– Праздник как раз ваш, – нахмурилась Лена. – Я жду папу. Что в пакетах?
– Пиво, сыр, охотничьи колбаски… пирожные…. Тогда я поеду?
– Оставайся, я ж не зверь. Есть чего новенького посмотреть?
– Ну так! – расцвёл Рома и вскинул планшетник наперевес как ружьё. – Траву курить будешь?
– Ясно, какие у тебя дела, – покачала головой Лена. – Ты с дуба рухнул? Нюся на свободе, папа вот-вот приедет.
– Иннокентий Германович – психиатр, а они знаешь, что употребляют? Надо будет спросить.
– Даже не думай, – улыбнулась Лена.
Голенькая мокрая Нюся обезьянкой взвилась на Рому.
– Дядя Рома! Принёс мороженое?
– А что ты больше хочешь: шоколадку или мороженое?
– Шоколадку, мороженое и конфету!
Фанта вела себя прилично, по крайней мере, с формальной точки зрения. Собака просто присутствовала, не без основания надеясь, что играет в Ромином сознании роль грозовой тучи. Когда дойдёт до ужина, она водрузит тяжёлую морду на колени неудачника и будет взымать колбасно-сырную дань до тех пор, пока Лена не обратит внимания на каменную неподвижность гостя и не отправит её страдать на диван.
***
Пользуясь вечерней возможностью пройтись по парку, не расплескав кипящие мозги через уши, Лена повела собаку на выгул. Фанта возилась в кустах, жамкая пастью. Нюся уверяет, что она ловит фей: «Маленькие, серенькие, мам, не мыши, у них крылышки, они – феи!».
Татьяна Викторовна несколько раз, смущаясь, заводила с Леной разговор о Нюсиных «глупых фантазиях». Так, в «зале» у Димки приходит сквозь стену тётя и улетает в потолок, по квартире бегают чёрненькие с глазками, а в углах сидят живые серые пятнышки. Чёрненьких и пятнышек Нюся не боится, а тёти боится, потому что та щиплется. А в лифте водится нечто в красной юбочке и чёрной кофточке, но без рук. Нюся спрашивала, что это такое, Татьяна Викторовна пугалась, у самой Лены мурашки бежали по спине, хоть пешком ходи из-за Нюсиных разговорчиков. О нелюбимом Фантой сломанном фонаре Нюся поведала, что на самом деле тот горит даже днём, а иногда из него лезут нитки. Хорошо хоть дома Нюся ничего не выявила... чёрненького. Кроме того, Нюся не бросила привычки играть, закрыв глаза, при этом у Лены возникало впечатление, что ребёнок видит ничуть не хуже, чем с открытыми глазами. Надо всё же с папой посоветоваться.
Лена тряхнула головой, отгоняя мысли. Жаркий вечерний парк окружил её гудками машин, голосами спешивших с работы клерков, шорохом шин чокнутых велосипедистов, затеявших покатушки несмотря на угарный газ. Ещё год назад вон тот, в по колено обрезанных колготках, летел бы у Лены птичкой. Смотреть надо, куда едешь, придурок! Но Нюся крепко натренировала Лену сдерживать порывы, так что пускай катится, всё равно до первого столба… Упс. Ничего, парень в шлеме, а колесо новое отрастёт. С другой стороны, способностиу Лены, может, и неисследованные, но внутренне согласие пациента необходимо, иначе не сработает. Остаётся удивляться готовности людей к всевозможным приключающимся с ними гадостям. А вот заставить их сделать что-то полезное или приятное никогда не получается. То ли способностивсё же однобокие, то ли у Лены и людей слишком разные представления о приятном.
Уже возле дома Лена вспомнила о волке. День прошёл, значит, песец пожалует с минуты на минуту, и, судя по гадостности сна, будет необычайно жирен. Лишний раз поздравив себя с неспособностью наблюдать безрукое в красной юбочке, Лена вызвала лифт.
***
Рома сочувствовал детям. Не то чтобы он их любил, просто не ощущал себя взрослым, тем более проживал, чего уж там, на детском положении. В двадцать четыре это достаточно противно, но не настолько, как быть ребёнком ещё и по возрасту. Считающий, что детство – невероятно какой приятный период, страдает старческим маразмом. Запущенным. Полная зависимость, ноль прав на личную жизнь. Понимание происходящего – примерно как у кота. И окружающие реагируют на тебя как на кота. Говорящего. Как обращаются с котами дети, известно. Друг с другом они это делают точно также (Рома с детства привык не подпускать их к себе слишком близко). Что касается взрослых, попытки высказаться упираются в комментарии типа «мне некогда» или «опять капризы». Взрослые по-своему правы – и некогда, и не поймёт ребёночек ни фига, плакать станет. А ребёнок и не поймёт, пока лично в ту же лужу раз сто рогом ни наступит, но иметь с ним дело от этого не легче.
Зато Рома знал, что нужно детям для счастья.
Совершенно счастливая, перепачканная газировкой, мороженным и шоколадом Нюся смотрела устрашающий мульт про гремучий замок. На физиономии застыло выражение котёнка, наблюдающего первую в жизни мышь.
Рома поскрёб склеившиеся кудри, соображая, чего не хватает для полноты бытия. Соображалось трудно, потому что мозг был загружен под завязку перевариванием последних аниме, фильма про призраки и толстенной саги о приключениях некоего попаданца в мир иной. Сюжеты переплетались, скручивались, мешались с картинками из дюжины комиксов, сплавляясь в собственный чудовищно-нелепый не то фильм, не то комикс.
Оплывший брикет мороженого в миске, утыканный кусочками шоколадки. Пирожные и конфеты россыпью в лужах газировки. Пиво. Мясо с картошкой (газировка добавила вкусовых нюансов). Рожица на столе, составленная из колбасок и кусочков сыра.
Большую часть жизни Рома питался здоровой пищей, а телевизор смотрел в гостях у одноклассника. Рома говорил на пяти языках, занимался музыкой для общего развития, рисованием (потому что отчим – известный архитектор), верховой ездой, плаванием и тайской борьбой. Окончив частную школу в Осло, он сбежал в Россию к отцу, поступил в Архитектурный, но вовремя очухался и занялся тем, о чём всегда мечтал. На отцовской мансарде Рома провёл четыре блаженных года, питаясь пиццей с пивом, сёрфя по ночам интернет, до одури пялясь в мультики и засыпая под утреннее шевеление в доме. Каждая встреча с реальностью вызывала шок и желание срочно убраться в более привлекательные места. Счастье омрачалось лишь сознанием, что так не может продолжаться вечно.
Блуждающий Ромин глаз привлекли затейливо размытые цветы. – Рома достал из буфета баночку, наморщил лоб, сражаясь с иероглифами…. Мороженое с вареньем! Жаль, мало, но на порцию хватит. На одну порцию, если что (вороватый взгляд в сторону Нюси). Рома выскреб себе в тарелку остатки варенья, перемешал, подумал и накрошил сверху полбанана.
***
При взгляде на увенчанный Нюсей стол (на отмывание ребёнка уйдёт не меньше часа), Лена почувствовала необходимость несколько раз глубоко вдохнуть и ещё глубже выдохнуть.
– Ты чего сопишь? – поинтересовался Рома.
«Спасаю твой планшетник от встречи с асфальтом, идиот!», – мрачно подумала Лена, вдохнула, выдохнула и, скорбно потупясь, отправилась мыть собачьи лапы. Рома должен целовать Нюсе шоколадно-газированные пятки за тренировку Лениной выдержки.
Рома виновато возник в дверях ванной, прижимая к груди тарелку с чем-то зелёным.
– Лен, прости, пожалуйста, мы тут с Нюсей… я…
– Я больше не буду, ага. Детский сад.
«Сколько еды испоганил, паршивец! – страдала Лена. – У-у-у, попадись ты бабушке – неделю боком бы сидел!»…
Бабушка собирала крошки в руку и съедала, она запасала крупу, спички, соль и полиэтиленовые пакеты. По субботам Лена с тётей садились выбирать из запасов червячков (Лена долго считала, что в муке и крупе непременно должны водиться червячки). Так бабушка изживала фобии голодного детства, голодной юности и голодных предков, духи которых вселялись в её тело буйную толпой, если Лена оставляла в тарелке хоть ложку каши. Удивительно, как при такой настойчивости бабушки и духов Лене удалось вырасти столь откровенно тощей. «В деревне б ни один парень не обзарился!», – сокрушалась бабушка. Судя по отсутствию пищевой рефлексии, Ромины предки вели более сытый образ жизни, да и сам он, по бабушкиным представлениям, сошёл бы за первого парня на деревне – в плане внешности, разумеется, бабушка не одобряла праздность. «Он явился толстый, красный, очень завлекательный», – из какого это мультика?
