Разгибаю спину — поясница затекла. М-да, отвыкла я от физического труда. Зато почти весь палисадник от травы избавила. А Маша-то, Маша! Улыбаюсь, глядя на дочь, которая с удовольствием возится на огромном одеяле. Я его прямо на дощатом настиле во дворе разложила — поле целое вышло, и игрушек у Машули там куча. Снова моя дамочка занята — не мешайте. Удивительно даже — в городе она такой самостоятельной не была. Поиграет минут десять и на ручки просится. А тут как подменили девочку. Маме на радость.
Кошусь на соседский дом, который стоит напротив моего. Там у забора в песочнице Васька с мальчишками что-то строит, а в ограде участковый наш с хозяином разговаривает. Я на дядю Колю злюсь. Что за вась-вась такой у него с непонятным типом? Ещё и не местным.
— Доброго вечера, Лера, — полицейский выходит от соседа и направляется ко мне.
В форме, фуражке с папкой из кожзама в руке — весь из себя закон и порядок.
— И вам, — отвечаю коротко и сухо.
Участковый подходит к моей калитке, тянет руку, но за доски не берётся — назад шагает. Точно как бородатый дикарь сегодня ночью. Работают обереги Шурины.
— Заходите-заходите, — издеваюсь я.
— Да я тут… постою, — хмурится дядя Коля. — Дочурка твоя? — кивает на Машу.
— Ага, моя, — стягиваю садовые перчатки с рук. — Машенька.
— Хорошее имя, — улыбается участковый. — Редкое нынче. А муж твой где? Не видать его что-то.
Груш объелся…
— В городе пока. Работает.
— Ясно-ясно, — кивает участковый. — Ты чего ко мне утром заходила-то? По делу или старика решила проведать?
— Проведать, дядь Коль. В центре была и к вам заглянула, — подхожу к забору, ставлю локоть на столбик. — Кстати, спросить хотела… — смотрю в глаза полицейскому.
— Так спрашивай, — бодро разрешает.
— Как вам новый лесничий?
— Это самое… — дядя Коля смотрит на наручные часы. — Мне бежать пора. Надо на Сосновую к Петровым зайти. Толик опять жену гоняет с пьяных глаз. Неделю уже в запое.
На этой явно фальшивой ноте участковый ретируется. Не хочет про лесничего разговаривать. Ну-ну.
— Вась! — зову соседа-дурочка. — Иди сюда, — маню его пальцем.
— Чего? — подходит недовольный, что я его от стройки песочного замка оторвала.
— Можешь калитку открыть? — спрашиваю с хитрым прищуром.
— А мне что за это?
Шарю в кармане — нахожу конфету и демонстрирую её Ваське.
Он воодушевляется и… запросто берётся за калитку, толкает, заходит ко мне во двор. А я его не приглашала даже.
— Фляги в баню занесёшь, шоколадку дам, — обещаю Васе.
Он с радостью берётся за дело, а у меня тысяча мыслей в голове. Приехала называется в Любушки за спокойной жизнью.
Глава 5
Халупу мне Колян, конечно, выделил совсем убогую. Не дом — балок дырявый на заросшем полынью участке. Вместо кровати у меня теперь нары, а вместо домашнего кинотеатра старый радиоприёмник, который ничего, кроме помех, поймать не в состоянии. Хорошо хоть связь в этих чёртовых Любушках есть — интернет на смартфоне пашет. Но хреновато.
Я в лесу привык жить с комфортом, а тут населённый пункт — и такая фигня нездоровая. Люди. Больше добавить нечего.
Завариваю себе чай в котелке — костёр прямо у балка развёл — и сажусь на перевёрнутое ведро. Думы думать буду, тяжёлые.
— Здаров! — Коля шагает ко мне по дороге, рукой машет.
— Здоровались, — отвечаю, когда он подходит. — Новости есть? — наливаю чай в эмалированную кружку.
— Лерка дома с дочерью. Поговорил с ней немного.
— О чём? — сплёвываю листик заварки, поднимаю глаза на Коляна.
— Мужик у неё есть. Он в городе сейчас.
Что бы стоящее узнал, участковый доморощенный. Я в курсе про мужика Леры. Неинтересно.
— Я терплю Валерию только потому, что моя дочь считает её матерью. Девочка больше никого не примет на эту роль.
— Да знаю-знаю, — Колян поправляет фуражку, — законы стаи, чтоб их.
— Волчонок не может полноценно расти без материнской любви. А тебе, Колян, я бы посоветовал с уважением относиться к закону. Ты мент всё-таки, — хмыкаю.
Молчит господин полицейский, папку кожаную открыл, в бумажках роется. Сказать нечего? Я не сомневался. Такие, как Николай, живут среди людей и законы стаи не чтят. Зря.
— Держи удостоверение, — протягивает мне корочку лесничего. — Шибко только не свети.
— В курсе, — смотрю на печать, подпись кого-то важного и собственное фото в документе. — Выглядит как настоящее.
— Выглядит… — бурчит мент. — А по сути — липа. Вскроется — головы полетят.
— Если ссышь, не стоит мне помогать, — встаю и кидаю удостоверение в раскрытую папку в руках Коляна. — Бабки верни.
— Что ты завёлся? — Колян втюхивает мне корочку. — Просто предупредил.
Просто… Деньги ты любишь, Николай.
— Иди, — киваю на дорогу. — Отдохнуть хочу. Мне ещё ночь не спать.
— Ян, ты это самое… шибко-то не шуми. В деревне везде глаза и уши.
Ой, ссыкло ты, Коля! Мысли не озвучиваю — участковый сам знает о своей трусости. Как этого оборотня в погонах земля носит? Риторический вопрос.
— Что считаю нужным, то делать буду. Иди работай.
Выливаю остатки чая на траву, бросаю кружку рядом с костром и иду в балок. Терпеть не могу трусов и прочих пресмыкающихся гадов.
***
Остаток дня и весь вечер я как на иголках. Завтра день «Хэ» — у меня душа не на месте. Почему соседка настаивает на том, чтобы я пустила к дочери незнакомого мужика? Загадка, блин! Шурино слово для меня имеет авторитет, но хотелось бы услышать аргументы. Она обещала всё объяснить позже, и это «позже» напрягает. Радует одно — встреча при ней состоится. Не думаю, что Ян решится на что-то плохое при Шуре.
Готовлю Машу ко сну, размышляя, как из визита дикого папочки выжать пользу. Поговорить с ним ещё раз, чтобы тест на отцовство сдал? Ох, надо. Если отец, то пусть суд определит его права. Страшно. Но я за правду и справедливость.
Выхожу из бани с Машулей на руках и бегом в дом. Она намытая, сырым полотенцем обёрнутая. А на улице ветер разгулялся и похолодало — как бы не простыла моя девчонка под зубки режущиеся. Вожусь с дочерью — переодеваю.
— Сейчас настойку тёти Шуры выпьем и баиньки, да? — улыбаюсь Маше.
Она меня за волосы схватить пытается — играет, ни намёка на сон в озорных глазках. Раз моя мадам так разошлась и спать пока не собирается, проверю, не прорезался ли клык. Аккуратно трогаю десну подушечкой указательного пальца, пытаюсь нащупать новоиспечённый зуб, дочь сжимает челюсти и как кольнёт! Шикнув, я хватаюсь за конечность, а на пальце проступает маленькая капля крови. Сую палец себе в рот, а глаза на лбу…
Похоже, клык вылупился, но как можно проколоть палец детским молочным зубом — не понимаю. Машуля, зевнув, сама укладывается на диван. Ну и дела — никогда она так перед сном не делала. С ней ходить на руках полночи надо было, чтобы уснула. Трогаю лобик — нормально всё вроде. Дочь, подперев пухлую щёку кулаком, закрывает глазки. Кажется, даже настойка не нужна. И слава богу!
Не успеваю толком порадоваться неожиданному счастью, мой смартфон вибрирует на столе. Сердце сжимается и ухает вниз. У меня уже рефлекс, как у собаки Павлова, чёрт возьми!
Подхожу к столу и, сглотнув, тугую слюну смотрю на экран — Анька звонит. Фу-у-ух! На радостях жму на зелёную трубку и только после этого вспоминаю, что попрощалась с подругой навсегда.
— Привет, Лера, — вещает Анна из динамика. — Так и знала, что ответишь, — победоносное «хи-хи» у неё выходит особенно мерзким.
— Что ты хотела? — спрашиваю холодно.
— Просто звоню подруге узнать, как дела.
— Дело отлично. Всё?
— Нет, не всё. Что ты про Глеба надумала? — Аня заводит старую песню.
— Я о нём не думала. Некогда. И вообще, это ему думать надо, а не мне.
— Это прогресс, Лерчик! — радостно заявляет подруга. — Ты не отрицаешь, что вы с Глебом можете помириться!
Где в моих словах Анька уловила скрытый смысл, я не знаю. По-моему, она выдаёт желаемое за действительное. Одно неясно — ей это на кой чёрт нужно?
