— Я от неожиданности! Могли сказать раньше?
— Ага! И ищи тебя по всему дворцу! Трус!
— Я не… Ну, да… Испугался… Хатшей не боюсь, а Ланирию — хоть бегом беги.
— Вот и радуйся, что у тебя такие друзья! — припечатал я. — Девка-то нормальная, хоть и “тараканов” своих хватает. Видел, как на представление смотрела?
— Ага… И сладкое, как я, любит, — тихо согласился Парб.
— Сценку спасла, — вставил Штих.
— Интересная девушка, — добавила Колокольчик. — Надеюсь, что в следующий раз прятаться при её появлении не будешь. Ей не легче, чем тебе было! Ты-то хоть среди своих, а она к незнакомым людям припёрлась. Завтра же подойди к ней первым в вашей Школе и поблагодари за идею.
— Боязно…
— Вот и докажи, что мужчина, способный страх преодолевать! Мы, женщины, ценим такое! Когда мне Илий в своих чувствах признавался, то, думаешь, не боялся?
— Вообще-то, нет… — попытался я прояснить этот момент, но острый локоток, больно ткнувший в бок, заставил добавить. — Но переживал сильно! Прикинь, что Фанни могла ответить? А?
— Да, — согласился Скала, — могла… У меня вариант получше будет, чем у тебя.
— Чтооо?! — не сговариваясь, хором спросили мы с женой.
— Хана тебе, толстый! — правильно понял наш настрой Хитрован. — Когда ж ты за языком следить начнёшь?!
— Его и боюсь! Думаю одно, а получается другое! Вы-то привыкли, а тут Ланирия…
— Я тебе помогу — знаю отчего женщины тают, — заговорщицки подмигнула Фанни Парбу, взяв за пояс, чтобы никуда не делся.
— Спасибо! А заучивать обязательно или по бумажке можно прочитать?
— По голове себе “прочитай”, остолоп! С размаху об стену, как тогда, когда себя привидением возомнил! Вот, что тебе в ней нравится?
— Всё!
— А особенно?
— Красивая и серьёзная…
— Глаза нравятся?
— Очень! И грудь такая, что…
— Про грудь молчи! Улыбка?
— Любовался… Как солнышко в окно заглянуло!
— Вот про это и скажи завтра!
— Чтоб она меня в это окно и выкинула?
— Поверь! Не выкинет — силы не хватит такую дурную тушу поднять! Хотя… Да расслабься! Пару раз вылетишь, а потом Ланирия привыкнет… или устанет. Какая тебе разница?
— Может, ты ей, как бы “по секрету”, расскажешь?
— Идиот!
— Верно! — согласился я. — Полный идиот! Всю жизнь собираешься за спины прятаться? Не выйдет. Нравится женщина — докажи это! Не нам — мы и так тебя любим, а ей. Был у нас в прошлом мире такой персонаж — Сирано де Бержерак. Как и Хитрован, нос имел неслабый! Один аристократ, страдающий косноязычием, попросил его признаваться своей драгоценнейшей в любви, и барышня носатого выбрала! Хочешь, Штиха отправим?
— Ни за что! — резко отверг Парб моё предложение. — Сам!
— Завтра?
— Да хоть сейчас! Но всё равно сволочи вы…
* * *
Ланирия входила в здание Школы Живописцев. Не как обычно, внутренне собравшись и ожидая “косых” взглядов, а расслабленно. Как там вчера наставлял на репетиции Король Шутов свою жену? “Фанька! — говорил он. — Ты себе цену знаешь, а значит, должна не сутулиться и походка “от бедра”! Перестань семенить! Покажи и Хитровану и Скале, яка ценность мимо их носа проплывает!” Вроде и сценку играют, но в жизни так и есть! От этого самого бедра могу так пройти, что всех в коридоре посшибаю — Творцы на “корму” не поскупились! Кому не нравится — размажу морду, как Парб по холсту! О! Вот и он, кстати, дверной косяк подпирает!
— Привет! — улыбнувшись, поздоровалась с шутом Ланирия. — Ждёшь кого?
— Ээээ… Здравствуй…те, Ланирия… Хотел поблагодарить за вчерашнее. Нашим очень твои замечания понравились.
— Так ты здесь из-за меня?
— Не… Из-за них. Просили передать, что вы молодец, и с удовольствием будут видеть тебя у них.
Улыбка сползла с лица девушки.
— Тебя просили передать?… Ну, что ж… Передай спасибо.
— Так я сам это… Тоже из них, если чего…
— Не поняла.
— Они просили передать, а жду сам…
— Дождался. И чего?
— Да всё…
— Я пошла?
— Иди…те…
Не успела Ланирия отойти и трёх шагов, как глухой удар чем-то тяжёлым, сотряс стену, вызвав “снегопад” из побелки.
— Нравишься мне! — раздалось в спину.
Она повернулась, глядя, как Парб растирает кулак со сбитыми костяшками.
— Опять не поняла…
— Ланирия Бельжская! Ты мне очень нравишься! Не шуту такое говорить дочке самого казначея, но вот если и напишу картину, то только с тобой! И у себя повешу, если тебе не понравится!
— Парб… Что это сейчас было?
— В любви признаюсь! — вымолвил через силу великан, явно собирающийся от своей вселенской наглости упасть в обморок.
— Чего?!!!
Раздались смешки невольных зрителей.
— А ну, цыц! — преобразившись, пригрозил Скала. — Учтите, что холстов в школе много, а морда у каждого в единственном экземпляре!
Народ как ветром сдуло.
— Ну, что? Простишь за такое?
— Идиот.
— И ты туда же… Вначале Илий с сестрёнкой обозвали, а теперь…
— Так ты с ними советовался?
— Больше не с кем…
— И они знают?
— Мне Фанни даже речь приготовила, только, как тебя увидел, всё забыл.
— Творцы… Такого ещё в моей жизни не было! Здоровенному мужику советует маленькая жена его друга, как признаваться в любви! И что она ещё сказала?
— Чтобы грудь не упоминал… Ой! — прикрыл ладонью рот Парб.
— Хм… И чем ей грудь моя не понравилась?
— Можно я уйду? А? Всё испортил…
— Стоять! — уперев руки в противоположные стены узкого коридора, приказала Ланирия. — Быстро отвечай!
— Всем понравилась! Даже Штиху! Но Колокольчик говорит, что лучше с глаз начинать, чтобы не смущать.
— То есть, вы мою грудь обсуждали?!
— Не… Только я.
— Ещё лучше!
— Да пойми ты! Не обсуждали! Я сказал, что нравишься мне очень, что нет никого красивее тебя! Вот и всё! Фанька спросила, на что особое внимание обратил — я и стал перечислять! Отпусти, пожалуйста, пока не опозорился совсем…
— Уже опозорился!
— А… Ну и пусть! — вдруг резко успокоившись, продолжил Скала. — Хочешь знать? Пожалуйста! И выкидывай потом в окно! Ты — идеальная! Руки, лицо, грудь эта проклятая, и попа! Всё восхитительное! Ты сидишь, идёшь, рисуешь, а я любуюсь! Знаю, что деревенский увалень, двух слов связать не могущий, а готов любого убить, кто косо на тебя посмотрит! Всё… Можешь врезать — заслужил!
— Не сейчас — надо осмыслить… Иди уже отсюда.
— Приходи к нам. Нашим ты понравилась… Если не хочешь со мной общаться, то приставать не буду…
— Идиот.
— Опять! Как Фанька, прям…
— К ней приду! Свободен!
Весь день, Ланиния прокручивала в голове странный разговор. С одной стороны, очень приятно, что ей в любви признаются, а вот, как это сделано… Не так представляла себе она рыцаря в сияющих доспехах. Хотя… чего уж душой кривить — совсем не представляла. Для таких громил судьба одна — состариться в одиночестве. Рыцарь… Парб, скорее, напоминал его коня, но хотелось улыбаться от его неуклюжих признаний. И ведь не кривил душой. Даже про “выпуклости” постыдные говорил, словно картину описывал. Хочется злиться, а не получается.
— Дочь! А дочь?! — спросила Долорея.
— Да, мам? Что? Задумалась немного…
— О ком, если не секрет?
— Ну, что ты в самом деле?!
— Не увиливай! Вижу, что с тобой!
— Мне сегодня один дурак в любви признавался. Хуже и представить тяжело.
Отложив вязание в сторону, Долорея внимательно посмотрела на свою младшенькую.
— Ооочень интересно…
— Ничего интересного, мам! Сказал, что нравлюсь ему вся!
— Вот ведь постыдник!
— Нет! Парб хороший, только слова правильные подобрать не может. И ещё… Он шут королевский!
— Ещё лучше! Хотя… Видно, судьба у нас такая.
— Мааммм?
— Твой отец на первом свидании мне три часа графики рисовал, рассказывая насколько легче вести учёт с ними. А потом длинную формулу вывел наших отношений, доказывая, что мы идеальная пара.
