Мне вот почему-то так сразу жалко Вадима стало… Даже не передать как. Лишиться всего из-за женщины? Чем дед думал? “Головой!”, - подсказал Танатос, а я яростно дернул цепь.
— Так, что, сын, не подходи ты, к Катерине, — заключил свою историю Кронос, — Она и так уже настрадалась, бедная девочка. Пусть и смертная.
— Я ее к себе заберу, — шмыгнула носом Гера, которая прямо размякла у нас в Тартаре. Не узнаю ту истеричку, которая чуть что, так сразу убивать! Вот что Аида с людьми делает. — Будет моей верховной жрицей. А там, как пойдет. Может, у них с Гефестом все и сложится. Будет ее на руках носить! Уж я то проконтролирую!
Я не понимал, как. Как эта маленькая смертная смогла завоевать сердца бесчувственных олимпийцев и поселить в них такое тепло. Как? “ А они просто смотрели на нее не как на “фу! смертная, а как на личность”- подсказал Танатос. На личность? Что значит “на личность”? Наличность у меня в казне, если что! Это единственная “наличность”. Остальные все смертные нытики, которым пожить как следует не дали! Вот смотрю я на смертную, как “ на личность”, а она смотрит на мою “на личность”! Все в порядке. Закон жизни и смерти.
— И как же она смогла расположить тебя к себе, отец? Ладно Гера, но ты то? — озадаченно спросил я у Кроноса. Мне казалось, что мир сошел с ума. — Как такое вообще могло получиться?
— Она приходит ко мне, разговаривает со мной. Ее интересует, как я себя чувствую, не холодно ли мне. Хочу ли я есть, — пустился в объяснения титан, а его голос заметно потеплел. — Она заменила мне детей, по которым я скучаю все эти тысячелетия своего заточения.
— Бла- бла-бла, — закатил глаза я. — Так я тебе и поверил. Скучает он по деточкам! Ну-ну! Расскажи. Тысячу лет сидишь тут, хоть бы слово ласковое передал! А то орешь, как ненормальный, землю сотрясаешь! Да у меня от твоей истерики уже трещина в тронном зале не зарастает! Скучает он…
— Я зову вас, зову… Просто хочу, чтобы вы ко мне приходили. Вы посчитали меня монстром, и единственный шанс увидеть вас всех вместе, — горько продолжил Кронос, — Это что-то натворить. Вот и все. Я же ни в чем не виноват, ты же знаешь, Гадес.
Я хотел перебить его, сказать, что он тут. для его же безопасности, но почему-то язык не повернулся сообщить ему, что его младший сын решил убить его. Просто потому, что захотел властвовать. В этом и вся беда олимпийцев, они заботятся только о себе и о своем мнении. “Никого не напоминает?” — съехидничал Танатос, а до меня медленно, но верно доходил очень страшный факт. Я стал таким же, кого презирал, над кем смеялся и ненавидел. Я стал таким же, как они. Я стал похож на олимпийца. Надменный, плюющий с высоты Олимпа на весь смертный мир, глухой к мольбам, истеричный и лживый бог.
— Дошло! — победоносно выдал Танатос, появляясь в Тартаре, — Ну что, друг мой? Амнистия?
Я стоял, а обида все еще поджимала мне горло. Мои руки были скрещены на груди.
— Хорошо, — закатил глаза я, изучая потолок темницы. — Так и быть. Я готов дать ей шанс. Только учти. Мне в ней все не нравится. Я тебе, как мужчина говорю, а не как бог!
— Кронос, можешь выходить. Погулять, — смилостивился Танатос, глядя на титана, — Но за пределы Аиды ни ногой. Ясно? Тихо, как хомяк Леонид! Ты меня понял?
Старый титан кивнул и расплылся в улыбке, а Танатос громко хлопнул меня по плечу.
— Идем, мой друг. Я занимаюсь левым крылом, а на тебе сокровищница, — усмехнулся Бог Смерти, раскрывая крылья, — И постарайся больше так не делать. Очень тебя прошу. Иначе мне придется забыть тебя в Тартаре на несколько тысяч лет.
— И самому заниматься потоком душ. Ну-ну, — закатил глаза я. — Тысяча лет отдыха! Это же просто чудесно! Ладно, не смотри на меня так. Так кто кому что должен давать? Я ей или она мне? Ты там про шанс так хорошо рассказывал…
***
Я подлетел к покоям Персика и Катерины. Персик мирно сопела у себя в комнате, а вот Катерина наворачивала круги по своим покоям и явно нервничала.
— Геката! Геката пожалуйста! Я не умею молиться древним богам! — шептала богиня терпения, а я прислушался и набрасывая на себя покров тихо подходил к комнате. — Геката! Гадес ни о чем не узнает! Появись пожалуйста! Ты сама говорила, что мы теперь подруги!
Я услышал небольшой хлопок от появления богини в комнате. Зачем она ее позвала? Не может справится с Гадесом самостоятельно?
— Катрин? Ты жива? Ах, да, я забыла! — удивилась Геката, так как будто не надеялась ее уже увидеть живой, — Я так счастлива! Что с тобой все в порядке! Танатос заступился, да? Всегда говорила, что он — душка! Так, а что случилось?
— Геката, помнишь я просила тебя дать мне нормального мужика? И что ради этого желания я должна буду поцеловать Гадеса? — сбивчиво пробубнила Катя, переводя дыхание, — Так вот, я не стала говорить при Сеньке, но помощь мне нужна совершенно в другом вопросе. Мойры сказали, что она умрет. Ты — богиня судьбы. Измени ее пожалуйста! Я тебя очень прошу! Пусть она живет! Просто живет!
Геката молчала. Я стиснул челюсти, понимая, что многое в этой жизни я проглядел. Но как? Как богиня жизни может умереть? Да и при том, что муж ее титан Смерти? Как такое вообще возможно то?
— Кать, я ничего не могу сделать. ЕЕ судьба решена и я ни чем не могу помочь., - почти без сожаления произнесла Геката, — Ее нить жизни скоро оборвется, но это не означает конец, юная богиня. Смерть — это только начало. Особенно для богинь.
— Что ты имеешь ввиду? — не поняла Катя, да и я тоже. Что-то мудрит богиня перекрестков, — Я не понимаю тебя.
— Все мы умираем и возвращаемся, Катерина, — попытка гекаты объяснить что-то понятнее провалилась, — И Прозерпина не исключение. Скажу лишь одно, в этом виноват Зевс. Но Гадес знает, как исправить ситуацию. У него есть то, что нужно Прозерпине. Но со мной он разговаривать не станет.
Катерина тяжело вздохнула и долгое время ничего не отвечала Гекате.
— Где он? — наконец-то выдала богиня терпения, — Я хочу с ним поговорить.
— В сокровищнице! — радостно выдала Геката и растворилась. Что она задумала?
Эпилог
Я восстанавливал сокровищницу, окидывая хищным взглядом свое добро, внимательно присматриваясь не забрала ли себе чего Геката, или кто-то еще не протянул жадную лапку к чужой собственности? Знаю я их, оставь только без присмотра! Все растащат! Все что отжато непосильным трудом! О! Смотри-ка что нашел? Давненько я тебя не видел? Это в каком тысячелетии я тебя сковал? Эм… А, не помню, но теперь будешь лежать здесь! Вот! Как приятно найти в груде золота что-то хорошее!
Я посмотрел себе под ноги и увидел кривой нарцисс из драгоценного камня. Не может быть! Я уже совсем забыл. Он смотрелся так жалко, так некрасиво на фоне сверкающих камней и совершенной огранки, что я усмехнулся.
— Сколько тысячелетий я тебя не видел. Думал, что тебя уже здесь нет, — произнес я, вспоминая те времена, когда впервые взял в руки инструмент. Кривой нарцисс, испорченный камень, никакого изящества и красоты в нем не было. Конечно, смертные посчитали бы его красивым, но не я, чей глаз привык видеть недостатки.
“Я помню, как ты радовался, как ребенок, когда тебе удалось его создать!”, - прошелестел голос Танатоса, пока я держал на ладони невзрачное украшение.
— Мне просто не хватало цветов, красок, чего-то привычного, — вздохнул я, вспоминая пепел, оседающий в мрачных выжженных божественным гневом чертогах. — Это был первый цветок Аиды. Работа, которую высмеяли бы даже смертные…
— А как я гордился им, как любовался, как хвастался перед Танатосом, показывая его каждые пять минут. А ведь когда-то и я был никем. Выброшенный вниз, в самые недра, сброшенный с Олимпа, лишенный права называться Олимпийцем. Я был таким же жалким, как последний смертный. И я завидовал смертным, глядя на их дворцы, дома, пиршества, роскошь, ведь у меня не было ничего, кроме этого цветка.
