— Уверен, если ты мне поможешь. Моя жизнь в твоих руках. Возьми эту склянку и послезавтра в этот же час заставь меня выпить жидкость, которая в ней находится. Если я не очнусь, то все уже будет напрасно.
— Хорошо, положитесь на меня.
— Где внук Жанны?
— Он спит.
— Не забывай о нем.
— Будьте спокойны.
— Пригласи сюда баронессу.
Госпожа Лансгер вошла.
— Ну что, мой милый больной, как вы себя чувствуете? — спросила она.
— Плохо, плохо, баронесса. Я думаю, что вы будете свободны уже в половине первого.
Действительно, с этой минуты дыхание доктора становилось все тяжелее и тяжелее; он горел в лихорадке, и губы его уже едва шевелились. Баронесса не плакала, но ей было страшно. Ивариус плакал, но не боялся.
— Итак, надежды больше нет? — прошептала госпожа Лансгер.
— На сегодняшний день нет, — ответил Ивариус.
— Я вас не понимаю! — воскликнула баронесса.
Тогда Ивариус в двух словах поведал ей об опыте, который доктор хотел над собой произвести. Баронесса с ужасом взглянула на Ивариуса, сочла его сумасшедшим и невольно отодвинулась. Пробило полночь.
— Слушайте, — сказал Ивариус.
— Что такое?
— Он не дышит.
— О боже мой! — воскликнула баронесса.
— Пожалуйте вашу руку, сударыня, — сказал Ивариус.
Баронесса машинально подала слуге руку, и тот положил ее на сердце доктора.
— Он умер, — проговорила она тихо, — сердце перестало биться.
— Нужно было, чтобы вы в этом убедились.
— Для чего?
— Через два дня, повторяю, он будет жив.
— Горе лишило вас рассудка! Друг мой, доктор умер!
— В таком случае, сударыня, приведите сюда всех своих знакомых и заставьте их положить руку на сердце доктора — пусть они убедятся в том, что он умер. А послезавтра к полуночи соберите всех этих людей у себя и отпразднуйте воскресение доктора.
— Это невозможно! — решительно сказала баронесса, пристально глядя на доктора, бледного и неподвижного.
— Но это произойдет, — возразил Ивариус, — неужели вы думаете, сударыня, что в противном случае я был бы так спокоен?
— Правда это или нет, — в ужасе воскликнула баронесса, — но поскольку вы всегда исполняли волю своего господина, отведите меня поскорее домой!
— Сначала закройте ему глаза, сударыня.
Ивариус взял с каминной полки лампу, освещавшую комнату, поднес ее к лицу доктора, и баронесса встретила погасший неподвижный взгляд своего бывшего возлюбленного.
— Закройте ему глаза, — сказал Ивариус.
Тогда она поднесла свои дрожащие руки к глазам доктора и одно за другим опустила ему веки.
— Теперь, ради бога, — взмолилась она, — пойдемте.
Четверть часа спустя баронесса у себя читала молитвы, а Ивариус стучался в дверь священника. Тот сам отпер дверь.
— Отец мой, — сказал ему Ивариус, — доктор умер.
— Хорошо, друг мой, я иду с вами.
И священник действительно пришел сидеть у изголовья покойника.
Понятно, что смерть доктора наделала в городе много шума, тем более что он предсказывал свое воскрешение. Дом его постоянно был заполнен народом; бедные и богатые, дворяне и мещане — все толпились около покойника и щупали тело, желая убедиться в истинности смерти. Позвали врачей, которые пребывали в крайней нужде, потому что Серван совершенно затмил их своим талантом и известностью. Они не без радости подтвердили, что доктор действительно умер. Что же касается воскресения, то они ни минуты о нем не думали, и их уверенность вскоре передалась и другим посетителям, в особенности тем, кто верил в неоспоримую смерть доктора.
Доктор слыл ученым человеком. Были даже люди, думавшие, что он имеет сношения с сатаной, но все-таки этого было недостаточно для того, чтобы вот так вот запросто вернуть себе жизнь. Многие говорили, что если бы Серван мог это сделать, то не позволил бы умереть трем своим подопечным, смерть которых наделала много шума в городе. На все эти выпады Ивариус отвечал презрительным молчанием и беспредельным доверием к словам своего господина.
Местное начальство было осведомлено о смерти доктора и об опыте, который он хотел устроить со своим телом, и сочло себя обязанным этому воспротивиться. Служители власти отличались скептицизмом и потому, решительно отвергая возможность успеха, не хотели содействовать этой мистификации. Но в бумагах, которые доктор перед смертью вручил священнику, Серван обещал, что его предприятие будет успешным.
Некоторые ученые — враги доктора — упрашивали власти дозволить выполнить все, чего требовал умерший, но не потому, что это занимало их с научной точки зрения, — просто они были уверены, что слова доктора не сбудутся. Они хотели навеки очернить его память в глазах общественности. Наконец, уступив этим просьбам, начальство решило не вмешиваться в дела доктора.
Что касается баронессы, то она, как и предвидел доктор Серван, ужасно шумела. Пожилая женщина всем рассказывала, что, узнав о болезни этого прекрасного человека, все семейство которого состояло из одного Ивариуса, она отправилась к нему немедленно и не покидала до самой смерти; что доктор, мол, сам ей говорил, что оживет по прошествии трех дней; что он умер у нее на руках, и она положила руку ему на сердце, чтобы убедиться в его смерти, а затем закрыла ему глаза; и что Ивариус просил ее устроить для своих друзей вечер, на который ровно в полночь должен явиться вернувшийся с того света доктор. Легко можно представить действие, которое производил на всех этот рассказ. Все друзья баронессы ходили смотреть на тело доктора и говорили, возвращаясь:
— Я видел его труп. Если он оживет, это будет уже слишком.
Итак, все с нетерпением ждали назначенного срока. Наконец наступил день, когда должно было произойти это великое событие.
Все наперебой старались достать приглашение на прием у баронессы. С восьми часов вечера в ее салоне собиралась любопытствующая публика. Разговоры касались одного предмета, чрезвычайно всех занимавшего, и взгляды гостей неустанно обращались к часовой стрелке, которая на этот раз, казалось, двигалась с необычайной медлительностью. Все господа, прослывшие в городе людьми умными, присутствовали здесь. Интересно было послушать их суждения: одни спорили с нахальством невежд, другие — с самоуверенностью людей, склонных все отрицать, но почти все были единодушны в одном: доктор, прекрасный и очень веселый человек, выдумал довольно оригинальное средство, чтобы заставить свет подольше говорить о своей смерти. Если Серван желал этого, то он достиг цели.
Весь город был на ногах. Простой люд прознал, что доктор Серван должен явиться с того света, и толпа заполнила улицы от его дома до самого дома баронессы. Так же, как и в салоне госпожи Лансгер, повсюду велось бурное обсуждение. На приеме у баронессы недоставало только Генриха, оплакивавшего любовницу, Франциска, тяжело переживавшего смерть отца, и графа Доксена, утратившего жену. Один из присутствовавших на вечере сделал следующее замечание:
— Если доктор воскреснет, то мы будем иметь удовольствие присутствовать еще при одном зрелище.
— Каком же?
— Меня уверяли, что он обещал графу Доксену воскресить его жену.
— Это правда, если он сам способен воскреснуть, то сможет воскрешать и других.
— Что ж, будет очень занимательно.
— Есть, правда, одно препятствие.
— Какое?
— Доктор не воскреснет.
— Я с вами согласен.
— И я того же мнения.
— Как знать, господа, как знать!
— Во всяком случае, — заключила баронесса, — даже если доктор Серван не оживет, то нам нужно оставаться вежливыми и не расходиться до последнего. Я не хочу никого обидеть, но должна признать, что он все же самый главный гость на этом вечере.
— Разумеется, но в четверть первого мы будем свободны. Мы и так дарим ему четверть часа — этого более чем достаточно!
— Для живых, — заметила с улыбкой баронесса. — Но для мертвых, которые приходят к нам издалека…
— Это правда, давайте подождем до половины первого.
— До часу.
— До утра, если будет нужно.
— Послушайте, господа, я хочу предложить одну вещь.
— Какую?
— Пусть те, кто верит в воскресение доктора, напишут свои имена.
Записались только двое.
Это голосование вызвало настоящий взрыв смеха.
— А тех, кто не верит, — подытожила баронесса, — я не вижу смысла записывать.
— А вы сами-то, сударыня, верите?
— Я присоединяюсь к большинству.
— Итак, тех, кто верит, всего двое.
— Один из которых раскаивается, что находится в их числе, — заметил один из записавшихся.
— Тем хуже для него, — сказала баронесса, — он не должен был записываться. Итак, господа, чтобы занять время, потому что теперь еще только девять часов, вот что мы сделаем: каждый из вас положит по талеру для бедных. Если доктор придет на прием, который сам же просил устроить, то те, кто в это не верил, а число их довольно велико, потеряют свой заклад. Если же нет, то бедные так и останутся бедными, потому что те, кто верит в воскресение доктора, положат только десять талеров, с которыми, согласитесь, не разбогатеешь.
