что за напасть! Митрофаний на себя епитимью наложил…
— Какую? — поинтересовался святой отец.
— В подвалах заперся со свечкой и закуской… чтоб ему!!!
— В каких подвалах? В церковных?
— «Дремучего бора». Батюшка, вы петь-то сможете?
— Спрашиваешь! Я вам такую службу отгрохаю…
— Да не нам! Папа сегодня венчается!
— А у нас ещё ничего не готово, — чуть не плача сообщил служка.
— Федулка! На колокольню! Покажем им, как у нас в Кутиновке на свадьбах гуляют!!! А ну, квёлые, все по местам!
Все вокруг всполошенно засуетились.
Федул рванул, как и положено, на колокольню.
— Ух ты! — восторженно завопил он сверху. — А у них колоколов-то поболе, чем у нас в Кутиновке.
Схватив самый толстый канат, он душевно рванул его на себя.
Бу-у-у-м-м-м — пронёсся по округе протяжный гул главного, тысячепудового колокола, накануне водружённого на колокольню. Федул радостно шмякнул шапку о землю и начал опробовать остальные. Они тоже звучали неплохо, но к концу репетиции половина замолчала. Верёвочки оказались хлипкие.
— Эй, ты, вздыбленный! — крикнул он служке, свесившись с колокольни, — Тащи ещё верёвок. Да побольше и потолще!
Служка послушно помчался выполнять приказание. Тем временем отец Кондратий наводил порядок в соборе.
— Помещение хорошее, просторное, — удовлетворённо пророкотал он, — только оконца отворить бы не мешало.
— Зачем, батюшка? — поинтересовался регент хора мальчиков.
— Народу много будет. Чтоб жарко да душно не было. Да и целее будут.
Отец Кондратий начал потихоньку наращивать децибелы. Похоже, Федул уже заменил оборванные верёвки.
— Опробуем акустику.
Отец Кондратий набрал в свою бочкообразную грудь побольше воздуха и…
Акустический удар заставил мальчиков на хорах пригнуться и зажать уши. Посыпались стёкла с оконцев, которые не успели распахнуть.
— Вот так конкурент Соловью. — ахнул Авдей, пулей вылетая из собора.
Федул же, услышав знакомый голос, радостно удвоил усилия. У него был шанс на этот раз осуществить свою мечту. Колоколов хватало. Звонарь метался по колокольне, яростно дёргая за верёвки. Упасть сверху ему не давал канат главного колокола, который он завязал тройным морским на поясе. Каждый прыжок отзывался глухим протяжным бу-у-у-м-м-м, от которого содрогался весь собор. И случилось чудо. На мгновение он сумел заглушить трубный голос духовного отца. Последнего это задело.
— А вы что? — рявкнул он на хор. — Подтягивайте!
Хор послушно начал подпевать, не вынимая пальцев из ушей.
Репетиция отца Кондратия всполошила всю Кощеевку. Народ выскакивал на улицу кто в чем был, похватав багры, топоры и вилы.
— Набат!
— Пожар, что ли?
— Где горит?
Встревожилась и свадебная процессия, которая была уже на подходе к собору.
Никита Авдеевич завращал головой. Однако ни дыма, ни огненных всполохов вокруг не наблюдалось.
— Отец Кондратий торжественную встречу устроил, — сообразил воевода. — Всё в порядке, — успокоил он Ивана.
— Ты в этом уверен? — с сомнением спросил царь-батюшка, задрав голову.
Главный колокол, пробив стену собора, рухнул вниз, подпрыгнул и… он бы, может, и остался цел, если б не звонарь, догнавший его около самой земли.
— Убился, — ахнула Василиса.
Федул поднялся, неловко поклонился свадебному поезду, и, смущённо шаркнув лаптей, попытался ею же затолкать бронзовый обломок под расколотую дужку главного колокола. Победа и на этот раз осталась за отцом Кондратием. Воодушевлённый, он вышел из собора навстречу новобрачным, не прекращая, впрочем, церковного песнопения. Рокочущий бас святого отца так бил по барабанным перепонкам, что слов разобрать было практически невозможно, однако мотив капитана насторожил, и он попытался вслушаться.
— Выпьем за Илюшу, Илюшу дорогого. Свет ещё не видел красивого такого, — душевно выводил отец Кондратий, пританцовывая в обнимку со своим любимым штофом, подаренным ему прихожанами.
— Ты не будешь против, если мы повторим эту операцию в моем родном Рамодановске? — шепнул он на ухо царевне.
— Какую операцию? — не поняла Марьюшка.
— Венчание, — пояснил Илья.
— Какое венчание? — пробасил Иван. Слух у него был отменный.
— Да… — растерялся капитан, — батюшка, по-моему, не совсем те песни поёт… и не тем кадилом размахивает.
— Да я ему щас… — взревел царь-батюшка.
— Тихо, тихо, Ванечка, — пробормотала Василиса и вцепилась в царскую длань, сжавшуюся в кулак, — сейчас Лихо позовём. Он и его, и отца Митрофания вмиг вылечит.
— Сначала я их полечу. Ты, матушка, не волнуйся. Я аккуратно. С левой…
И вот уже через какие-то жалкие полчаса два святых отца с позеленевшими лицами, на которых красовались симпатичные фингалы с правой стороны, дуэтом, душевно справили службу как положено, за что были помилованы и даже приглашены на самое свадьбу.
* * *Люцифер с трудом выдрал физиономию из салата, обвёл мутным взглядом заваленный объедками и пустыми бутылками стол и понял, что похмелиться нечем.
— Лучше бы я повесился вчера.
Теперь он знал, что такое настоящие адские муки.
* * *— Пусть только появится, — бурчал Ухтомский, мрачно глядя на поплавок. — Он у меня все праздники, все выходные из управления вылезать не будет!
Рядом сидел понурый Кожевников, выуживая из банки очередного червяка. Клёва не было. Ильи тоже.
— Мне кажется, напрасно мы тут сидим, — вздохнул он, — помяни моё слово. Капитан сейчас где-нибудь в Алуште загорает. Надоело ему на наши пьяные физиономии любоваться, он и дал дёру.
— Чушь! Записку бы оставил. В тридевятом он! Печёнками чую, в тридевятом! Только вот нас, подлец, захватить туда не удосужился. Это ему дорого будет стоить. Пусть только вернётся! Лично ухи надеру…
— Кому? — полюбопытствовал кто-то сзади.
Полковник повернулся, тихо охнул и бухнулся в воду. Вид у «прокурора» был внушительный.
— Не отвлекайся! — сердито шикнула Центральная, вынырнувшая из голубого марева. Оттуда вылезла ещё одна голова, держа в зубах тяжёлый сундук. Их на берегу была уже целая гора. Рядом стоял Илья, обнимая за талию юную красавицу с симпатичной золотой короной на огненно-рыжих волосах. Из марева выглянула ушастая голова министра финансов и деловито пересчитала сундуки.
— Маловато будет… — озабоченно пробормотала она. — Ещё пару сундучков с золотом, один с каменьями самоцветными и пару с алмазами, — распорядилась голова. — Думаю, на первое время хватит.
— Да куда столько? — засмеялся Илья. Однако министр финансов был непреклонен.
— Ты по-прежнему хочешь в тридевятое? — шёпотом спросил Кожевников. Полковник выполз на карачках на берег, посмотрел на треугольные зубы Горыныча и отрицательно затряс головой. — Мне тоже почему-то расхотелось.
— Скорее вы там! — раздался из марева сердитый голос Кощея. — Думаете, легко столько времени портал держать?
— Прощайте! Удачи вам и благополучия! — крикнул Илья в медленно тающую голубую дымку.
* * *Если бы «папа» знал, какая мина в тот момент закладывалась под благополучие государства тридевятого, он опрометью бросился бы обратно. Миной этой был полностью обрусевший Акира. Небритый и нечёсаный, он радостно кудахтал над первым ведром духовитого первача, прикидывая, как бы повыгодней его продать, чтобы вырученные деньги пропить.
Библиотека весёлой фантастики
