– Свинтус ты, Рома.
– Где такое варенье продаётся?
– Нет у меня варенья, – отмахнулась Лена.
– Да вот же, «Домашнее лимонное варенье из сушёных лимонов». Хочу такое домой. С мороженным – пальчики оближешь, попробуй!
– Ты знаешь китайский? – тупо спросила Лена. Ситуация была настолько ужасной, что с первой попытки не поместилась в мозгах.
– Мама считает, что будущее за Азией, – пожал плечами Рома. – К нам ходил уборщик, он раньше преподавал в Пекинском университете, мама договорилась, чтобы со мной занимался.
Ужас, наконец, протащил в сознание тяжёлые кольца и свился в клубок. Крик был отвратителен Лениной натуре, она повышала голос крайне редко, тем прочней врезался каждый случай в память потерпевших.
– Рома, на фига ты взял эту грёбаную банку?!
Фанта сочла уместным удалиться из кухни, Нюся шмыгнула следом – не так уж ей интересен этот дурацкий мультик.
– А что такого? – пролепетал Рома.
– Это моя мазь от дерматита, чтоб тебя, Рома, ты же всё сожрал!
Минут через сорок Лена с выпученными глазами и захлёбывающейся воплями Нюсей подмышкой звонилась к Димке, помогая звонку левой ногой.
– …он как грохнется, до сих пор в отрубе, c пульсом полный швах!
Сонный Димка в одеяле моргал на неё из-под белёсых ресниц.
– А я что? Сама и откачивай, ты медсестра!
– Ветеринарная! Дим, это кранты! Фанта озверела, начала на Ромку швыряться, ели в спальне заперла, боюсь, как бы дверь не вынесла. С Нюсей истерика, она любит поорать, но чтоб так…. Здравствуйте, Татьяна Викторовна, возьмите, пожалуйста, Нюсю, умоляю, племяннику плохо, а она испугалась!
Дима, уже одетый, сбегал вслед за Леной по лестнице, шлёпая тапками.
– В скорую звонила?!
– Ещё чего! У Ромки картина в ноль героиновый передоз, это я тебе точно говорю, а у меня ребёнок азиатской внешности без документов вообще!
– Дура! Ты его мазь жрать не заставляла… – притормозив, Дима подозрительно сощурился на Лену сверху вниз. – Или это была не мазь?!
– Заткнись!
– Если он у тебя кинется, приедет милиция, и вот она точно станет задавать вопросы, это уже я тебе точно говорю. Звони, дура, в скорую!
Рома по-прежнему лежал на полу в осколках тарелки и зеленоватых подтёках мороженого. Фанта не лаяла и с дверью не сражалась, но рычала низко и хрипло, в то же время в рыке проскальзывали скулящие нотки. Лена убежала искать телефон. Вернувшись, она застала Диму на коленях.
– Делаю искусственное дыхание, – пояснил он, – челюсти зажаты….
– Уже делала. Ерундой занимаешься, отвали, я сама.
Массаж сердца тоже не помогал, но создавал иллюзию контроля над ситуацией.
Раздался звонок.
Вместо расхристанной скорой помощи вошёл невысокий худощавый человек, смуглый, с узким лицом и невероятными усами. Он принёс запах одеколона, пряный с черносливом – сигар, трёхколёсный велосипед и торт в строгой коробке с шёлковой лентой. Димка впустил его без вопросов, душой потомственного военного признав старшего по званию.
– Иннокентий Германович, мой папа, – механическим голосом представила Лена.
Быстро вникнув в происходящее, Иннокентий потребовал банку, мазнул ободок кончиком пальца. Резко очерченные брови скользнули вверх удивлённо.
– Где вы это взяли?! Некогда, потом.
Облизал палец и лёг рядом с телом, безмятежно распластавшимся с пеной на губах.
– Скорую не пускать! – глаза Иннокентия закатились, так что стали видны голубоватые белки.
– Отрубился, – прокомментировал Димка. – Чтобы двое ужрались мазью от диатеза – никогда такого не видел!
Снова звонили в дверь.
– Скорая, – вздохнула Лена. – Иди и не пускай. Ты мент, вот и не пускай!
– Не будь идиоткой! Одного жмурика мало, двоих хочешь? – взвился Димка.
Лена вытолкнула его в прихожую.
«Бу-бу-бу», – донеслось из-под двери. – «…ложный вызов…». «Да вы знаете, с кем говорите…». «Бу-бу-бу…». Лена сидела на коленях, тупо глядя перед собой. Воцарилась минутная тишина: скорая и Димка собирались с аргументами. На папином лице одна за другой вспыхивали глубокие царапины, кровь подмочила усы, устремилась струйками на снежной белизны пиджак. Прежде, чем Лена успела как-то отреагировать, Рома сел, будто подброшенный изнутри. Правда, он тут же со стоном улёгся вновь, но взгляд прояснился, а губы и щёки быстро приобретали нормальный цвет.
– Привет… – прошептал он хрипло.
Иннокентий легко поднялся, тыльной стороной ладони утёр кровь, стряхнул с рукава пиджака пылинку, кивнул Лене с Ромой и вышел в коридор. Его тихий голос перекрыл Димкины визгливые крики и ворчание медработников.
***
Лена, Рома и Дима смирно сидели напротив Иннокентия, пьющего чай. Умостившись в Иннокентиевых ногах, Фанта клянчила торт, сверля собачьим взглядом. С покрытым багровыми отметинами лицом, невероятно закрученными над бородкой усами и в пиджаке с кровавыми подтёками Иннокентий выглядел пиратом. Взгляд его был безмятежен, но на дне зрачков стыла задумчивость.
Рома делился впечатлениями:
– …к горлу подступило, на глазные яблоки сильно надавило изнутри. Сделалось темно, не так, как если закрыть глаза – тогда всё равно белые мушки мелькают. Темнота была… такая… густая, не отсутствие света, скорей вещество. В этот момент я страшно перепугался, почему-то первая мысль была, что я умер. Я подумал: "Я умер, но как же так? Бац, и всё?!". Затем подумал, что умирать не хочу и, соответственно, начал как-то двигаться, чтобы ожить. Толку никакого, вишу, и точка. Потом появился свет. Зелёный, точно от лампы с абажуром. Свет шёл снизу, я как-то сумел опустить голову, и офигел. Под домом текла река, больше всего это было похоже на реку, хотя состояла она из света. Меня стало туда затягивать, а я не возражал, наоборот. Знаете, я разный кайф пробовал, но рядом с этим ничего и близко не валялось. Наверно, нужны какие-то овердозы, верная смерть. У меня мелькнула мысль, что человек на подобный кайф не рассчитан, однако тогда перспектива скоропостижно слиться с вечностью показалось мне справедливой ценой за возможность испытать такое. Только мне быстро стало не до того. Сзади навалилось что-то тяжёлое, вцепилось в затылок. Я по-настоящему испугался, начал биться изо всех сил, пытаясь вырваться, у меня вроде получилось, даже зрение вернулось, почти нормальное, хотя всё равно немного в зелёных тонах. Тут как раз вбежали вы с Димкой, я попробовал до вас докричаться…. Между прочим, Дим, у тебя была собачья голова. И человеческая, и собачья одновременно, длинная рыжая морда, ушки такие провисшие… вспомнил, «колли»!
Лена тоже кое-что вспомнила: как встретив недавно в парке Татьяну Викторовну с Кешей, Нюся принялась верещать, что это не Кеша, а дядя Дима. Татьяна Викторовна до странности оскорбилась, чуть не отказалась Нюсю нянчить. Лена тогда списала эти её странности на давление.
– Фигню молотишь! – неожиданно злобно оборвал Рому Димка.
– Блин, ну прости, что тебе не понравился мой глюк, в следующий раз буду галлюцинировать по твоему заказу. И в этот момент то, что на меня напало, оказалось передо мной. Сначала оно походило на тёмную массу, но когда я пригляделся, сформировалось в нечто вроде зверя. Я понял, что это – волк, он прыгнул на меня, в глазах потемнело, и я стал обмякать потихоньку. Меня взяла обида, что умру вот так глупо, я начал вслепую пулять фиг знает, чем, в это фиг знает, что, и, очевидно, помогло, потому что зрение снова настроилось. Волка по близости не наблюдалось, зато рядом кружила ворона. Я удивился, откуда ворона, да ещё такая огромная, и очнулся. Да. Очнулся. Наверное, не совсем. Потому что, Иннокентий Германович, вы лежали рядом, а у вас на груди ворона сидела. Я понял, что это не может быть так, тряхнул головой, и прошло. Иннокентий Германович, ведь это вы меня вытащили? Не представляю, как, но огромное спасибо! Чем бы та тварь ни была, уверен, она собиралась меня… сожрать.
Лена вышла на балкон, не сомневаясь, что именно увидит: на берёзе чернел птичий силуэт. Крупная птица. Когда отец приходил в гости, за окном всегда объявлялся такой силуэт, а когда они с отцом гуляли, нечто подобное накручивало виражи в небе. Последний трамвай, радостно грохоча, полз в депо. Ему вторили оконные стёкла. Могильщик Алексей вёл Басю, пса, размером и характером напоминавшего бульдозер. Значит, в парке никого не осталось.
