– В-варить… – сглотнул сухим горлом Кысь.
* * *
«Здравствуй дорогой дневничок.
Пишет в тебе (или в тебя?) некто Макар. Лично я считаю, что более дурацких слов придумать трудно, но Кондрат, который согласился учить меня грамоте, говорит, что самый лучший способ выучиться писать и излагать свои мысли – это вести дневник. То есть, книжицу, куда я буду записывать всё, что произошло со мной интересного. Или вообще интересного. Или просто произошло. Не обязательно со мной. А когда я спросил его, как такую книжицу вести, он ухмыльнулся как распоследний хмырь и сказал, что все, кто ведет дневник, должны начинать каждую запись вот этими словами. Может, он врет? Если выяснится, что да, я ему в чай как-нибудь насыплю соли с перцем, и тогда посмотрим, кто будет смеяться последним.
Кстати, первый раз сегодня видел, как Кондраха с Находкой поссорились. Ей обрыдло в пустом дворце сидеть, на горушке, от людского рода вдалеке, и она решилась комнатушку себе в управе подыскать, и там поселиться, как мы, пока вся эта неразбериха идет. Попросила своего спасенного помочь ей обустроиться, он пообещал, но тревога прошла, что разбойники на лавку в рудокопской слободе напали, он с мужиками побежал, да весь день за ними и пробегали. Не поймали, зато согрелись. А октябришна наша в обижданки ударилась – забыл. Я, конечно, как мог – пособил с переездом, а потом лекцию ей прочел про суровую необходимость и мужскую работу, но, по-моему, не проняло. Расстроилась деваха шибко. К чему бы это?.. К дождю, наверно.
А еще сегодня в управу приходили новые жалобщики. Поскольку мы с Кондрахой единственные грамотеи в Ивановом отряде, а хитрая Кондрахина морда успела ускакать ловить креманальный алимент, как их называет Иван, то помогать нашему лукоморцу ходоков принимать пришлось мне, так как он решил, что жалоб так много, и что их надо записывать подробно, чтобы ненароком что не забыть, а то перед людями конфузно будет. Вот я и просидел целый день записываючи. Аж мозоль на рабочем месте натер.
Во-первых, толпа народу жалилась на то, что топить нечем – лесорубов мало, старики получахлые одни, и валить за день они успевают ровно столько, чтобы обогреть свои времянки в лесу. А ведь дрова, те, которые чудом после этого остаются, еще из леса и вывезти надо, а лошадей и возов в городе еще меньше, чем лесорубов. Но тут Бирюкча – дворцовый стражник бывший, сейчас в городе служит – вспомнил, что вверх по Постолке лагерь войск Костея стоит в сутках пути от столицы. И казармы там все из бревен рубленые. И что ежели их разобрать, в плоты связать и по реке сплавить, то глядишь, потихоньку зиму и протянем. Так что, из бывших дворцовых стражников да из челяди сколотили отряд человек в тридцать под его, Бирюкчиным, командованием, и отправили военное Костеево имущество ломать и сплавлять народу в мирных целях.
Следующая делегация – два мужика из какой-то деревни – плакалась, что они в город баранину да шкуры продавать везли, а разбойники по дороге все и отобрали, вместе с телегой и конем. А еще до того на их деревню и на соседнюю с ихней тоже разбойники ночью набег устроили, всю еду, что на ощупь нашли, утащили, даже картошку зеленую семенную и зерно с отравой крысиной. После того, конечно, ихнего брата поменьше стало, но все равно озоруют, спасу нет. Да и крысы расплодились. Иван сказал с крысами им своими силами справляться, а за разбойниками еще два отряда в тот же день снарядили – почти все наши гвардейцы туда ушли. Мужики довольные раскланялись и пошли было во свои свояси, но в коридоре их перехватила ее высочество (Кондрат на ушко сказывал) и намекнула, что борцов с разбойниками и их семьи кормить надо. Мужики жались поначалу, но посмотрел бы я, как они супротив нашей Серафимы выстояли! Минут пять, конечно, продержались, а потом все равно пообещали налог на безопасность оставшейся на своем ходу бараниной пригнать, по две головы за одну замеченную разбойничью голову, то есть, десять баранов всего. Если не соврали, надо будет думать, как на всех разделить. Мясо-то, оно надо. Ее высочество с нашими пробовали вчера на охоту сходить, весь день под снегом проболтались, с одним лосем вернулись. Да и то не они за ним, а он за ними полдороги гнался, пока об упавшего Прошку не споткнулся и шею себе не сломал.
Чтобы толк был, надо человека, леса местные знающего, да где же его взять?..»
* * *
Серафима соскочила с коня перед вычурным парадным городской управы, бросила поводья подбежавшему конюху и уже хотела войти, как вдруг за спиной у нее раздались возмущенные выкрики, возня, звон оружия и лязг сотрясаемых ворот.
– …А я говорю – пропусти!
– А я тебе отвечаю, что новым хозяевам на твоего арестанта – тьфу!
– Каким это – новым?
– Временному правительству и их лукоморским высочествам, вот каким!
– Да как это тьфу, если я его полгода ловил?!
– Ну, и зря ловил, значит!
– Как это зря?!
– Отпустил бы ты меня, Лайчук…
– А ты вообще молчи, уголовник!
– Ступай домой, борода, говорят тебе! Без твоего деревенщины тут делов хватает!
– Слышь, Лайчук? Без меня тут…
– Цыц, холера!..
– Эт-та что за беспорядок в общественном месте? – заинтригованная царевна с виноватым удовольствием позабыла про дела чужого государства и направилась к воротам выяснять обстоятельства перепалки.
– Разрешите доложить, ваше высочество! – вытянулся в струнку румяный молоденький стражник. – Царский лесничий Лайчук привел браконьера в кутузку, а поскольку вы вчера всех арестантов распустили, то я ему и говорю, чтобы он занятым людям мозги не кочкал, а валил бы на все четыре стороны!
– Браконьера?! – глаза Серафимы загорелись радостным огнем. – Это ты не прав, рядовой. Хорошие браконьеры стране сейчас ой как необходимы.
– Вот видишь! – торжествующе расправил плечи, обтянутые поношенной униформой царского лесничего заросший курчавой черной бородой по самые глаза Лайчук. – Много ты понимаешь в государственных делах! Деревенщина!
– Сам-то… – разочаровано буркнул солдатик и исподтишка, пока тот не видит, показал лесничему язык.
Охотник без лицензии – худощавый, жилистый мужичок невысокого ростика – обреченно ссутулился и поник лохматой головой.
– Как тебя, господин браконьер, звать-величать? – обратилась к нему Серафима, пока они, перепрыгивая через три лесенки, поднимались на третий этаж, в ее с супругом штаб-квартиру.
– Сойкан, ваше высочество, – ответил за него лесничий. – Неисправимый истребитель царской живности. Но ничего, набегался, друг. С поличными попался. Отдохнешь теперь на казенных харчах в руднике. Есть у него еще брательник, Бурандук, ваше высочество, такой же изворотливый хитрюга, но и он от меня не уйдет!
– Это хорошо, – довольно кивнула царевна. – Сразу, как только словишь его, сюда тащи.
– Будет сделано, ваше высочество! – лучась от чувства собственной важности и полезности, гаркнул Лайчук так, что пыль посыпалась с портьер на окнах коридора, а дверь прямо перед ними приоткрылась, и из нее выглянуло встревоженное усталое лицо.
– Что слу… Сеня?.. Ты не слышала – кто-то в коридоре только что так кричал…
– Ваньша, это мы кричали! – возбужденная царевна весело взъерошила светлые волосы на распухшей от забот Ивановой головушке и рывком распахнула дверь бывшего Вранежева, а теперь Иванова кабинета перед лесничим и его пленником так, что супруг ее чуть не нырнул носом в пол. – Трубим сбор! Скликаем людей! К оружию, граждане! Два пишем – один в уме!
– Да что случилось?!.. Напали враги? Нашли деньги?
– Лучше! Никто не напал, но зато нашли лесничего и полтора браконьера! Срочно снаряжаем команды охотников, и вперед!
Одну чрезвычайно простую вещь Серафима поняла очень скоро: чтобы снарядить команду охотников, надо иметь этих самых охотников или, по меньшей мере, просто людей, обладающих всеми отпущенными природой человеку конечностями и передвигающихся хотя бы по ровному месту без помощи костылей и поддержки других стариков и калек.
– Я пойду, Макар пойдет, на воротах парнишка стоит – уже трое… – медленно начал загибать пальцы Кондрат, составляя список будущих кормильцев Постола.
– Четверо, – рассеяно поправила царевна.
– Пятеро, – решительно уточнил Иванушка.
– А править кто будет? – испуганно вытаращил глаза министр полезных ископаемых, случившийся на тот момент в Ивановом кабинете.
– Ну, полдня страна и без управления никуда не денется… – попробовал пошутить царевич, но его юмор был не понят и не оценен.
– Полдня охотники не ходят, разрешите сообщить, ваше высочество, – поклонился Сойкан.
– И зверям шкуры портить всякий может, а государством управлять – тут голова нужна, – подержал его Кондрат.
