Отряхнула с валенок снег на крыльце и зашла внутрь.
А ведь прохладно стало. И сеней нет. Вьюга — сразу в дом. Хотя на печке спать точно не холодно, главное — не забывать её топить. Пришлось вернуться в стужу, набрать дров и закинуть в горячее нутро. И вовремя! Ещё немного, и потухли бы последние угольки.
Зато пока пристраивала в угол валенки, обнаружила на двери самый настоящий засов. И почему раньше не обратила на него внимания? Он сливался с одной из деревянных перемычек и не бросался в глаза.
Заперлась, и на душе сразу стало спокойнее.
Когда на улице окончательно стемнело, я вдруг поняла, что понятия не имею, чем освещать помещение. Ни лучинки, ни свечки, ни лампы керосиновой.
— Так, мышки, а ну рассказывайте, как тут свет зажечь?
— А зачем? — сонно пропищали они из-под шкафа. — Ежели стемнело, ложись да спи.
— Так зимой большую часть суток темно!
— Так ты большую часть суток спи, кто тебе мешает? — резонно спросили мышки.
Убойная логика.
Зимний вечер стремительно сменился ночью, а молодой месяц хоть и давал свет, но совсем сумрачный. Среди белых сугробов ещё можно было ориентироваться, а в избушке с маленьким окошком — едва ли. Только светилась полукругом небольшая щель над печной заслонкой.
Ладно, раз стемнело, то настало время ужина.
Шкаф с провизией нашла на ощупь. Калач под руку сразу попался, остальное пришлось поискать. Что-то звякнуло, брякнуло и звенькнуло внутри, и я нащупала ветчину. В шкафу, кстати, было очень даже прохладно. Вероятно, поддувало с улицы.
Вообще, на ночь есть, конечно, вредно. Но жизнь и без того тяжёлая, а если весь день не спать да всю ночь не жрать, то и вовсе непереносимой становится.
Утолив стрессовый голод, я в кромешной темноте на ощупь дошла до печки и взобралась на полати. Попробовала улечься, но в бок постоянно что-то упиралось.
Ворочалась и так и эдак, но под тонким матрасом вечно что-то мешало, да и настроение было откровенно паршивым. Ничего хорошего жизнь в Ягиных лаптях не предвещала, но альтернатива пока не вырисовывалась.
— Да что ж такое! — взвилась я по прошествии нескольких часов, измученная и неудобной постелью, и переживаниями.
— Да не говори! Бесит уже! — раздался в ответ возмущённый мужской голос.
От неожиданности я аж подпрыгнула, как кошка при виде огурца, и ударилась спиной о деревянный потолок.
— Кто здесь?!
— Дура дурацкая, одна штука, — язвительно отозвался голос.
— А вы кто?
— А я просто радо, что ты не стала спорить с тем, что ты дура, — хмыкнул голос.
— А вы, получается, любитель с дурами поболтать? — фыркнула я.
— А что мне остаётся, если умных не выдали?
— Так кто вы?
Голос шёл откуда-то снизу. Из печки? Из-под полатей?
— Неужто не догадаешься? Хотя странно было б, если б догадалася. Ума не палата и даже не чулан, — хмыкнул незримый собеседник.
— Любите хамить, да?
— Сковорода! — ответил голос, и тут-то я его и нащупала.
Извлекла из-под тонкой перины то самое зеркальце, что мне подарил Дед Мороз.
— Ага! — обрадовалась я.
— Хорошо ли тебе, девица, хорошо ли тебе, красная? — вдруг ласково спросило оно.
Вспомнив сказку «Морозко», я на всякий случай ответила:
— Хорошо…
— Конечно, хорошо. Хорошо быть тупой! — глумливо ответило зеркальце обычным тоном и радостно загыкало.
Вот хамло!
— Знаете, я, пожалуй, загадаю ещё одно желание, — не стала поддаваться я на провокацию.
— Ага, удачи! Спешу и разбиваюсь исполнять! — съехидничало оно.
— Зеркальце! Верни меня обратно домой, в мою привычную жизнь! — громко пожелала я.
И… ничего не произошло.
Естественно. В прошлый раз я уснула и проснулась здесь, а теперь усну и проснусь дома. Вот и прекрасно! Я аж пискнула от радости.
Вредная волшебная диковина молчала, и я снова решила лечь спать. Зеркальце прижала к груди на всякий случай, чтоб не потерять. И даже уснула умиротворённо, довольная и счастливая, что всё это безобразие наконец закончится.
Всё-таки не верилось мне в реальность происходящего.
Разбудил меня стук. Не просто стук, а разъярённое грохотание. Продрав глаза, я спросонья не поняла, что происходит. За окном занимались сизые зимние сумерки, и в избушке было ещё темно, но очертания предметов уже можно было различить.
— Открывай, Яга! — прорычали снаружи.
Дверь ходуном ходила под напором незваного гостя, а я испуганно замерла на печке.
И что делать?
— Иди-иди! — глумливым шёпотом предложило зеркальце. — Открывай!
Я обхватила себя руками и в ужасе застыла, не в силах решиться ни на что.
Кто там? Недовольный свистун? Рановато… Очередной взбесившийся заказчик? Или, может, обещанный принц на белом коне?
Открывать или сделать вид, что никого дома нет? А если этот громила высадит дверь, что делать тогда? Без двери зимой не выживешь, а её вон уже трясёт. Понятно теперь, почему она вся перекособоченная и искорёженная. Не первый раз, вероятно, к Яге ломятся обожатели.
Что же делать?
Сказ третий, о нечисти
Ну и ушлый вы народ,
Ажно оторопь берёт!
Всяк другого мнит уродом,
Несмотря, что сам урод.
Бешеный стук в дверь не давал сосредоточиться. Мелькнула мысль отправить сначала на разведку мышку, но, судя по всему, дверь трижды вынесут, пока шпионка вернётся со сведениями. Да и потом, неужели Яга в своём доме хоть кого-то стала бы бояться?
Нет! Вот и я решила, что нечего тут по углам трусить. Нацепила серьёзный вид, подошла к двери и как заору:
— А ну хватит буянить, дверь мне вышибать! Открываю!
За дверью затихли. Я её открыла, скроила грозную моську и упёрла руки в бока.
На крыльце стояла кряжистая мужеподобная фигура.
Я завороженно уставилась на то, что предполагалось считать лицом. Вместо бровей — несколько тонких сухих веточек, вместо рта — прогал, на голове то ли шапка из мха, то ли мох вместо волос, по бокам ещё и пакля свисает. Вместо носа — острый обломок сучка, вместо одежды — береста, но пугает не это. Пугают глаза. Два провала, в которых кружится серый хоровод. Снежинки? Подхваченные ветром белые лепестки цветущих деревьев? Семена одуванчиков, влекомые по кругу? Осенняя карусель опавших листьев?
Глаза гипнотизируют. Лишают воли. Зовут за собой в самую непроглядную чащу.
Существо не издало ни звука, просто смотрело на меня, а я от страха растерялась. Что в такой ситуации полагается делать? Бежать или в обморок падать? В обморок падать жёстко, а бежать — некуда.
И главное — до нужника с утра не успела дойти, поэтому организм ещё предложил вариант описаться со страху. Я предложение отвергла и сделала очень злое лицо, что всегда куда проще даётся человеку с утренним балластом.
— Утро третьего дня, Яга, — проскрипело чудище.
— И тебе утра третьего дня! — с перепугу перешла я на «ты», но монстра это не смутило.
— Так я зайду? Или брезгуешь приглашать?
Я не просто брезговала, я от страха даже побрызгивала немного, но показать это чудищу отчего-то боялась ещё сильнее, чем самого чудища. Пока тлела надежда, что оно примет меня за свою и не тронет. Но если вдруг поймёт, что я не Яга… На этом жизнь моя и закончится. Уведёт меня оно с собой туда, где никто не найдёт.
Недрогнувшей рукой указала ему на единственное сидячее место в избе.
Чудовище проковыляло внутрь и село на табурет. Из-под воротника берестяной рубахи росли грибы, но, как говорится, у каждого свои недостатки. Визитёр положил ладони с узловатыми пальцами на стол и посмотрел на меня немигающим завораживающим взглядом.
Кружение частиц в его глазах снова околдовало, и я забыла, что хотела сделать или сказать.
— Ты взялась болотниц извести. Но не извела. Нехорошо… — проговорило чудовище странным корёжащим голосом.
