— Я и так предложу, — пожала я плечами. — Магда вот-вот его принесет — приказ был отдан, как только мы вошли в дом. Мисс Дюмон, вы предпочитаете несладкий, очень горячий кофе с молоком и корицей, если мне не изменяет память?
Уж не знаю, что такого было в этом вопросе, но Джулия Дюмон вдруг захлопала ресницами, всхлипнула как-то жалобно — и рассмеялась, хрипло, истерически, до слез.
Эллис отвернулся, в кои-то веки проявив деликатность.
— Свисток, пожалуйста, — мягко напомнил он, когда Джулия немного успокоилась.
— Хорошо, — сдалась та наконец и добавила неуверенно: — Но только верните его, пожалуйста. Это не только моя защита, но и память.
— А еще — улика, — вздохнул Эллис, но все же пообещал: — Я подумаю.
Мисс Дюмон зажмурилась, словно готовясь нырнуть в омут, и вытянула шнурок.
На стол с тихим стуком лег желтовато-белый предмет странноватой формы — то ли неправильная спираль, то ли вовсе абстрактная загогулина. Эллис с любопытством наклонился, вглядываясь в причудливую резьбу.
— Интересно… Это кость?
— Да. Думаю, да. И еще какие-то камешки внутри — по крайней мере, там что-то гремит. И еще дрожит, как будто натянутая нитка.
И воцарилась тишина. Эллис и Джулия одинаково внимательно глядели на злосчастный «свисток» — только один жадно, а другая тоскливо. И лишь я по-прежнему ничего не понимала.
— Гм, — кашлянула я. — Рискую показаться вам невеждой… Но все же прошу пояснить — что это такое?
— Бесшумный свисток, отпугивающий собак.
— Мой амулет.
Ответы прозвучали одновременно, но ясности не добавили. Я сдвинула брови.
— Мистер Норманн…
— О, понял, раскаялся, объясняю, — Эллис быстро поднял руки вверх, как будто о пощаде молил. Вышло это ужасно комично. — Леди Виржиния, вы видите перед собой вещицу легендарную. Я бы даже сказал, мифическую — бесшумный свисток, звук от которого слышат только звери. Знакомо ли вам понятие «ультразвук»? — я покачала головой. Эллис тяжко вздохнул, и я сразу почувствовала себя постыдно необразованной. — Что ж, не буду вдаваться в подробности, времени нет. Объясняю вкратце: это звук настолько высокий, что человеческое ухо его не различает. Однако многие животные прекрасно слышат ультразвук. Еще в прошлом веке аксонец по фамилии Стэллтон создал особый свисток для дрессировки собак, основанный на принципе ультразвука. Применяется это устройство и сейчас. Звук его, к сожалению, настолько тих, что некоторые собаки на него не откликаются вовсе. Но это… — Эллис с восхищением прикоснулся к костяному свистку. — Радиус действия у него явно невелик: собаки, стоявшие чуть дальше, всего лишь испугались. Но та, которой не повезло оказаться близко, на некоторое время была просто-напросто оглушена — так, что не смогла идти самостоятельно. Удивительная вещь! — еще раз повторил Эллис с восхищением. — Откуда, говорите, вы его получили? И когда?
— Я еще не говорила, — мисс Дюмон опустила глаза. — И мне не хотелось бы…
— Мисс Дюмон, — ласково укорил ее Эллис. — Вспомните, мы же с вами хотим сотрудничать, верно?
— Это не относится к следствию, — тихо ответила она.
— Мне решать, — так же ласково продолжил детектив, но я почувствовала, как по спине прокатилась волна мурашек. Ох, скорей бы Магда принесла горячий кофе! Наверное, во всем виноват озноб. И мокрое платье. Ну, разумеется! — Не упрямьтесь, мисс Дюмон. Чем раньше мы покончим с вашими воспоминаниями, — прозвучало это на редкость двусмысленно, — тем быстрей перейдем к сути дела. Я же знаю, что вы устали молчать.
— Я молчала бы столько, сколько надо, — задушенно произнесла мисс Дюмон. — Но вы ведь уже знаете все, да?
— Почти все, — уклончиво ответил Эллис. — Кроме деталей и мотивов, а это, знаете ли, самое интересное. Итак?
— Мне подарил его призрак.
— Что?! — изумленно задрал брови Эллис. — Мисс Дюмон, вы взрослая, очень умная женщина, давайте обойдемся без мистики.
Мисс Дюмон подняла голову, встретив недоуменный взгляд детектива почти безмятежно.
— Я говорю правду. Хотите верьте, хотите нет. Это случилось пятнадцать лет назад, в годовщину смерти Нингена. Я тогда гостила в Марсовии, в тихом пригороде Лютье, у своей троюродной сестры…
— У Эстер Бонне, — охотно подхватил Эллис. — Она дочь Нингена, верно?
— Да, все так, — кивнула Дюмон. Волосы у нее начали подсыхать и — вновь завиваться кольцами. А вместе с приличной прической к ней, кажется, начало возвращаться и самообладание. — Мы дружили в детстве. В тот день была годовщина смерти Нингена, и наши семьи отправились вместе на кладбище Сен-Мари, чтобы почтить его память, принести цветы и свечи… А там, на кладбище, были эти чудовища.
— Призраки? — искренне заинтересовался детектив.
Джулию Дюмон перекосило от отвращения:
— Что вы. Хуже. Собаки.
К счастью, именно в этот момент Магда постучалась и вкатила в комнату сервировочную тележку, и за шумом я смогла скрыть неуместный смешок.
— Отец знал о моем отношении к этим… животным, — продолжила между тем мисс Дюмон. — Поэтому он разрешил мне постоять у ворот кладбища, пока сторож не отгонит собак. Дело это, увы, затянулось. Тогда я отдала Эсти свои цветы и попросила положить их на могильный камень вместо меня, а сама стала смотреть за церемонией издалека, — голос у мисс Дюмон стал напевным, как тогда, когда она рассказывала о символизме в картинах Нингена. Запах кофе и корицы плыл по комнате… Эллис лишь с очевидным усилием воли заставлял себя смотреть на рассказчицу, а не на блюдо со слоеными пирожными. Да уж, некоторые вещи не меняются. — Сначала я просто наблюдала, а потом заметила, что у соседней могилы стоит какой-то мужчина во всем черном и с белыми цветами в руках. Он глядел в сторону могилы Нингена, но тоже не спешил подходить. Мне отчего-то стало жутко при взгляде на этого незнакомца, и я, само собой разумеется, окликнула его.
Что тут было « самого собой разумеющегося», я не поняла, но уточнять не стала, чтобы не выглядеть трусихой.
А мисс Дюмон не заметила моего замешательства, всерьез увлекшись рассказом. Похоже, что внимательных и сочувствующих слушателей у этой странной истории всегда было слишком мало…
— … Он сначала удивился и ничего не ответил. Тогда я спросила его: «Вы, наверное, тоже пришли, чтобы принести ему цветов, да?», и тогда он смягчился и признался, что действительно хотел навестить могилу Нингена. Он называл его еще так странно — Ноэль, — нахмурилась мисс Дюмон, и сердце у меня кольнуло болью мистического узнавания. Имя было смутно знакомым, но я никак не могла вспомнить, где могла его слышать. — Мы разговорились. Я сказала, что боюсь собак, и он ответил, что они тоже его не любят — начинают лаять и скулить, как только его увидят, а потом разбегаются. Помнится, я тогда немного рассердилась — на что ему жаловаться! И сказала, что лучше б эти отвратительные твари тоже меня боялись. Он засмеялся, а потом вдруг заявил, что я ему понравилась, и отдал мне этот свисток. И пока я разглядывала подарок и думала, как бы вежливо отказаться, незнакомец ушел, — с легкой грустью подытожила мисс Дюмон. — Он был очень странным, этот незнакомец. Даже имя свое мне не назвал, хотя и спросил мое. Я поначалу решила, что это какой-то друг Нингена, который знал его при жизни. Может, островитянин — свисток ведь явно не аксонцы делали, да и не марсовийцы. Но Эсти сказала потом, что наблюдала за мной почти всю церемонию, но никаких незнакомцев в черном не видела. И после этого… — мисс Дюмон слегка покраснела — впервые с момента нашего с нею знакомства. — И после этого я решила, что встретила призрака.
И она торжественно замолчала.
Эллис смущенно кашлянул, оглянулся на меня и только потом заговорил.
— Что ж, мисс Дюмон, полагаю, у нас нет оснований не верить вам. Но теперь, пожалуй, перейдем к делу… Думаю, что именно с помощью этого свистка вы оглушили собаку в галерее Уэста в ту роковую ночь. Насмерть перепуганное животное не выдало вас лаем — ни когда вы прошли в здание, ни когда сняли картину с положенного места, ни когда тихо вышли через черный ход. Следом за вами в галерею проник кое-кто еще. Он не обнаружил картину, зато нарвался на сторожа — и убил его. А Лоренс, не раз видевший ваше грозное «оружие», сразу узнал его действие, когда увидел дрожащую собаку — и решил, что убийцей были вы. Поэтому он молчал о своих подозрениях, даже когда по ложному обвинению был арестован его отец. Но в конце концов муки совести сломили беднягу Лоренса, — с притворной жалостью вздохнул Эллис. — И он решил взять вину за все на себя. Подписал признание и в краже, и в убийстве, и в мошенничестве с целью получения страховки. С учетом отягчающих обстоятельств и дачи ложных показаний в самом начале следственных действий Лоренс Уэст мог схлопотать в лучшем случае двадцатилетнее заключение в тюрьме Кроу-Рок, но скорее всего его приговорили бы к смертной казни.
