— Ой, простите, сорри мисс, экск’юз ми. Конечно-конечно, давайте я провожу вас в ванную… Вот сюда, плиз…
Но не успела Лена сделать и шага по указанному направлению, как раздался мелодичный писк, и через секунду низковатый мужской голос пробасил откуда-то из-за спины:
— Здравствуйте, Сергей Иванович! Вы не спите, мы вас не разбудили?
— Нет-нет, я не спал, — отодвигая испуганную девушку в сторону, сказал в микрофон домофона Костров. — Что-то случилось?
— К сожалению… Тут такое дело… — продолжал докладывать бас из стены. — В общем, под прикрытием тумана — и откуда он только взялся, — на закрытую территорию проникла девушка… пардон, совсем без одежды. Мы ее почти схватили, но ловкая стерва ускользнула словно рысь какая… Скажите, она у вас не объявлялась?
Костров строго-вопросительно взглянул на Лену! Неужели это правда? Неужели среди ночи такая красавица — ни много ни мало, а настоящая модель, достойная титула «Мисс Вселенная», — могла сама по себе заявиться к нему на дачу, заявиться просто так, волей слепого случая, заявиться без всяких тайных замыслов и коварных планов??? А Лена, думая пока больше о спасении, чем о дядином наследстве, всем телом, мимикой и жестами умоляла: «Не выдавай, не выдавай меня, ради всего святого не выдывай!». Ее лукавые глаза засеребрились наворачивающимися слезами: «Пощади меня! Пощади! Пощади!» Разве мог он устоять, разве вообще может устоять мужчина, когда девушка, такая девушка, просит о помощи, просит о спасении и смотрит на него такими глазами!? А потому ответил:
— Нет, не объявлялась…
— А ничего подозрительного, необычного не приметили, Сергей Иванович? — не унимался голос из стены.
— Нет, к сожалению… Увы, не смогу вам помочь…
— Вы позволите осмотреть ваш участок? Может, она где в кустах притаилась, ведь кто ее знает, что на уме у этой твари?
— Да ради… — он уже хотел согласиться, но Лена решительно замотала головой: «Нет, только не это!»
И тогда Сергей продолжил более жестким тоном:
— Нет, не позволю. Ее здесь нет… Я… — Костров не любил врать, а потому слегка замялся. — Я… только что выходил в сад и никого не заметил.
— Хорошо, — нехотя согласился голос. — Но если что — сразу нам сообщите…
— Обязательно! Сразу поставлю вас в известность!
Убедившись, что домофонный голос затих окончательно, Лена подошла к Сергею и благодарно, по-сестрински мягко чмокнула его в щеку, при этом её спелые груди самыми остриями сосков скользнули по груди юноши, скользнули, на мгновение задержавшись, застыв, прильнув к чужому телу, но и этого мгновения хватило, чтобы поранить его сердце… Теперь она не сомневалась, что попала точно «по адресу», что перед ней ее единственный двоюродный брат, и, значит, игра уже началась… Он попытался обнять девушку, обнять, чтобы прижать к себе, сохранить это прикосновение, не отпускать его, усилить, но Лена ловко вывернулась и, лукаво подмигнув, словно бы обещая: «Потом, все потом!», взяла его за руку и напомнила:
— Ты обещал проводить меня в ванную, не так ли, Сережа?
— Конечно, пойдем, вот сюда… Но, почему ты не захотела, чтобы они осмотрели сад, ведь теперь они будут думать…
Но Лена, не дав ему продолжить, перебила:
— Конечно, будут думать, но если бы они увидели разбитое окно и нашли осколки, то тогда бы они так просто отсюда не ушли.
— Точно, а я и забыл про окно… А тебя то как зовут?
— Меня? Меня… Ариадной, — неожиданно даже для самой себя солгала Лена, и, пытаясь замаскировать свою ложь, тут же добавила: — Только не говори, что имя редкое и красивое. Мне все об этом говорят… Надоело…
— Да уж, верно говорят… Загадочное имя и… многообещающее…
— О, да! — согласилась девушка. — А Сергей — почти что Тесей. Не находишь?
— Пёт-етр… — задумчиво произнес Костров. — Ну, что, пойдем в салль де бэнь?
— Пошли, Тесей! Веди свою Ариадну… — торжественно согласилась Лена.
Ванная комната была здесь же, на первом этаже, и от входной двери до нее надо было сделать едва ли больше десяти шагов… Запирая за собой дверь в ванную, Лена попросила:
— Если не трудно, то, может, найдешь какую-ни-то одежду, а то мое платье… — и тут она бросила взгляд на трубчатый сверток в своей руке, — слишком сковывает движения… и так трудно снимается…
Последние слова прозвучали в груди Сергея как явное обещание, как недвусмысленный намек, что все будет, и потому он с удвоенной энергией бросился искать одежду для гостьи и вообще наводить порядок, однако перед тем… в самый последний момент, за несколько мгновений до того, как включить свет в ванной, но уже после того, как Лена туда вошла, он краешком глаза отчетливо заметил, что в темноте тело девушки источает тончайший лазоревый свет, словно оно окутано серебристой аурой, быть может, даже божественной…
Глава 13. Ариадна и Тесей
Пока Лена смывала с себя липкий уральский чернозем, приютившийся не только на ногах, но залезший на живот и спину, испачкавший лицо и волосы, Сергей бросился наверх наводить марафет. Но только он начал уборку, как вспомнил, что надо поставить чайник — и стремглав метнулся вниз, на кухню, где заодно также стал подыскивать трапезу, достойную таинственной гостьи, но не успел закончить и это, как оказался в спальне родителей, дабы подыскать в шифоньере подходящую — не слишком откровенную, но далеко и не монашескую — одежду для неожиданной странницы-пришелицы по имени Ариадна… В конце концов, он вконец запутался в своих желаниях и действиях, все поплыло перед глазами, калейдоскопом закружились стены, окна, двери, вещи, мебель… Кровь била по вискам отбойным молотком, и это был молоток желания, молоток жажды плоти, юной женской плоти, которая была так близко, так рядом, обещая подарить неземное наслаждение… Кожа на лице его краснела, на груди и спине потела, на руках и ногах вздыбливалась мелким бисером мурашек. Казалось, все вот-вот полетит у него окончательно из рук, и вихрь чувств, вызванный неведомым доселе натиском гормонов, разорвет если не его тело, то уж точно разбросает осколками хрупкое сентиментальное сознание… И тут, как гром средь ясного полдня, донеслось бархатистое, шершавистое, томное контральто:
— Тесей, потри мне спинку, пожалуйста!
«Боже! — взмолился про себя Костров. — Дай мне сил вытерпеть, устоять, не взорваться, не упасть до животного! Прошу Тебя, молю Тебя!» Робким, шатающимся шагом двинулся он к заветной двери, за которой на фоне шума струящейся воды парил чарующий голос, распевавший незнакомую песенку: «Рано ли, поздно ли, там иль тут, тропочку, ниточку оборвут…»
Войдя в ванную, Сергей однако внезапно успокоился — быть может, Бог в самом деле услыхал его мольбу, — но так или иначе, получив в руки мочалку, он смог целую минуту выполнять новую для себя работу мойщика женских спин, за что получил очередную награду, сотканную из двух слов «спасибо» и «милый» и приправленную таинственно-томной интонацией и загадочным взглядом-улыбкой…
«Молодец, Серега! — сказал он себе, оказавшись тет-а-тет с самим собой. — Первое искушение ты выдержал! Главное — не сломаться раньше времени!»
Лена же тем временем завершала свой туалет и когда уже собиралась накинуть заботливо принесенный длиннополый, но весьма откровенно декольтированный халатик нежно-сиреневого окраса, как некий внутренний голос властно потребовал: «Сначала надень платье! То самое, подаренное Загреем. Надень, а потом сними, и увидишь, что будет…» Непростая была это работенка — натягивать тугое одеяние на еще сырую кожу, но усердие было не напрасно — результат превзошел все ожидания девушки…
Когда Ариадна вошла, наконец, в спешно убранную залу, посреди которой на низком журнальном столике курился электрочайник, а в круг него расположились немногочисленные, но изысканные аппетитные яства: сырокопченая колбаска местного пошиба, осетринка, эксклюзивно присланная из Астрахани три дня назад, французский сыр «Рошфор» из самого дорогого гастронома города, а также традиционная для начала июня испанская клубника, источавшая нежнейший… Но этого аромата Лене не суждено было расслышать, ибо вместе с ней в комнату ворвалось и моментально заполонило её без остатка облако свежести, в котором перекликались, споря друг с другом, то ссорясь, то мирясь, две дивные мелодии: одна была вечерним запахом моря, пропитанным йодом и солью, насыщенным мельчайшими капельками, моментально сделавшими лицо и торс Сергея мокрыми, будто бы он постоял у самого берега волнующегося океана, другая — утренним ароматом розовых полей, едва проснувшихся и отдающих вместе с испаряющейся росой все тайны ушедшей ночи. А между двумя главными мелодиями резвились, жужжали, порхали десятки других, более тонких и менее уловимых благоуханий, каждое из которых на секунду-другую словно выскакивало на сцену, под яркий свет софитов, и тут же уходило в тень, уступая место новому солисту. Тут были и терпкие ароматы полыни, и резкое дыхание можжевельника, и томно-тучные гроздья жасмина, и пьянящая прелесть сирени, и дурманящая отрава ландыша, и нежное прикосновение фиалки, и даже увесистая поступь ладана, и много-много других аккордов, заставлявших обоняние трепетать словно сухой лес в предвкушении долгожданной грозы.
