нечем, а в голове бродит какая-то несообразная чушь.
«Желтый дьявол, — бродит почему-то там, — Зубы желтого… Зубы желтого обломаны…».
(Название какой-то трилогии из далекого детства, что-то патриотическое, про самураев и пограничников, про озеро Хасан и сопку Безымянную…)
Он мучительно возится на полу, все еще надеясь встать, и смотрит на наследника, потому что ничего другого нет у него в желтом тумане перед глазами. Как наследник шарит лупой по очередной дряхлой бумажке. Как бережно бумажку свою поднимает и смотрит ее напросвет. Как улыбается мерцающей своей, слабой, но довольной улыбкой.
Видимо, ему удаётся подняться: он обнаруживает себя в коридоре — еле передвигая онемевшие ноги, он ползет вдоль стены, распластавшись по ней грудью, срывая одну за другой гравюры в багетах за стеклом, развешанные на уровне лица…
Потом гостиная, где он лежит на ковре, рядом со столом красного дерева, скомканная скатерть — под головой, жена со шприцем, розовые губы шевелятся, глаза стеклянные от слез, молодая еще совсем, девчонка, всего шесть месяцев как женился, ее еще драть и драть…
— Желтый, — говорит он, и это его последние слова, — Зубы желтого. Зубы желтого обломаны!
Сцена 19. Матвей Аронович Вул
СЮЖЕТ 19/1
Декабрь. Пятница
— Ну и ночка получилась, распронаетить-ее-по-полам-с-дерьмом!
С такой вот энергичной, но малоинтеллигентной фразой на устах или, правильнее было бы сказать, — в мыслях своих просыпается (очухивается? оклемывается?) Матвей Аронович Вул, более известный среди друзей и знакомых как Велмат, то есть Великий математик.
Утро еще не начинается по-настоящему, однако же ночь (жуткая ночь, бредовая ночь) уже основательно призадумывается и звезды над дальней лесопосадкой бледнеют в предчувствии неизбежного рассвета. Семь утра. Уныло-тухлая капель прекращается совсем, но и мороз настоящий пока еще не наступает, только прихватывает тоненьким ледком края луж на дороге, а сосульки, свисающие с крыши, делаются больше и выглядят самоуверенно — не то что вчерашним вечером. Комната за ночь выстужается основательно.
Вадим пластом лежит на кровати, уткнувшись носом и лбом в стену, одеяло поверх него выглядит плоским, как будто ничего под этим одеялом нет, только торчит из-под одиноко и трогательно — босая нога с грязноватой ступней и огромной костлявой пяткой. Тулуп валяется на полу, распахнув лохматые внутренности. Жуткая ночь. Чадная ночь.
СЮЖЕТ 19/2
Когда они приезжают сюда, Вадим все время мерзнет, его бьёт крупная дрожь, по лицу катится пот, а руки ледяные, словно гусиные лапы. Он все время подбрасывает и подбрасывает дрова в печку, в конце концов в комнате делается невыносимо жарко, тянет по дому угаром и дымом, а он все равно мерзнет, и трясётся, и подбрасывает, и в конце концов натягивает на себя овчинный тулуп, который Матвей специально достаёт для него из дедовского сундука. Но и тулуп этот не помогает ему тоже.
И он пьян. Он пьян уже с вечера, когда Матвей заехал навестить его — на всякий случай, голос Вадима не нравится ему по телефону: пьяный, надтреснутый голосишко. De visu Вадим оказывается еще даже хуже, чем его голос по телефону. Нет Вадима. Совсем. Перед Матвеем вихляется и ерзает, поминутно теряя равновесие и чуть не падая со стула, расхристанный, потный, белолицый с красным носом человек, отдаленно напоминавший, правда, Вадима, но не Вадим, а на него карикатура. Он дома один, и он вдребезги пьян — давно и горько, словно пьет уже добрую неделю смертным запоем (хотя вчера еще по телефону вполне человекообразен и даже шутит в обыкновенной для себя манере).
— А Софья Ефимовна где?
В ответ на этот вполне невинный и даже естественный вопрос он еще более перекашивается лицом, многозначительно мотает пальцем у Матвея под носом (в смысле: «Не-ет, голубчик… не получится у тебя и не надейся даже»), а потом и вовсе показывает фигу — чтобы никаких уже сомнений в отрицательном ответе не оставалось. Матвей сначала не понимает, почему такие тайны, но понимает однако сразу же, что мамы Вадимовой дома нет, давно нет и, видимо, не скоро будет, а поэтому придется ему, Матвею, здесь сидеть, сидеть и сидеть, потому что оставлять Вадима в таком виде одного попросту безответственно, а Матвей, при всех своих недостатках, полагает себя человеком ответственным. Поэтому — остаётся и допивает вместе с Вадимом большую бутылку синеватого терпкого водянистого дерьма, а потом еще одну бутылку дерьма (какую-то древнюю наливку из затхлых запасов), и — ночка летит…
СЮЖЕТ 19/3
Слава Богу, хоть в собеседниках Вадим не нуждается. Он все время говорит сам, сам к себе сочувственно прислушивается, сам над своими рассказами хихикает, сам себя перебивает, пару раз принимается плакать, но сам же эту свою слабость и пресекает без всякой пощады. Три — совершенно не связанные — истории причудливо переплетаются в его бормотании.
Одна, видимо, вполне реальная — про страшного дьяволоподобного человека, про Сатану с жалом вместо указательного пальца — знакомая уже Матвею кавказская история про угрозы и требования (но теперь из нее, в частности, получается, что Вадиму не просто грозили, как он рассказывал об этом раньше, а еще и пытали его какой-то поганой пыткой).
Вторая история без начала и конца, про то, как некая компашка пытается выйти из перевернувшегося джипа (на Бермамыте? в Каменномосте? — в общем, все там же, на Кавказе) выходит, выходит и все никак выйти не может, до такой степени все переломались пока летели, а некоего огромного гражданина вообще выносят на руках, он сломал себе шею и умер, и большой охотничий кинжал (между прочим, незарегистрированный) вылетает у него из ножен у пояса и с лязгом скачет по камням. И все, похоже, что тоже уже мёртвые, и среди них тот Сатана с переломленным указательным пальцем… и он, вдруг, открывает глаза и молча смотрит на Вадима. Все довольно правдоподобно и даже вполне жизненно, непонятно только — к чему и зачем.
А третья история совсем странная. Там фигурирует Юрка Полиграф, пасмурная ночь с дождем, казино Мираж на Петроградке, карточный стол для покера, неприятный какой-то человек, который сидит с ними рядом за столом и всё время им проигрывает. И вдруг поблизости от них каким-то волшебным образом образуется Жанка с большой пачкой долларов… но, в обмороке и с белыми закаченными глазами.
А потом появляются еще какие-то люди, двое, тоже невесть откуда взявшиеся, плачущие над трупами из джипа и произносящие угрозы в адрес Вадима, и обвиняя его в их убийстве.
