— А я вот думаю, надо было весь город обаррикадить, — встрял Колон.
— Угу, Фред, — хмыкнул Пятак. — Но тогда, хна, мы б и всяких плохих людей обаррикадили.
— Да. Но командовали бы все равно мы! — возразил Фред.
— Парни, чего зря молоть языками, — вмешался, попыхивая трубкой, сержант Дикинс. — Мы сражались, остались с руками и ногами и сейчас нежимся на посланном богами солнышке. Мы победили, вот и все. Вы победили, понятно? Все остальное — чепуха.
Некоторое время все молчали.
— А вот Масхерад не победил, — наконец сказал молодой Сэм.
— Мы потеряли пять человек, — отозвался Дикинс. — Масхерад сами знаете как погиб, еще двоих застрелили из арбалетов, один свалился с баррикады, один случайно перерезал себе горло. Бывает.
Все уставились на него.
— Думаете, нет? — фыркнул Дикинс. — Куча взвинченного до предела народу, всякие острые штуковины, суета. Хотите — верьте, хотите — нет, но кровь начинает литься, еще когда до врага остается добрых миль пятьдесят. Люди мрут как мухи.
— A y Масхерада была мать? — спросил Сэм.
— Его вырастила бабушка, но она давно умерла, — сказал Букли.
— И что, больше никого у него не было?
— Не знаю. Он никогда не рассказывал. Он вообще был неразговорчивым, — ответил Букли.
— Надо скинуться, — решительно произнес Дикинс. — На катафалк, гроб, все остальное. Кроме нас, об этом некому позаботиться. И вот еще что…
Ваймс сидел чуть в сторонке, глядя на улицу. Ветераны, стражники, просто люди, еще недавно защищавшие баррикаду, тут и там сбивались в группки, чтобы поговорить. Вот какой-то человек купил у Достабля пирог. Ваймс покачал головой и усмехнулся. Дармовые бифштексы рано или поздно кончатся, а пироги Достабля останутся. Мелкая торговля и окончательно атрофировавшиеся вкусовые сосочки всегда торжествуют.
Стражники вдруг грянули песню — то ли за здравие, то ли за упокой. Первым запел Дикинс, другие подхватили, причем каждый пел как будто сам по себе, не обращая внимания на остальных.
— Как взмывают ангелы дружно в ряд…
Редж Башмак сидел в одиночестве на фрагменте баррикады, на который в данный момент никто не претендовал. Юноша по-прежнему сжимал в руках древко флага и выглядел таким несчастным, что Ваймс почувствовал, что должен подойти и поговорить с ним.
— Дружно в ряд, дружно в ряд…
— Все могло закончиться иначе, сержант, — подняв голову, промолвил Редж. — Правда. Мог бы родиться новый город, город, в котором люди дышали бы свободно.
— Поднимают задницы и летят! И летят! И летят!..
— Сипели бы свободно, Редж, — поправил Ваймс, присаживаясь рядом. — Мы — в Анк-Морпорке.
«Надо же, и эту строку все пропели хором, — подумала та часть Ваймса, которая слушала другим ухом. — Странно, откуда некоторые из них знают слова? Хотя, может, ничего странного в этом и нет…»
— Да, конечно, сведите все к шутке. Все надо мной смеются, — буркнул Редж, разглядывая носки своих башмаков.
— Не знаю, Редж, станет ли тебе от этого легче, но свое яйцо вкрутую я так и не получил, — сказал Ваймс.
— И что теперь будет? — спросил Редж.
Он был слишком занят своими горестными мыслями, чтобы сочувствовать Ваймсу. Он его даже не слышал.
— Как взмывают ангелы дружно в ряд…
— Честно говоря, не знаю. Думаю, какое-то время будет лучше. Но что будет лично со мной, я…
Ваймс осекся. В самом конце улицы, не обращая ни малейшего внимания на повозки и толпу, маленький худенький старичок подметал тротуар.
Ваймс встал, не спуская с него глаз. Старичок заметил его и помахал рукой, но тут очередная телега, нагруженная останками баррикады, заслонила его.
Ваймс мгновенно упал на живот, вглядываясь в мешанину колес и ног. Кривоватые ноги и стоптанные сандалии монаха никуда не делись. Они были на месте даже после того, как телега проехала. И после того, как Ваймс бросился через улицу; и, скорее всего, стояли там даже тогда, когда еще одна телега чуть не переехала Ваймса… Но когда Ваймс пришел в себя после столкновения с нею, их уже не было.
Ваймс стоял там, где только что стоял старик, на многолюдной, залитой утренним солнцем улице, и чувствовал, как вокруг сгущается ночь. Волосы на его загривке встали дыбом. Разговоры вокруг зазвучали громче, отдаваясь в ушах оглушительным лязгом. И свет сделался слишком ярким. Ни одной тени вокруг не осталось, а Ваймс пытался высмотреть именно что тени…
Он нырнул вперед и, лавируя среди прохожих, кинулся назад, туда, где сидели и пели стражники. Подбежав, Ваймс резко махнул рукой. Все сразу замолчали.
— Готовьтесь, — прорычал он. — Сейчас что-то произойдет…
— Но что именно, сержант? — спросил Сэм.
— Думаю, что-то не слишком хорошее. Возможно, на нас нападут.
Ваймс окинул взглядом улицу в поисках… чего? Маленьких старичков с метлами? Если на то пошло, все выглядело даже более мирно, чем до волнений, потому что лед наконец тронулся. Люди не стояли, не ждали неизвестно чего; город снова торжествующе бурлил.
— Не хочу тебя обидеть, сержант, — сказал Дикинс, — но, по-моему, все спокойно. Амнистия ведь, сержант. Никто ни с кем не сражается.
— Сержант! Сержант!
Bсe обернулись. По улице, поскальзываясь и спотыкаясь, бежал Шнобби Шноббс. Губы его шевелились, но что именно он прокричал, никто не услышал — все заглушил визг свиней из проезжавшей повозки.
Младший констебль Ваймс вдруг вгляделся в лицо своего сержанта.
— Что-то не так, — сказал он. — Посмотрите-ка на сержанта!
— А что не так-то? — спросил Фред Колон. — Гигантская птица вот-вот свалится на нас с неба или что-нибудь в том же роде?
Послышался глухой удар, и Букли вдруг захрипел, как от удушья. Стрела угодила ему прямо в грудь и прошла насквозь.
Следующая ударила в стену над головой Ваймса, осыпав его штукатуркой.
— Все сюда! — заорал он.
Дверь в лавку за его спиной оказалась открытой, и он ввалился внутрь. Остальные толпой бросились за ним. Снаружи продолжали свистеть стрелы, кто-то закричал от боли.
— Амнистия, говоришь? — пробормотал он.
Грохот телег стих — повозки встали, очень удачно заслонив круглые окна лавки и по крайней мере на время обеспечив стражникам защиту.
— Это какие-нибудь идиоты, — сказал Дикинс. — Может, мятежники.
— Да неужели? Мы отлично знаем, что мятежников было не так уж и много! И кстати, они победили!
С улицы донеслись возмущенные вопли участников движения. Ничто так хорошо не перекрывает улицу, как вставшая поперек телега…
— Может, контрреволюционеры? — предположил Дикинс.
— Что? Думаешь, кто-то хочет вернуть на должность Ветруна? — спросил Ваймс. — Не знаю, как ты, а я бы присоединился. — Он огляделся и понял, что в лавке яблоку негде упасть. — Кто все эти люди?
— Вы крикнули «все сюда», сержант, — пояснил один солдат.
— Хотя мы и так поняли, что надо убираться, стрелы-то сыпались градом, — ответил другой.
— Я и не собирался прятаться здесь, меня просто внесло течением, — отозвался Достабль.
— А я поспешил за всеми из солидарности, — сказал Редж.
— Сержант, сержант, это я! Сержант! — отчаянно размахивая руками, закричал Шнобби.
«Командный тон и громкий голос, — подумал Ваймс. — Поразительно, как они, оказываются, могут осложнить жизнь». В лавку набилось добрых три десятка человек, а он не знал и половины из них.
— Господа, чем могу помочь? — раздался недовольный дребезжащий голосок за спиной Ваймса.
Обернувшись, он увидел крошечную, почти кукольных размеров старушку. Похоже, раньше она пряталась за прилавком и только сейчас решилась выглянуть.
Ваймс с надеждой окинул взглядом полки за ее спиной, но увидел на них только мотки шерсти.
— Э… Думаю, ничем, — сказал он.
— Тогда, надеюсь, вы не будете возражать, если я закончу обслуживать госпожу Супсон? Четыре унции серой двухниточной пряжи, верно, госпожа Супсон?
— Совершенно верно, Этель! — донесся дрожащий от страха голосок откуда-то из толпы вооруженных мужчин.
— Кажется, пора выметаться отсюда, — пробормотал Ваймс. Он повернулся к своим людям и отчаянно замахал руками, призывая по возможности не огорчать пожилых дам. — Прости, госпожа, тут есть запасной выход?
Лавочница уставилась на него старческими невинными глазами.
— Не помешало бы что-нибудь купить, сержант, — многозначительно произнесла она.
— Э… Мы, гм… — Ваймс в отчаянии огляделся, и тут его осенило. — Ах да, разумеется, мне нужен «грибок», — сказал он. — Ну, такая деревянная штуковина…
— Да, сержант, конечно знаю. Это будет стоить шесть пенсов. Спасибо, сержант. Должна заметить, мне всегда нравились мужчины, которые сами этим занимаются. А могу я предложить тебе…
