Глава 6
Шура всегда была женщиной себе на уме, с большими тараканами, но этот поступок… Приличных слов нет, чтобы выразить эмоции, которые я испытываю.
Соседка наливает чай в кухне, пока малознакомый и вероятно опасный мужик в комнате один на один с Машенькой. Мои возражения Шура не слушает и к дочери пойти не даёт — только бубнит что-то невнятное про этого Яна.
Я выглядываю из кухни — пытаюсь держать ситуацию под визуальным контролем, но хочется зайти в комнату и вытащить гостя за шиворот. Силёнок у меня маловато для такого геройства. Боже, пусть он уже уйдёт!
— Хватит, — соседка ведёт меня за руку к столу. — Я тебе русским языком сказала — ничего он плохого твоей дочери не сделает.
— С чего ты взяла?! — шепчу на эмоциях.
— Потому что Маша и его дочь тоже, — твёрдо заявляет соседка.
— Это ты на глазок определила? — щурюсь зло и разворачиваюсь, чтобы вернуться на наблюдательную позицию.
— Сядь! — Шура силой усаживает меня за стол и ставит передо мной чашку с чаем.
Чай пахнет ромашкой, но это не успокаивает. И если выпью не успокоюсь. Даже если цистерну.
— Насмотрелась на него? — я киваю в сторону комнаты. — Рассказывай, что знаешь, — не прошу — требую.
— Лера, Лера… — соседка качает головой с таким видом, словно я тут зря права качаю и обижаю её зря. — Я тебе всегда правду говорила и предупреждала об опасности, когда могла.
Спорить с этим упрямым фактом я не берусь. Шура в своё время уберегла меня от многих бед. Если бы не её предсказания… Ох, даже думать об этом не хочу.
— Я, знаешь, нервничаю, — развожу руками. — Ничего с собой поделать не могу.
— Зря я сюда пришла, — внезапно для меня заявляет соседка, — ты сама должна во всём разобраться.
— В смысле?! — я подскакиваю с табуретки.
Шура собралась уходить. Да, вот так запросто решила оставить меня и Машу с Яном. Я в шоке, хватаю соседку за руки, пытаясь остановить, и шепчу с большими глазами, что она обещала мне всё объяснить. Я готова умолять, чтобы Шура осталась. Только она меня не слушает.
— Помни, он не похож на тех, кого ты знаешь, — вещает, стоя у порога.
— Что?.. — держу соседку за руку. — Нет, пожалуйста, не бросай нас! — свожу брови, а в сердце тяжесть от страха.
— Не провоцируй этого мужчину и постарайся найти с ним общий язык, — отцепляет мои пальцы от своей пятерни и выходит за порог.
Я слышу, как закрывается дверь веранды, как Шура топает по деревянному настилу во дворе, скрипит калитка. И наступает тишина — тревожная, холодная, глубокая. Хочется взвыть.
Что делать-то? Бежать за Шурой не вариант — покидать дом нельзя в принципе. Я должна взять себя и что-нибудь для самообороны в руки и пойти в комнату. Куда делся нож, я не знаю. Из оружия в кухне только кочерга, но на безрыбье и она пистолет. Хватаю железяку и иду к дикому папочке.
Шура предложила найти с Яном общий язык… Что ж, других вариантов, похоже, нет. Кидаться на него или угрожать я не собираюсь. Но с кочергой как-то спокойнее.
— Убить меня хочешь? — с самым надменным видом спрашивает дикарь.
— Сублимирую, — кладу кочергу на стол и опускаюсь в кресло.
Между мной и недорогим гостем пара метров. Я смотрю ему в глаза — смело, прямо, — а внутри всё переворачивается. Мужчина сидит на стуле рядом с диваном, где спит мой маленький ангел. Руки сложил на груди — мышцы бугрятся, даже через одежду заметен рельеф мощного тела. Бородатый, черноглазый и страшный до потери сознания. Но я сейчас даже чёрта не испугаюсь. У меня просто нет выбора.
— Может, поговорим? — я держу спину ровно и взгляда от дикого папочки не отвожу.
— Давай попробуем, — его согласие звучит как снисхождение.
— Почему ты пришёл ночью?
— Так надо.
Отличное начало диалога! Его смело можно считать финалом. Как с ним разговаривать?!
— Вот и поговорили… — бурчу себе под нос, понимая бесперспективность затеи.
— Почему моя дочь спит здесь? — Ян брезгливым взглядом окидывает диван. — У неё нет своей кровати?
Вопрос моментально выбивает из колеи. У меня что-то вроде комплекса плохой матери — любая оплошность или недоделка в плане комфорта Маши вызывает жёсткое чувство вины.
— Я, эм-м… Я посмотрю на чердаке! Да, обязательно это сделаю, — оправдываюсь, а воздуха в лёгких не хватает. — Там должна быть старая детская кроватка. Соберу её. Завтра, — из смелой и решительной женщины превращаюсь в жалкую размазню.
Я не должна оправдываться, но оправдываюсь и ничего с собой сделать не могу. Мне хочется говорить ещё. Объяснить дикарю, что женщине одной непросто спустить с крыши тяжёлые деревяшки, и в плане сборки мебели я далеко не мастер. И болтики потерялись от той кроватки, наверное… Боже!
— Я понял, — Ян поворачивает голову и смотрит на Машеньку.
Мне снова чудится, что в этом страшном мужике появляется мягкость или даже нежность. Моргаю часто, чтобы прийти в себя. Надо выровнять дыхание и успокоить сердце-колотушку.
— Ты ведь не собираешься сидеть здесь до утра? — спрашиваю с большой надеждой на отрицательный ответ.
— Собираюсь, — на меня давит бездна чёрных глаз. — Ты можешь поспать. Если хочешь, — добавляет с ухмылкой.
Издевается. Чёрт бы побрал этого дикаря! Очень хочется взять кочергу и треснуть ею наглеца по голове. Но и жить хочется…
Мне предстоит непростая ночь. Я не знаю, хватит ли у меня нервов на такой подвиг. Впрочем, выбора нет. В очередной печальный раз.
***
Эту ночь я запомню надолго. Я провела её почти без сна, сидя в старом скрипучем кресле, едва не угробив спину. Но кроме неудобной мебели меня доконали адские ощущения — сначала я проваливалась в мягкое забытье, а потом меня словно изнутри подкидывало, выдирая из лап подступающего сновидения. Кошмар один.
Вот уже и рассвет… А дикарь всё сидит на стуле рядом с диваном. Он тоже не спал — на Машу смотрел, чуткий к каждому её движению. К слову, дочка за всю ночь ни разу не проснулась. Она до сих пор крепко спит, и ничего ей не надо — ни похныкать, ни водички попить. Как приехали мы в Любушки, ребёнка моего будто подменили.
Я встаю с кресла, разминаю спину-страдалицу и незаметно поглядываю на Яна — статуя, ей богу! А я в поясницу раненая с недосыпом и резью в глазах. Хотя плюс тоже есть — я перестала паниковать. Если бы дикий папочка хотел сделать мне или Маше что-то плохое, он бы уже сделал. Раз сто. Времени и возможностей у Яна было выше крыши.
— Не пойму, — ворчу сонно, — зачем ты тут сидишь?
— Если расскажу, ты не поверишь, — так же тихо отзывается дикарь. — Придёт время — увидишь всё своими глазами, тогда убеждать тебя не придётся.
Ого, да это прорыв! Не нахамил, не обматерил, объяснил пусть и непонятно. Что с ним?
— Ну допустим, — иду к окну, открываю шторы, — придёт время, я увижу и всё такое… — смотрю на раннее утро, потом на настенные часы. — Ты уходить собираешься? — поворачиваю голову к дикому папочке.
— Не надоело меня выгонять? — ухмыляется.
— Надоело, честное слово, — прикладываю ладонь к груди. — А что делать? — язвительно щурюсь.
— Смириться, — вполне серьёзно выдаёт Ян. — Я дождусь, когда Маша проснётся, потом уйду.
Угу… Время семь утра, а проснётся дочка около девяти. То есть ещё два часа мне до дембеля. Но хоть какая-то конкретика появилась. В безвыходных ситуациях учишься радоваться позитивным мелочам. В этом я скоро получу КМС.
— Если хочешь видеться с Машей, ты должен сделать тест на отцовство, — решаю попытать счастья, раз уж дикарь внезапно стал вменяемым. — Это честно.
— Нет, — спокойно и холодно отрезает Ян.
— Ты уверен, что Машенька твоя дочь. Чего тебе бояться?
— Я ничего не боюсь. Просто это пустая трата времени.
Ну, понятно всё. Стопроцентной адекватности пока нет.
Вздохнув, я поворачиваюсь к окну — хочу отвлечься на созерцание утреннего деревенского пейзажа, но вместо этого становлюсь немного ближе к сердечному приступу. Пытаясь сглотнуть трепыхающееся сердце, смотрю на белый кроссовер, который стоит у моего забора. И, кажется, я понимаю, почему не слышала, как подъехала эта машина… Дрянь почти бесшумная, как у Глеба.
