Полночь прижала губы к бледной щеке Зимы и что-то зашептала.
– Что пошло не так? – спросила Тана, просто чтобы все продолжали говорить. Она пыталась думать, борясь со страхом, пыталась планировать. Если она хочет вернуть метку, то должна остаться наедине с Эйданом. Могут возникнуть проблемы, если он передаст ей метку у всех на глазах.
– Наконец Полночь убедила Эйдана, что все будет в порядке, – сказал Руфус. – Мы подождали, чтобы инфекция попала в кровь, затем при помощи иголок и трубок, которые она привезла, взяли у Зимы немного крови. Простерилизовали иглу зажигалкой. Знаю, это не лучший вариант, но они же брат и сестра… Полночь выпила крови. И умерла.
– Она умерла, – сказал Эйдан. – Так же, как и я. Она умерла, и мы смотрели, как она умирает. Даже снимали на видео. Это продолжалось сорок минут.
Тана вздрогнула, представляя, как Эйдан, оставшись один, считал удары своего сердца и ждал смерти. Он изменился. Его лицо, такое знакомое, превратилось в маску. Тана видела новорожденную тварь, которая смотрела на нее его глазами.
– Это было ужасно, – сказал Руфус. – Но она этого хотела. Она велела нам это сделать и кричала, чтобы мы продолжали снимать.
– А когда она проснулась, то была очень голодна, – на лице Эйдана появилось странное выражение. Он словно вспоминал знакомое ощущение. – Просто сгорала от голода.
– Билл подошел слишком близко, и она прыгнула, – сказал Руфус, понижая голос, как будто от этого его рассказ становился не таким страшным.
– Он пытался вырваться, – продолжал Эйдан, – но рана стала только больше. Я пытался ее оторвать. Я пытался. Но потом запах крови стал слишком сильным, и я…
Тана вспомнила, как выглядели запястья Билла, и поняла, о чем он говорил. Она задумалась: изменился ли Эйдан после обращения или он всегда был таким, просто теперь пропали причины сдерживаться?
– Мы не хотели, – Полночь вскинула голову. – Но голод до сих пор пожирает меня изнутри. Я вижу только кровь. Чувствую только ее запах, – она встряхнула брата; его голова моталась из стороны в сторону, как у сломанной куклы. – Просыпайся, Зима. Больше никаких дней рождения, помнишь? Все получилось, как мы хотели. Теперь нужно только, чтобы ты проснулся.
Тана сделала глубокий вдох. Вся ситуация балансировала на лезвии бритвы.
– Зима вызвался быть следующим, – теперь говорил Руфус, и Тана попыталась сосредоточиться на происходящем. – Он доверял ей. Но она не остановилась, продолжала пить кровь, и мы не знали, что делать. Зима потерял сознание, он дышал, но все тише и тише. Кристобель поняла, что все вышло из-под контроля, и попыталась заставить Полночь отпустить его.
– А что делал ты все это время? – спросила Тана Руфуса. Он икнул.
– Я продолжал снимать. Я не думал… – он замолчал, так и не сказав, о чем именно он не думал. Что Полночь сошла с ума? Что Зима умирает?
– А потом? – Тана встретилась взглядом с безумными глазами Полуночи.
– Они хотели отобрать у меня брата, – сказала Полночь. – Но мы не должны расставаться.
– Ты знаешь, что происходит с трупами? – закричал Руфус. – Они раздуваются! В них заводятся мухи! Они воняют! Чем дольше ждать, тем будет хуже.
Тана задумалась: сколько тел он видел раньше, сколько ему пришлось перетаскивать с места на место и сколько из них принадлежало его друзьям? То, что он говорил, звучало сухо и практично, но что-то в выражении его лица выдавало, что ему не все равно.
А где сейчас тело Зары? Ее уже успели похоронить или отнести к воротам? А может, она лежала, завернутая в одеяло, в соседней комнате? И кто это сделал – Руфус или Кристобель до того, как начала закрашивать окна?
И больше всего Тану интересовало: неужели после всего, что случилось, кто-нибудь из них все еще хочет стать вампиром?
– Я помогу, – сказала Тана, отпустив руку Эйдана, и встала. Если все займутся делом, возможно, ей удастся поговорить с ним наедине. А если не получится, все равно нужно выбираться из дома. С меткой или без нее.
– Зима останется со мной, – Полночь погладила брата по волосам.
– Это отвратительно, – сказал Эйдан.
Полночь посмотрела на него страшными, безумными глазами:
– Он мой!
– Хорошо, мы оставим его, – Руфус направился к двери. Тана последовала за ним, задержав дыхание, стиснув нож в руке, ожидая, что холодные руки схватят ее и потащат обратно. Когда этого не случилось, она обернулась к Эйдану и подняла брови.
– И ты тоже. Мы одни не справимся.
– Когда вернетесь, – тихо сказал он ей в коридоре, – нужно будет поговорить.
Тана помогла завернуть Билла Стори и Зару в одеяло и перенести в другое место. Тело девушки лежало на диване в холле и выглядело так, будто она вот-вот оживет.
Люди – хрупкие существа. Они умирают каждую ночь в каждом Холодном городе. Умирают от собственных ошибок, от передозировки, от болезней. Но чаще всего их убивает Смерть.
Смерть до последней капли выпивает тепло из их тел. Смерть не помнит об ограничениях. Старые вампиры могут со временем стать скучными и осторожными, но молодые хотят до беспамятства упиваться кровью.
Каждое утро выжившие жители Холодного города относят своих мертвецов к сторожевым башням. После полудня охранники выходят и вбивают в каждый труп по два серебряных гвоздя – в голову и в сердце. Если на следующий день тела продолжают разлагаться на солнце, их возвращают семьям.
Когда Тана, Руфус и Кристобель привезли тела к башне и положили рядом с другими, солнце уже стояло высоко в небе и безжалостно жгло землю. Они возвращались домой по ярко освещенным улицам, где еще были видны следы прошедшей ночи: дети, вповалку спавшие в переулке, обняв друг друга, чтобы согреться, как медвежата в берлоге; россыпь перьев и пайеток в придорожной канаве; окурки сигарет со следами синей помады; битые бутылки из-под виски, увядшие белые цветы. Они молча перешагивали через все это, Они слишком устали. Пение птиц вдалеке и лепестки цветов, осыпающиеся из садов на крышах, наполняли воздух звуками и запахами. Тана хотела спать, но сейчас Эйдан был наиболее уязвим. И, после того, как она протащила тела его жертв по улице, она хотела вернуть себе метку.
Вернуть метку и отвесить ему пощечину.
Эйдан сидел на голом матрасе в комнате наверху. Окна были закрыты мешками для мусора, и Тана вспомнила, как все это началось на ферме Лэнса. Он листал пожелтевшую книгу в бумажной обложке, которую нашел где-то в томе. Это был сборник Дилана Томаса[10]. Он поднял взгляд на Тану, улыбнулся и отбросил книжку. Она вспомнила, как изменилось лицо Билла, как посинела его кожа. Она не знала его, но он был бы жив, если бы не Эйдан с его постоянным желанием всем угодить. Эйдан, превративший девушку в чудовище только для того, чтобы сделать ее счастливой.
…Зара. Красавица Зара с двумя ранками на шее. Готовясь к смерти, она сделала высокую прическу и надела красивое платье. А они выкинули ее, как мусор.
И Эйдан, на котором лежала вина за смерть трех человек. Эйдан, ставший чудовищем…
– Я не могу тут оставаться, – сказала Тана, остановившись на пороге. Эйдан покачал головой, щурясь от света, проникавшего из коридора. Свет был ему неприятен, но, судя по всему, не причинял боли.
– Она смотрит видео, которое снял Руфус. Снова и снова пересматривает, как я ее кусаю, как она говорит о восхитительной боли и преображении, произносит «это мое тело, это моя кровь». Смотрит, как убивает Зиму. Снова, и снова, и снова. А его тело лежит прямо рядом с ней и разлагается. Я не могу этого вынести. Я продолжаю вспоминать, как там, на ферме, умирала Кристин и каким чудовищем я стал. Я не могу перестать об этом думать, – он трижды ударил себя по голове, будто надеясь, что демоны покинут его. – Когда она умирала… Никогда не видел ничего ужаснее. Она умирала вместе с остальными, все они умирали… Ты не представляешь, как это ужасно.
– Кристин? – переспросила Тана, но потом вспомнила блондинку в собачьем ошейнике. Новую девушку Эйдана.
Тана села на край матраса и положила руку ему на спину. Почувствовала гладкую холодную кожу под футболкой.
– Тебе станет лучше. Ты просто еще не привык. Потребуется время, но у тебя впереди вечность.
– Я не хочу к этому привыкать, – сказал он. Тана вспомнила троих вампиров, сгоревших на площади, и то, что сказал о них Зима. «Они не могли больше выносить самих себя». Сегодня утром она тоже слышала крики, доносившиеся с площади.
– Тебе придется, – твердо сказала она. – А еще тебе придется отдать мой залог.
– Ты мне не доверяешь?
– Друзей не шантажируют.
– Тана, ты не можешь оставить меня, – сказал Эйдан. – Обещай, что не оставишь меня.
Помолчав, она ответила:
– Я пробуду тут как минимум восемьдесят восемь дней. Я же заразилась, если ты не забыл.
