— Вся-вся!
Уже уходя, он вдруг остановился перед дверями:
— Кстати, за квартиру я заплатил за два месяца!
— Иди! — Анна громко засмеялась. — А то я сейчас в тебя кину вот этим полотенцем!
Холлисток, подыгрывая ей, деланно прикрыл голову рукой и быстро вышел за дверь. Поднимаясь по лестнице он продолжал улыбаться, чувствуя себя счастливым даже несмотря на то, что предстоящий день предвещал очередные заботы и трудности. Давным давно он не позволял никому столь вольного обращения с собой, одновременно и сам оставаясь всегда немного отстраненным и таинственным, сохраняя дистанцию даже в самые интимные и важные моменты жизни. Но с Анной он уже стал другим, и выбрав такую линию поведения, не собирался следовать с ней своим стандартам, что, конечно, не означало перемен по отношению к другим. Думая об этом, Генрих продолжал улыбаться до тех пор, пока не открыл входную дверь и тогда улыбка сама собой сползла с его лица.
Первое что он увидел, это были разорванные штаны Масси, лежавшие посреди холла. На пороге двери, ведущей в гостиную, обнаружилась его куртка с начисто отсутствующим рукавом, и наконец, в самой гостиной был обнаружен и хозяин пострадавшей одежды. Масси лежал на диване в одних трусах, одна рука его была неестественно вывернута, лицо опухло, а из правой ноги, в нижней части голени торчала окровавленная кость. Услышав шаги, он медленно повернул голову и страдальческая гримаса исказила его лицо.
— Ждравштвуйте, бош, — тихо сказал он. — Видите, вот такие дела!
Не отвечая, Холлисток подошел к столу, достал сигару, не спеша раскурил ее и только тогда вновь посмотрел на своего помощника.
— Что случилось? — спокойно спросил он.
— Меня шбил автобуш, — Масси говорил медленно, с трудом ворочая изуродованной челюстью. — Но я шам виноват. Это вшё этот коньяк.
— Хорошо погулял, — Холлисток подошел к дивану и внимательно осмотрел раны, — можешь дальше мне ничего не рассказывать, я и сам могу. Шел из какого-нибудь клуба, там еще добавил как следует, и вот результат. Правильно?
— Ой! — Масси рукой взял себя за нижнюю челюсть, которая болтаясь, мешала ему говорить. — Так и было. Я шел и голошовал, машин не было, потом режко повернулся, ушлышав жвук мотора и меня повело. Водител, наверно, ш ума шошел от этого. Он шражу жаторможил и брошилшя шмотреть под автобуш, но я даже не кришал, а притворилша. Тогда он побежал оштанавливать хоть какую-нибудь машину, а я шбежал.
— Хорошь! — Холлисток потрогал его за ногу. — А ты помнишь, сколько сегодня у нас дел? Впрочем, я сам отчасти виноват, не надо было тебя отпускать. Ну да ладно…во сколько это случилось?
— Около пяти. А вы не пошуштвовали, когда я вернулша?
— До тебя ли мне было! Кстати, а как ты сюда добрался?
— В тени, еще шолнше не вжошло. Добралша легко, но это отняло пошледние шилы.
— Водитель тебя точно не запомнил?
— Куда там!
— Это хорошо. Молодец, что хоть не стал там валяться. Так…, - Холлисток в задумчивости взялся за подбородок, — что же нам делать?!
— Нужна кровь, — Масси приподнял голову и увидев торчащую кость, со стоном вновь упал на подушку.
— Это я и без тебя знаю! — Генрих действительно был озадачен. — Но нельзя сюда затаскивать кого-то посреди дня, а ты ходить сейчас не сможешь. Ладно, полежи пока в другом месте, а я что-нибудь придумаю. Давай руку!
Он подставил Масси плечо, и тот, прыгая на одной ноге, перебрался в свою комнату, где уже совсем без сил упал на кровать.
— Проштите меня, бош, — сказал Масси, когда через некоторое время Холлисток зашел к нему, принеся воды. Через открытую дверь он видел, как Генрих в задумчивости ходит по квартире и испытывал настоящие муки, понимая, как подводит его.
— Не расстраивайся! — Холлисток улыбнулся и потрепал Масси по голове. — Всякое бывает в конце концов. Во время последней войны англичане сбили самолет, в котром я летел из Германии, так я выпрыгнул из него на высоте четырех километров и упал в лес. Сила и скорость падения такие были, что мне оторвало об ветки правую руку, пробило череп и в нескольких местах сломало позвоночник. Ты тогда был в Испании, и помнишь, какой я появился через два дня, когда меня уже и не ждали?
— Как обышно вы появилишь. Ждоровый и бодрый, только жлой ошень, — Масси даже нашел в себе силы улыбнуться.
— Ну вот! Я это тебе говорю к тому, что неизвестно, что хорошо, а что нет. И тот случай я вспомнил потому, что нашел тогда важную карту в кармане французского офицера, командовавшего отрядом, посланном на мои поиски.
— Так и што теперь делать?
— Лежи себе и жди, время покажет. Только вот что, — Холлисток подошел к Масси и еще раз внимательно посмотрел на его изувеченную ногу, — кость надо ровнее поставить. Сейчас я возьму полотенце, выправлю тебе ногу и перевяжу. Только не ори, а то весь дом перепугаешь!
— Мне не ошень больно, бош, только неприятно.
— Ладно!
Холлисток открыл шкаф, взял оттуда небольшое белое полотенце, положил его на место перелома и несколько раз сильно стукнул кулаком, вгоняя кость на прежнее место. Масси зарычал от боли, вцепился здоровой рукой в простыню, но и только.
— Все, готово, — Холлисток несколько раз обернул полотенце вокруг ноги и завязал его одиночным узлом. — Осколки вынимать я не буду — сами исчезнут, так что пока лежи и…., - раздавшийся звонок в дверь прервал его.
— Это Анна, — сказал он, повернув голову к двери. — Вот и хорошо, пусть полюбуется, чем кончается невнимательность и излишества даже для вампиров!
Он открыл дверь, на пороге которой действительно стояла Анна и молча пригласил ее войти.
— Что тут случилось? — она с удивлением рассматривала еще не убранную одежду Масси, продолжавшую лежать на полу.
— Полюбуйся, — Генрих взял ее за руку и подвел к комнате.
— Какой кошмар! — Анна всплеснула руками, увидев Масси, лежавшего с закрытыми глазами. — Кто это сделал с ним?
— А он у нас в основном все увечья наносит себе сам, — ехидно сказал Холлисток. — Потому что верхогляд! Он под машину попал!
— Ему больно? Он умирает?
— Как может вампир умереть из-за таких пустяков?! Впрочем, спроси у него сама… Открывай глаза! — с показной суровостью, громко сказал Холлисток.
Масси открыл один глаз.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Анна, садясь на край кровати.
— Шпашибо, уже лушше.
— А что ты прячешь глаза?
— Мне штыдно, што вы видите меня таким.
— Глупости какие! — улыбнулась Анна. — Тебе что-нибудь надо?
— Крови ему надо! — вмешался Холлисток. — Нам вечером ехать в Кельн, а мне помимо всех остальных забот теперь еще и это!
— Какой Кельн? — Анна округлила глаза. — Как он доедет?
— Если выпьет литр крови, то будет как новенький.
— А если крови пока не найдется?
— Тогда на восстановление потребуется дня три.
— Так мало! — Анна не переставала удивляться.
— Он же не человек, — улыбнулся Холлисток. — Это у людей такие травмы не совместимы с жизнью, а для вампира все не так страшно. Впрочем, времени у нас действительно мало. Если мне не удасться ничего сделать, то в Кельн я поеду один.
— Может быть, мне с тобой поехать?
Холлисток покачал головой:
— Нет. А здесь кто останется? Мало ли что может еще произойти.
Анна хотела еще что-то сказать, но в дверь опять раздался звонок.
— Кто это?
— Думааю, что это как раз мой клиент, — Генрих быстро осмотрел свою одежду. — Я пойду открою, а ты пока побудь здесь с этим неудачливым пешеходом, а потом спокойно выходи.
— Да, милый, хорошо. — Анна повернулась к Масси. — И как же это с тобой случилось?
Тем временем Холлисток взял разорванную одежду, и просто бросив ее за диван в гостиной, пошел открывать дверь, в которую позвонили уже дважды.
— Герр Холлисток? — на пороге стояла крупная женщина лет пятидесяти.
— Да. С кем имею честь?
— Меня зовут Анке Айманн. Я звонила вам вчера по поводу консультации.
— Да, конечно! Проходите в гостиную пожалуйста, фрау Айманн.
Холлисток посторонился, пропуская ее вперед, закрыл дверь и пройдя вслед за ней, пригласил стоявшую в нерешительности женщину сесть в кресло напротив его стола. Он уже несколько минут смотрел на нее, но до сих пор, к своему немалому удивлению, так еще и не распознал даже примерную причину ее прихода. Сев за стол, он раскрыл перед собой блокнот, взял авторучку и с самым серьезным видом сказал:
— Слушаю вас, фрау Айманн. Говорите и не стесняйтесь, конфиденциальность я вам обещаю в любом случае.
— Я даже не знаю, как мне начать, — женщина действительно сильно нервничала.
— Начинайте с главного, это сразу решит ваши неудобства. Когда сказано главное-стесняться уже нечего.
