У Малинки ее ждал сюрприз-сюрпризище в виде Лекса и грудастой роскошной блондинки. Эта парочка пыталась расшевелить Алинку (впрочем, безуспешно).
– Казя!!! – несказанно обрадовался Лекс.
– Лекс? – удивилась Казя.
Они бросились обниматься, словно были братом и сестрой.
Блондинка стояла поодаль, держа за руку Алинку.
– Девочки, познакомьтесь, – сказал Лекс. – Это Тик-Тик, студентка и моя новая подруга. А это Кассимира, она у нас новенькая. Появилась, построила домину в виде куба и умотала ходильничать. Слушай, как я рад, что ты не сгинула и смогла вернуться! А про остальных ты знаешь что-нибудь? А то все так внезапно исчезли перед Новым годом… Подарки мои не тронули, я их в итоге в марте к себе в могилу перетащил. И твой тоже. А Алинкин подарок тут вот стоит.
– Исчезли? Все? – заморгала Казя.
– Ага! Все, кроме Алинки, да она в беспамятстве.
– Мы даже дату выяснили, но только примерно, – вставила Тик-Тик. – Одиннадцатое ноября. В этот день ваш здорож написал в своем дневнике о том, что Тане плохо, и сообщил об этом в Небесную Канцелярию…
– А что, с Таней и впрямь плохо было?
Казя кивнула:
– Она на куски разваливалась, мы все это видели. И я видела, подтверждаю. Такая жуть была! Нога отдельно, на ломтики нарезанная, как колбаса. Фёдр вызвал санитаров, а нам велел по могилам прятаться.
– Ничего себе! Ты успела спрятаться?
Казя закусила губу. Говорить им или нет? Стася предупредила, что никому нельзя верить. А тут эта грудастая-глазастая…
– Не успела. Я в кафе сидела за столом. Кофе пила и лепешку ела. А потом очнулась – а передо мной Фёдр стоит, цветы в газете держит, а на газете – двадцать пятое апреля.
– Погоди, то есть ты с ноября по апрель сидела за столом в кафе?
– Получается, что так.
Лекс и Тик-Тик переглянулись.
– А сейчас… – начал Лекс.
– Все на месте, – быстро проговорила Казя, сообразив, что слишком много болтает, а ведь Стася предостерегала. – Собираются Первомай праздновать. Только тети Тани нет, ее так в больницу насовсем и забрали.
Тик-Тик вдруг прищурилась:
– Погоди, ты сказала «собираются», а не «собираемся». А ты…
– А я планировала быстро сгонять к бабушке, отнести ей куличи и яйца и вернуться, – соврала Казя, но не слишком соврала, поскольку пара яиц и несколько ломтей кулича лежали в боковом кармане ее рюкзака. – Но если вдруг быстро не получится, на праздник я могу опоздать.
– А сюда ты зашла, чтобы… – не отставала Тик-Тик.
– Чтобы попросить Алинку заменить меня в кафе. У меня же теперь кафе, «Казя и Кузя». В том красивом доме, который почти раззыбился. Там и тьма-кусты отступили, и кофе есть, и даже холодильник настоящий на кухне…
Лекс и Тик-Тик переглянулись.
– Алинка вряд ли тебе поможет, сама видишь, – сказал Лекс. – С чего ты взяла, что она сможет?
– Мне Фёдр сказал.
– Фёдру нельзя верить. Я пришел к такому выводу. Смотри! Он от меня скрыл приглашение на День открытых дверей. И про универ много лет молчал. И даже про подземный ход к могиле академика Франка. Слушай, а ты эти полгода точно в кафе сидела, не отлучалась? А санитаров видела?
Казя промолчала – из последних сил промолчала, если честно.
Одна из подвесок вдруг стала светиться. Так сильно, что даже сквозь рукав стало заметно. Казя увидела в пространстве ниточку.
– Простите, – сказала она. – Кажется, мне пора. Простите.
И сделала шаг в сторону.
Получился шаг как бы в воздух. Словно на ступеньку по невидимой лесенке поднялась. И сама Казя стала чуть менее плотной.
– Стой, держи! – вдруг закричала Тик-Тик и протянула ей какую-то бумажку.
Казя механически схватила ее:
– Что это?
– Пропуск в универ Йоки на одно лицо. Это мой пропуск, но он не именной. Ты пройдешь.
Казя растворялась:
– Спаси-и-и… Бо-о-о…
И исчезла.
– С ума сойти, – провожая ее взглядом, прошептал Лекс. – Впервые вижу, как ходильник уходит… Слушай, а ты сама теперь как вернешься-то?
Тик-Тик беззаботно повела плечиками. Верхний крючок на блузке – поньк! – и отстегнулся. «Нервничает!» – понял Лекс.
Глава 14
Метафизические улики
– Охренеть, что у вас творится, – протянула Тик-Тик, когда Казя смоталась. – У меня прямо смысл нежизни появился, разгадать все тайны.
– Ты совсем дурочка? – разозлился вдруг Лекс. – Тайны! Ты понимаешь, что можешь теперь навсегда тут остаться?!
– Я выкручусь, – пообещала Тик-Тик. – Скажу, что потеряла пропуск. Не убьют же меня из-за этого!
– Убьют? – заорал вдруг Лекс (кто бы мог подумать, что этот хипстерского вида спокойняшка способен на такие эмоции?). – Хуже, чем убьют! Вот что сделают!
Он бросился к Алине, схватил ее за плечики, поднял, словно перышко, и принялся трясти.
– Вот, вот что будет! Сгинешь! Раззыбишься!
– Ты ей голову оторвешь! Прекрати! – завизжала Тик-Тик.
– Вот во что ты превратишься на нашем жалком кладбище, если тут застрянешь!
– Отпусти девочку!
Они сцепились. Тик-Тик пыталась оттащить Лекса от Алины, тот держался мертвой хваткой. И тут выяснилось, какая она, «мертвая хватка». Оказывается, при некоторых обстоятельствах при близком контакте тела мертвецов проникают друг в друга, но не как нож в масло, а как пластилин в пластилин. Если продолжать, можно перемешаться так, что и не расцепиться потом (да, из-за этого и с сексом на Потустороньке траблы, требуются особые навыки и помощь коучей).
Тик-Тик так перепугалась, почувствовав длани Лекса внутри своих ладоней, что все до единого крючки на ее блузке дружно понькнули, и верхняя часть ее тела приблизилась формой к идеальному шару. Лекс тоже ощутил неладное, мигом прекратил истерить, тоже испугался. Так или иначе, им удалось расцепиться без потерь.
– Что это было? – прошептала Тик-Тик, медленно, очень медленно возвращаясь в естественное, не раздутое, состояние и не обращая никакого внимания на оголившиеся части тела.
– Слияние, по ходу… – Лекс тоже не обращал внимания на телеса Тик-Тик, сосредоточившись на своих дланях: он был в некотором шоке (если только мертвецы могут впадать в шок).
– По ходу чего?
– По ходу – это, в данном случае, наречие…
– А слияние – это что?
– Метафизический процесс. Необратимый. Приобретение новой формы с новыми свойствами. Например, мы могли слиться в многоруконога непонятного пола и роста.
– Брр!!!
Пытаясь упокоиться, все еще похожая на шарик на ножках Тик-Тик принялась ходить по домику Алинки, разглядывая интерьер и рассуждая вслух.
– Много-руко-много-ного-жуть. Нет, нет, только не это! Это слишком страшно. Можешь кому хочешь башку отрывать, я больше ни за что не вмешаюсь. Ни-ни! Если меня не пустят обратно в универ, буду жить тут. Построю дом. Научусь варить кофе.
– И в один прекрасный день исчезнешь, как и все.
– Так Казя же сказала, что никто не исчез! Зря мы панику развели. Мало ли, где они находились эти полгода.
– Моя версия: в больнице находились.
– Давай пойдем и все узнаем из первых уст.
Это было самое верное решение. Они оставили Алинку-Малинку, поскольку все равно ничем не могли ей помочь, и вышли.
– Я хочу кофе, – одними губами прошелестела Алинка, но в ее могиле в этот момент уже никого не было.
На улице было светло и радостно. Все уже зеленело и цвело. Наверху, на кладбище, трава еще только-только пробивалась сквозь грязь и иссохшую листву, а под землей, где климат куда деликатнее, царил настоящий цветочный праздник. Цветовая гамма Потустороньки не такая, как в мире живых. Белого света тут почти нет (вот уж воистину «света белого не видать»), а воздух теплый, желтовато-золотистый. Растения словно бархатные, насыщенные какие-то, даже когда они нежных, пастельных оттенков. Теней нет вовсе, поскольку свет идет как бы отовсюду – наверху так бывает, когда солнце скрыто плотным слоем облаков.
Могила Алинки находилась, по местным меркам, достаточно далеко от улицы, на которой были склеп Склепа, кафе «Казя и Кузя», дом тети Тани и еще три дома ходильников, которых Лекс ни разу в нежизни не видел.
