Но все это удивительное действо совсем не было похоже на хаос ароматов, царящий в любом парфюмерном магазине. О, нет! В магазине, даже если это самый дорогой и фешенебельный салон изысканнейших духов, запахи смешиваются как придется, без системы и смысла, наскакивая, отталкивая, давя, калеча, уродуя и уничтожая друг друга. Здесь же, на втором этаже генеральской дачи, в просторной и совсем уже светлой гостиной, ждущей первых лучей молодого солнца, начался настоящий концерт с исполнением цельной, единой симфонии, отчасти похожей на рок-оперу, в которой все гармонично, продуманно, строго и классически прекрасно, где солируют то ли Ромео с Джульеттой, то ли Кончитта с графом Рязановым, а их поэтический диалог обрамляют десятки других персонажей-ароматов.
Пораженный услышанной бесподобной красотой — именно услышанной, а не унюханной, хотя речь идет именно о запахах, — Сергей несколько минут просто плавал в этой симфонии, испытывая то, что, возможно, не довелось пережить еще никому из смертных, и это было нечто более богатое и сильное, более глубокое и возвышенное, чем то, что мы на нашем бедном языке именуем термином «наслаждение»… Лена же между тем, сияя победным взором, уселась в кресло и стала пристально, неотрывно смотреть в глаза брату, словно старалась влезть в самое нутро его души, проникнуть взглядом до самой сердцевины мозга. Она предвкушала полный и безоговорочный триумф и только страсть к игре, желание подольше помучить жертву, не позволяли ей сразу перейти в наступление и потребовать свое… Она была уверена, что за свое ясное и недвусмысленное обещание одной только ночи безумной любви, Сергей, как ей казалось, уже близкий к умопомрачению, подарит ей все, что она хочет, подпишет любые бумаги вплоть до отказа от половины… а может и от всего огромного наследства… Но Лена не спешила — скорая победа показалась ей недостойной ее божественной мощи и ее могущественнейшего покровителя, она хотела продемонстрировать Загрею, что она великая актриса, великая художница жизни, а все великое требует времени и терпения…
— Ну что, милый!? — наконец прервала молчание девушка. — Давай, угощай свою гостью.
— Конечно-конечно, Ариадна! Кушай, что хочешь! Все свежее, мытое… Тебе чаю или кофе?
— Чаю? Кофе? — вздернула брови девушка. — Неужели я достойна только этого?
— Извини, у меня что-то с головой — столько впечатлений… Вино, ликер, коньяк, виски?
— Да за кого ты меня принимаешь? — грозно, но вместе с тем ласково спросила Кострова, едва не давясь от смеха.
— Но что же тогда? — не вытерпел недоумевающий Сергей. — Быть может, шампанское?
— Совсем что ли очумел, милок! Какое шампанское? Я хочу… пожалуй… — тут Лена сделала многозначительную паузу и выпалила: — А спирт у тебя есть, только чистый, медицинский, без всяких там сивушных отголосков?
— Спирт???
— Ну да, а почему — нет? — поинтересовалась Ариадна.
— Не знаю… Может, если только чуть-чуть… надо поискать… — затушевался юноша, но внезапно что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу, и, уже уверенно улыбаясь, добавил: — Ну, конечно, спирт сейчас будет, Королева! Один секунд!
— Да, ладно, — уже почти смеясь, остановила порыв гостеприимного хозяина девушка. — Я же пошутила! Давай тащи вино! Надеюсь, оно французское или хотя бы итальянское?
— Нет, мисс, — уже придя в себя, осмелился возражать Сергей. — Французского не держим-с. Сегодня люди голубой крови пьют исключительно вина, сделанные на родине винограда, именно там выращенные, заложенные и выдержанные!
— Значит, греческое вино? Или даже с самого Крита?
— О, нет! Простите, Королева, но ваши сведения устарели. Согласно последним научным изысканиям, родиной винограда признан Крым! И, осмелюсь утверждать, в нашем городе ни у кого нет такой богатой и изысканной коллекции коллекционных крымских вин, как у вашего покорного раба!
— Ого! Круто! — обрадовалась девушка, а про себя подумала: «Неплохо ты устроился, генеральский сосунок. Но ничего, ты еще поскачешь у меня, поваляешься в ногах, полижешь подошвы моих лапок!» А затем уже вслух добавила:
— Ну, давай, угощай свою Королеву, рыцарь! Полностью полагаюсь на твой вкус! — а в душе дивилась: «Кажется, повторяется та же история, что и с Загреем: сначала вино, потом секс, а затем поучать начнет или даже легенду какую расскажет, ведь он, кажется, учился в Москве, в самом МГУ… Только вот беда — секса ты не получишь, мальчик, хоть и из кожи вон лезешь, чтобы заработать его… Ведь ты не Загрей, даже на нормального мужика не тянешь, куда уж тебе до бога…»
Через три минуты Сергей, уже радостно предвкушая как собственное, так и общее удовольствие, откупоривал бутылку, принесенную из прохладного погреба, между делом поясняя:
— Это «Ай-Серез», десятилетней выдержки, совсем новая марка, но с очень богатым букетом… в общем, весьма удачная…
«Началось! — вновь молвила самой себе Лена. — И тут десятилетнее, и цвет тот же, наверное, и вкус, конечно, похожий… Странное совпадение… Что бы оно значило???»
Но у вина хоть и оказался тот же золотисто-рубиновый сочный колор, но вот по вкусу оно оказалось послаще и совершенно лишенным терпкости, и, чему не уставала удивляться гостья, в целом вино показалось ей заметно вкуснее тех напитков, которыми ее угощал хозяин Киферона…
У Сергея же, как ни странно, волнение улетучилось начисто, а проснулось незнакомое доселе красноречие, точнее, знакомое, но лишь по собственным лекциям, но всегда почему-то покидавшее при доверительном, с глазу на глаз, общении с девушками. Поэтому их беседа потекла как спокойная широкая полноводная река, без порогов и стремнин, без резких остановок и внезапных мелей, в общем, как по маслу. Так прошел час, подходил к концу второй… Солнце давно встало, растопило последние островки тумана, сад изукрасило золотом, а стены гостиной — розовыми бликами.
На свою беду Сергей настолько доверился внезапно свалившейся на него очаровательной незнакомке, что рассказал в подробностях всю свою жизнь, а также жизнь родителей, упомянул о бабушках и дедушках и, наконец, вскольз прошелся по дяде, Лениному отцу, а потом и по ней самой, спросив у Лены, не стоит ли, по ее мнению, теперь, когда родители его мертвы, наладить отношения с двоюродной сестрой, которую он никогда не видел, но все же рад, что она есть, что зла ни на ее родителей, ни, тем более, на нее саму он не держит. Но Лена промолчала, сделав вид, что отвлеклась и не расслышала вопрос… Для нее было главным — сохранить ореол таинственности, блокировать все попытки собеседника раскрыть ее инкогнито, что она успешно претворила в жизнь, давая самые расплывчатые ответы на редкие вопросы оппонента…
В результате Лена получила полную картину жизни своего кузена и его теперь уже погибшей семьи, тогда как Сергей не узнал о своей собеседнице ровным счетом ничего существенного: ни настоящего имени, ни места учебы, ни интересов, ни того, где она была ночью и как, почему и зачем оказалась здесь в столь ранний час и в таком виде. Лена же тем временем все больше погружалась в сладкую дрему, убаюканная ритмично-занудной манерой говорения партнера по диалогу.
— Рина, — окончив очередной автобиографический экскурс, обратился к засыпающей девушке Сергей, — давай я тебе постелю, а то ты уже никакая.
— Ой, да, конечно, спасибо! — очнулась гостья от надвигающегося сна. — А то я что-то совсем… Ты уж не обижайся, просто была тяжелая ночь…
— Я это давно понял, что тяжелая. Это ты меня извини, Риночка, что утомил своими рассказами…
— Нет-нет, мне было очень интересно! — на этот раз почти искренне возразила Лена. — Но я правда уже сплю…
Вандерлин Дж. Спящая Ариадна на Наксосе
Через две минуты постель была готова: широкая двуспальная кровать в родительской спальне, застеленная новым солнечно-желтым бельем с голубыми цветами, очертаниями похожими на лилии. Когда усталая гостья небрежно, как бы мельком, распахнула халат, совершенно не стесняясь своей наготы, словно была совсем одна, Сергея охватила новая, еще более сильная волна желания. Кожа девушки продолжала призывно блестеть и манить тончайшими, едва уловимыми ароматами, бившими не столько по сознанию, сколько ниже его, в область неосознаваемых чувств и инстинктов. И даже одеяло, под которым проворно распласталась девушка, не смогло замедлить нарастающего вожделения…
Он сел на край кровати, нашел руку Лены и, глядя в ее едва приоткрытые засыпающие глаза, любуясь влажными алыми губами и аккуратным носиком, стал гладить её пальчики, ладонь, всю кисть… Лена же никак не реагировала, хотя краешком души понимала, что прикосновения ей приятны, однако предпочитала делать вид, что ничегошеньки не происходит. Эту игру с мужчинами, когда женщина остается абсолютно равнодушной к их взглядам и прикосновениям, она именовала «Бревном» и знала, что нет игры слаще для женщины и мучительнее для мужчины, чем эта жестокая забава. Ведь все мужчины больше озабочены тем, чтобы доставить удовольствие партнерше, чем самим себе, и когда все, даже самые изощренные их усилия, не вызывают у женщины даже вздоха, то это ужасно бьет по мужскому самолюбию. А делать больно мужчинам Лене было не привыкать, а к Сергею она намеревалась применить все самые верные и наиболее остроотточенные средства из своего богатого садистического арсенала — как-то слишком быстро она забыла, будто кто-то намеренно затмил ей сознание, свое недавнее обещание не мучать мужчин, данное Загрею…
