— Очевидно, сэр, — сказала Мадам и обменялась озадаченными взглядами с доктором Фоллеттом.
Капканс вздохнул.
— С другой стороны, солдата вряд ли следует наказывать за верность старшему офицеру, особенно в такое тяжелое время. Не вижу причин преследовать их официально.
Взгляды снова встретились. Все вдруг почувствовали, как мир уходит из-под ног.
— Однако Киль — это совсем другое дело, — продолжал Капканс, вставая из-за стола и доставая из кармана жилета табакерку. — Умоляю, задумайтесь. Какой правитель может допустить существование такого человека? Всего за несколько дней он столько всего успел натворить! Страшно подумать, что взбредет ему в голову завтра. Положение весьма щекотливое. Стать заложниками прихоти какого-то сержанта? Мы не можем допустить, чтобы такой человек, как Киль, поступал как ему заблагорассудится. Кроме того, надеюсь, все присутствующие понимают, что особисты могли бы нам пригодиться. После соответствующего переобучения, конечно.
— Но, сир, мне сначала показалось, что вы собирались повысить его… — посмел встрять доктор Фоллетт.
Лорд Капканс взял понюшку табаку и пару раз моргнул.
— Повысить? — удивился он. — Ну что вы! Мне показалось, вы сказали «повесить»!
Собравшиеся промолчали. Один или двое пришли в ужас. Другие были приятно удивлены. В Анк-Морпорке нельзя удержаться на самом верху, не выработав определенный прагматичный подход к жизни, и Капканс, похоже, выучил этот урок с похвальной быстротой.
— Баррикаду разбирают? — спросил патриций, защелкнув крышку табакерки.
— Да, милорд, — заверил его доктор Фоллетт. — Благодаря всеобщей амнистии, — добавил он, лишний раз подчеркивая это важное слово.
У наемных убийц были не только правила, но и свой кодекс чести. Весьма своеобразный, тщательно подогнанный под их нужды, но все же кодекс. Нельзя убивать беззащитных. Нельзя убивать слуг. Нельзя убивать на расстоянии. Нельзя нарушать слово. Замысел патриция привел доктора в ужас.
— Грандиозно, — сказал Капканс. — Сейчас самый удачный момент. Сплошная неразбериха. Непримирившиеся элементы, не доставленные вовремя важные сообщения, левая рука не знает, что делает правая, прискорбные трудности начала новой эры. Конечно, я его не повешу. Есть другие методы. И нет, мой милый доктор, к твоей Гильдии я тоже обращаться не буду. К счастью, есть люди, чья верность городу более… безусловна. Да. А теперь прошу меня извинить, у меня впереди много работы. С радостью предвкушаю нашу следующую встречу.
Гостей вежливо, но твердо выпроводили из кабинета и закрыли двери.
— Мы как будто снова вернулись в школу, — пробормотал, шагая по коридору, доктор Фоллетт.
— Ave! Duci novo, similis duci seneci, — пробормотал господин Кривс так сухо, как может произносить слова только зомби. — Или, как мы говорили в школе: «Ave! Bossa nova, similis bossa seneca!» — Он коротко хохотнул на манер всех школьных директоров. С мертвыми языками он был на ты. — Конечно, с точки зрения грамматики это абсолютно…
— И это значит?… — перебила его Мадам.
— Сё! Наш новый босс, точь-в-точь как старый, — пробормотал доктор Фоллетт.
— Советую запастись терпением, — ответил Кривс. — Он пока новичок на этой должности. Пусть освоится. Город сам со всем разберется. Нужно дать Капкансу время.
— Но нам необходим человек, умеющий принимать решения, — сказал кто-то из толпы.
— Нам необходим человек, умеющий принимать нужные решения, — возразила Мадам.
Локтями проложив себе дорогу, она протолкалась вперед, поспешно сбежала по главной лестнице и ворвалась в приемную.
Рози Лада, увидев ее, порывисто встала.
— Они… — начала было она.
— Где Хэвлок? — перебила ее Мадам.
— Здесь, — сказал Витинари, проступая из теней на портьере.
— Возьми мою карету. Найди Киля. Предупреди его. Капканс хочет его убить!
— Но где…
Мадам наставила на него угрожающе подрагивающий палец.
— Живо, иначе тетушка проклянет тебя!
* * *
Когда двери закрылись, лорд Капканс некоторое время смотрел на них, потом нажал кнопку звонка, чтобы вызвать главного секретаря. Тот проник в кабинет через потайную дверь.
— Все устроились? — спросил Капканс.
— Да, милорд. И есть ряд дел, которые требуют вашего личного внимания.
— О да, для того я здесь и нахожусь, — улыбнулся Капканс, откидываясь на спинку кресла. Он поерзал из стороны в сторону. — Эта штука поворачивается?
— Кажется, нет, сэр, но я вызову сюда самого умелого мастера по шарнирам, и не более, чем через час, все будет сделано.
— Хорошо. Что еще я хотел сказать… Ах да. Скажи, в Гильдии Убийц есть люди с прогрессивными взглядами?
— Уверен, что есть, милорд. Может, подготовить для вас досье, к примеру, на троих таких?
— Займись этим.
— Слушаюсь, милорд. И еще, милорд, многие сейчас добиваются аудиенции с…
— Пусть подождут. Мы желаем насладиться обретенным патрицианством. — Капканс постучал пальцами по краю стола, не спуская глаз с дверей. — Моя речь для инаугурации готова? Скорбим о безвременной кончине Ветруна, прямо на рабочем месте, новое направление развития, сохранить лучшее из старого, принимая лучшее из нового, остерегаться опасных элементов, придется затянуть пояса, совместные усилия, благо города?
— Именно так, сир.
— Добавь, что также я очень сожалею о трагической гибели сержанта Киля, надеюсь, что достойный памятник послужит делу объединения, во имя и на благо… И так далее, и тому подобное.
Секретарь сделал несколько пометок.
— Безусловно, сир.
Капканс улыбнулся.
— Наверное, ты удивлен, что я нанял тебя, хотя ты работал на моего предшественника?
— Нет, сир, — ответил секретарь, не поднимая глаз.
Он не был удивлен, во-первых, потому что догадывался о причинах такого решения, а во-вторых, потому что понимал: некоторым вещам удивляться не стоит, так будет полезнее для здоровья.
— Я поступил так потому, что умею распознавать талант, в чем бы он ни выражался, — пояснил Капканс.
— Благодарю вас, сир, — без запинки произнес секретарь.
— Из грубых камней иногда получаются настоящие бриллианты.
— Именно так, милорд, — сказал секретарь.
Что интересно, он действительно так подумал, потому что думать некоторые вещи, к примеру: «Да ты жалкий позер», тоже не вполне безопасно для здоровья.
— Кстати, где мой новый капитан Дворцовой Стражи?
— Кажется, капитан Карцер сейчас находится на заднем дворе, милорд, наставляет своих подчиненных на путь истинный.
— Передай, что я хочу его видеть здесь и сейчас, — сказал Капканс.
— Непременно, сир.
* * *
На разборку баррикады ушло немало времени. Ножки стульев, доски, рамы кроватей, двери и бревна осели и сплелись воедино. Поскольку каждый обломок кому-то принадлежал, а жители Анк-Морпорка весьма серьезно относятся к вопросам собственности, работа сопровождалась групповыми перепалками. Что совсем не удивительно, ведь сплошь и рядом какое-нибудь семейство, пожертвовавшее на общее благо трехногий табурет, делало попытку унести столовый гарнитур.
Добавляло головной боли и уличное движение. Телеги, задержавшиеся у стен города, пытались пробиться к пункту назначения, прежде чем цыплята вылупятся из яиц, а молоко прокиснет настолько, что обретет полную самостоятельность и отправится дальше своим ходом. Повсеместный затор можно было бы назвать пробкой, но с пробкой куда легче справиться, достаточно взять штопор. Поэтому все называли происходящее по-разному; сержант Колон, к примеру, выражался по-простому: «Никто не может сдвинуться с места, потому что все стоят». Не так звучно, зато правдиво.
Кое-кто из стражников участвовал в разборке баррикады, помогая разнимать постоянно цапающихся домовладельцев. Другие собрались в конце улицы Героев, где Пятак развернул полевую кухню и поставил бак с какао. Делать было толком нечего. Всего несколько часов назад они сражались. А теперь на улицы вывалило разом столько народу, что даже патрулировать их стало невозможно. Всякий хороший стражник знает, что иногда лучше постоять в сторонке. Так что разговоры, совершенно естественно, свелись к тому, что всегда обсуждают после победы: 1) интересно, доплатят ли нам за эти дни? А также: 2) может, даже медали дадут? Впрочем, был и другой вариант: 3) а если нам надерут задницы за все, что мы тут натворили?
— Амнистия — это когда никто никому ничего не дерет, — заявил Дикинс. — Амнистия — это когда все делают вид, будто ничего не произошло.
— Вот и ладно, — отозвался Букли. — А медалями-то наградят? Я хочу сказать, мы ведь так… — он сосредоточился, — са-мо-от-вер-жи-мо защищали свободу. Лично я бы дал нам медаль.
— А я вот думаю, надо было весь город обаррикадить, — встрял Колон.
